– Знаю, разумеется. Но мне надо дописать сцену, в которой герой одолевает наконец мерзавца. А также описать любовный акт между двумя главными персонажами.

– Думаю, теперь, когда вас никто не станет отвлекать и вы сможете спокойно сосредоточиться, это будет несложно. Вам удается замечательно передавать переживания героев, и я уверена, что уж в романе с названием «Спящая возлюбленная» у вас не возникнет трудностей с описанием любовных сцен.

Мэдисон широко улыбнулся:

– Но спящая возлюбленная – это не женщина.

– А кто же – мужчина?! – оторопело спросила девушка.

Картер громко засмеялся, но, услыхав ее предупредительное «ш-ш-ш!», сдержал смех, а глаза его улыбались.

– Такого просто не может быть с героем Картера Мэдисона, – промолвил он наконец, притворяясь обиженным. – В моем романе слово «возлюбленная», а правильнее было бы сказать даже «возлюбленное», напрямую связано с чувством долга главного действующего лица. Именно это чувство он пестует в себе. Оно ведет его к цели, руководит всеми его поступками. Но вот однажды он встречает женщину своей мечты, и чувство долга отступает на второй план. Впрочем, в романе все это станет понятным лишь на последних страницах.

Слоун не осознавала, что оказалась в ловушке между Картером и стеной, пока не уперлась в эту стену затылком. Подняв глаза, она посмотрела на Мэдисона.

– Так чем же дело кончится? Что выберет ваш герой? – поинтересовалась она. – Бросит женщину?

Картер пожал плечами, внимательно разглядывая ее лицо, полускрытое тенью. Ее кожу обжигало его теплое, ароматное дыхание.

– Думаю, я оставлю героя наедине с его размышлениями на этот счет. Пусть сам примет решение, но есть еще и героиня. Сможет ли женщина любить мужчину, зная, что он себе на уме и что из их любви ничего не выйдет?

Слоун едва сдерживала себя, чтобы не прижать к груди руки – ее соски вновь напряглись.

– А может, она не будет очень сильно его любить, – предположила девушка. – Может, он заставит ее?

Картер отрицательно покачал головой, не сводя с нее глаз:

– Нет, это исключено. Он же герой, не забывайте этого. А герои никогда не берут женщин силой. К тому же он знает, что она тоже страдает от неопределенности – как и он сам.

– Неужели? – спросила Слоун.

– Я почти уверен в этом.

– Так, значит, у романа будет грустный конец?

– Нет, скорее это будет не грусть, а горькая радость.

– Не думаю, что мне захочется его прочитать, – призналась девушка.

– Зато вы можете мне помочь написать последние страницы.

Картер был уже так близко от Слоун, что она чувствовала жар его тела. В стеклах его очков она увидела отражение своего испуганного лица. А затем с удивлением осознала, что ее губы сами собой приоткрылись, а глаза заволокло дымкой – словом, ее лицо приняло выражение лица женщины, ожидающей поцелуя.

Черт, тема их разговора была настолько двусмысленной, что она потеряла над собой контроль! Тряхнув головой, Слоун осторожно выскользнула из ловушки, образованной его руками и стеной, и бросилась к ступенькам.

– Я провожу вас наверх, – выдохнула она.

– Слоун! – Даже если бы он не схватил ее за запястье, одно это обращение по имени, как к старой знакомой, поразило бы ее. Он произнес ее имя так, словно читал стихи. Девушка поглядела на его руку, сжимающую ее запястье, а затем перевела взгляд на лицо Картера. – Думаю, мне по силам отыскать комнату в конце коридора, – промолвил он, не сводя с нее глаз. – Тебе не стоит беспокоиться.

– Тогда увидимся за завтраком, – торопливо проговорила она. Интересно, он чувствует, как бешено бьется ее пульс? – Завтрак я подаю между половиной восьмого и половиной десятого.

– В постель?

У Слоун словно комок застрял в горле; Картер по-прежнему крепко держал ее руку. Она представила себе, как его сильные пальцы, сжимающие ее запястье, ласкают ее грудь и ей наконец становится легче. Слоун чувствовала, что буквально тает от его прикосновения.

– Что вы имеете в виду? – хрипло спросила она.

– Вы подаете завтрак в постель?

– Ну… если гость предпочитает не спускаться в столовую, я могу принести поднос с завтраком в его… ее… в комнату гостей, – договорила хозяйка.

– Я предпочитаю, – произнес он медленно, глядя ей в глаза.

Глава 2

Стоя у окна в своей комнате, Картер наблюдал за тем, как Сан-Франциско – потрясающей красоты город – встречает утро. Ему был виден угол Юнион-стрит, на которой располагались самые модные магазины, галереи и рестораны.

Солнца не было. Лишь сероватый утренний свет наступал на ночную тьму, открывая взору Мэдисона все новые и новые подробности городского пейзажа. Однако пасмурная погода совсем не соответствовала его настроению.

Ему казалось, что в жизни у него еще не было так солнечно на душе, как в этот день.

Однако переполнявшее его счастье заставляло Картера испытывать вину, чувствовать себя еще большим негодяем, чем самые отпетые сказочные злодеи.

Молодой человек все еще не оделся. Обернувшись через голое плечо на свою кровать, он обратил внимание на то, что она хранит отпечаток его тела. Спал он отлично, как убитый – так обычно спят люди с чистой совестью, которых не мучит чувство вины. Правда, не сказать чтобы он быстро заснул. Нет. Но как только ее образ стал меркнуть в его сознании и он Понял, что не может ничего с этим поделать, Мэдисон зажмурил глаза и тут же уснул. А пробудившись, почувствовал, что его лицо растягивается в широкой, довольной улыбке, и ему тут же стало стыдно. Дело в том, что героиней его сновидений была вовсе не Алисия.

Работа. Вот что ему необходимо! Тяжелая, изнурительная, захватывающая все его существо, все его мысли! С сожалением бросив в окно последний взгляд, писатель подошел к небольшому квадратному столику посреди комнаты и поставил на него пишущую машинку. И когда он снял с нее чехол, вложил в каретку девственно чистый лист, достал из папки четыреста с лишним страниц своего незавершенного творения, уложил их справа от машинки и нацепил на нос очки – только тогда Картер Мэдисон занял свое место у рабочего стола. И уставился в пространство перед собой.

Господи! Был ли он хоть раз за свои тридцать четыре года так поражен видом женщины, как прошлой ночью? Нет! Картер был в этом уверен. Иначе он бы вспомнил.

Она была чертовски мила, когда стояла в дверях босая и со спутанными волосами. Вот только халат был ужасен – бледно-голубой, шерстяной, под стать какой-нибудь старой деве. А из-под халата высовывался подол бледно-желтой нейлоновой ночной сорочки. Мэдисону в жизни бы не пришло в голову, что такой костюмчик вообще может вызвать у него какие-нибудь чувства, кроме отвращения, но именно в этот, самый первый миг их встречи он ощутил, как в нем медленно поднимается волна желания.

Проследовав за ней в кухню. Картер уже и вовсе перестал думать о хозяйке просто как о «милой» девушке. Когда Слоун наклонилась к комоду, чтобы достать из ящика льняную салфетку, молодой человек сразу же живо представил себе обнаженное – стройное и податливое – тело под этим уродливым голубым монстром.

Мэдисону не сразу удалось проглотить кусок сандвича. От волнения у него и так пересохло в горле, а уж когда он заметил острые, выступающие бугорки на полукружьях грудей, он вообще едва не подавился. Впрочем, он не питал никаких иллюзий и не рассчитывал, что ее соски напряглись из-за его невероятного мужского обаяния. Просто в кухне было очень холодно. Вот и все. Но какова бы ни была причина, он не мог оторвать глаз от ее груди и лишь огромным усилием воли сдержал себя и не пустил в ход руки.

Однако еще больше его поразили глаза Слоун. Они были прекрасны – нежного серо-голубого цвета. Мэдисон был уверен: она и не знала, что ее глаза способны многое рассказать о ней. В них пряталась грусть. Боль. Отчаяние. Усталость. Она была похожа на маленького зверька, которого прежде так часто били, что он боится вновь получить тумака.

Именно это остановило его. Не будь ее взгляд таким затравленным, он обязательно поцеловал бы Слоун, когда они стояли у лестницы. Да, поцеловал бы! Лишь выражение ее лица остановило его. Он вдруг подумал, что она может его выгнать.

К этому моменту он абсолютно забыл об Алисии, Горячее, пульсирующее желание наполнило Мэдисона, и ему казалось, он просто с ума сойдет, если немедленно не дотронется до Слоун. В висках у него стучало, все здравомыслие куда-то улетучилось. И не только здравомыслие. Но и чувство долга, ответственности, моральные принципы… Ну и черт со всем этим! Разум Мэдисона уже замолчал, всей его сущностью управляло одно тело. Ах, если бы не этот ее испуганный взгляд!

Вскочив из-за стола, он принялся метаться по комнате, как тигр в клетке, поминутно вытирая вспотевшие ладони о штанины, потому что от одной мысли о Слоун его вновь бросило в жар.

– Ах ты сволочь! – прорычал он, обращаясь к самому себе. Ведь судя по всему, Слоун Фэйрчайлд была порядочной женщиной, которая пришла бы в ужас, узнай она, что за мысли лезут ему в голову. – Подумай только, ты же обручен с ее лучшей подругой! – напомнил он собственной персоне с отвращением. – Ты приговорен, старина!

Картеру подумалось, что он заговорил бы совсем по-другому, если бы был приговорен к тому, чтобы провести месяц со Слоун.

Но рукопись звала его, манила к столу.

– Понял, – громко проговорил он, будто устыдившись себя самого. – Я для этого сюда и приехал. Работа – вот что у меня на первом месте!

Сцепив пальцы в замок, Мэдисон вытянул руки вперед, а затем уселся за стол. Он молча смотрел на чистый лист бумаги, положив пальцы на клавиши машинки. И вдруг ему в голову пришла неожиданная мысль. А как поступил бы его герой, если бы приехал ночью в дом к красивой женщине, которая вышла его встретить, не успев даже толком одеться?

– Глупый вопрос, – насмешливо пробурчал себе под нос Картер. – Это же литература. Как захочешь, так твой герой и поступит.

Тем не менее он дал волю своей фантазии. Если бы он был Грегори – главным персонажем, а не Картером Мэдисоном, весьма порядочным и сдержанным молодым мужчиной, то, конечно, направился бы за мисс Фэйрчайлд в кухню. А увидев, что ее соски напряглись, Грегори наклонился бы к ней через стол, взял бы ее грудь в руку и ласкал до тех пор, пока она не отвердела бы, а сосок не стал круглым и твердым, как жемчужина.

"Картер, это безумие», – твердил его разум.

"Не важно, – возражало его желание. – Это не больше чем фантазия. К тому же тебя ведь не повесят за фривольные мысли».

Грегори – да тот смахнул бы все со стола, поднял ее и…

Нет, нет, нет! Так дело не пойдет! Это неэстетично!

На полу? Но там слишком холодно. И тоже некрасиво!

– Погоди-ка, кажется, я придумал! – тихо сам себе сказал Картер.

…Грегори медленно поднял бы ее со стула, поставил на ноги. А она бы стеснялась, зажималась и слабо сопротивлялась. Но как только его губы коснулись бы ее губ, Слоун всем телом прижалась бы к нему… Вот Грегори обнимает ее, страстно целует, проникая языком в теплую сладость ее рта, а затем, не выпуская из своих объятий, подводит и сажает ее на тумбочку. Сначала она пытается остановить его, но он развязывает пояс халата, и Слоун больше не вырывается. Грегори не спеша разводит в стороны полы ее халата и видит… желтую ночную сорочку… возможно, такую же уродливую, как и это голубое чудовище…

– Черт! – выругался Картер вслух. Он потер глаза, стараясь думать о Грегори и его проблемах, но собственные проблемы рвались наружу из тесных джинсов, и он ничего не мог с этим поделать.

"Не глупи, это всего лишь твоя фантазия.

Представь себе, что на ней и вовсе не было ночной сорочки. Представь, что она…"

…Грегори не спеша разводит в стороны полы ее халата и видит обнаженную грудь, нежные коралловые соски, которые еще больше напрягаются от малейшего прикосновения. Он трогает их и снова целует ее. Мнет их. Дразнит. А потом опускает голову и начинает ласкать один сосок губами. Слоун уже обезумела от его ласк, она тихо постанывает, сжав его тело ногами. И когда он отпускает сосок, последний раз проведя по нему языком и оставив на ее пылающей коже влажный след, она протягивает руку и…

– Мистер Мэдисон!

– Что?! – заорал он в ответ, вскакивая со стула и опрокидывая его, отчего все его бумаги разлетелись в разные стороны. Картер схватился за очки и чуть не сломал оправу.

В дверях стояла Слоун, держа в одной руке серебряный поднос с завтраком, накрытый салфеткой, а другой рукой вцепившись в дверную ручку.

Девушка нервно облизнула губы – Мэдисону уже был знаком этот жест. Он заморгал и затряс головой, стараясь отогнать от себя наваждение и делая вид, что его возбужденная плоть в тесных джинсах вовсе не пылает от вожделения. Еще он делал вид, что в его буйных фантазиях вовсе не Слоун Фэйрчайлд занимает сейчас главное место. Ему не удалось ни то, ни другое.