Вскоре он убедился, что Инга всерьёз оказалась намерена следовать данному слову. Как полагается примерной спутнице, она держала его под руку и не отходила ни на шаг. И даже когда они уже сидели в зрительном зале и Феликс вдруг решил поменяться с ней местами, чтобы по другую сторону от девушки оказалась интеллигентного вида пожилая дама, а не молодой мужчина, не вызывающий своим видом никакого доверия, Инга не возразила. Правда, глаза закатила, показывая, что думает о такой предосторожности, больше похожей на паранойю, но спорить не стала.

А потом подняли занавес, и Инга, похоже, забыла обо всём на свете. Феликс был уверен, что она прекрасно помнит сюжет и знает, чем закончит злосчастный тщеславный Макбет и его жестокая супруга. И Шекспира наверняка читала, и, насколько он понял, на всех операх Верди уже бывала. Однако сейчас она смотрела на сцену так, словно впервые узнавала эту историю. Взволнованно сжимала руки, безмолвно шевелила губами, мысленно исполняя партии вместе с актёрами, а в особенно драматичные моменты, кажется, едва не забывала дышать.

Поначалу Феликс ещё старался честно сосредоточиться на сцене, но потом мысленно махнул на это рукой и окончательно переключился на более занимательное с его точки зрения зрелище. Инга подалась вперёд и сидела почти на самом краю кресла, совсем не соприкасаясь со спинкой. Ему открывался ещё один плюс выбранного девушкой платья — вырез на спине. Не настолько глубокий, чтобы выглядеть вызывающим, но удачно разбавляющий первое впечатление о строгости наряда.

Он не собирался отвлекать Ингу от спектакля, но ближе к концу всё-таки не выдержал. Сначала просто положил руку ей между лопаток, туда, где заканчивался плотный серый шёлк и открывалась нежная бархатистая кожа. Инга бросила на него мимолётный вопросительный взгляд, но ничего не сказала и не откинулась на кресле, чтобы воспрепятствовать его порыву. Уже смелее провёл ладонью вдоль позвоночника, очертил контуры лопаток и, по-прежнему не встретив возражений, продолжил выводить хаотичные узоры.

Инга сначала напряжённо выпрямилась, натянулась, как струна, но, поняв, что он не переступает границы дозволенного и продолжает ласкать только обнажённый участок спины, успокоилась. Кажется, снова полностью сосредоточилась на происходящем на сцене и уже не обращала внимания на ненавязчивые поглаживания.

Однако как бы её ни увлекло представление, первые сказанные слова, когда они вышли из театра, были совсем о другом:

— Думаешь, за нами следили?

— Следили? — мелькнувшее удивление быстро сменилось настороженностью. — С чего ты взяла? Что-то показалось подозрительным?

— Нет, но… Иначе зачем ты… — она вдруг смутилась, замолчала, не договорив фразу, а потом посмотрела с неподдельным укором. — Ты ведь обещал!

— Инга, я не говорил, что стану притворяться джентльменом до мозга костей. Обещал только не делать ничего, что тебе не понравится. Тебе было неприятно?

Вопрос явно застал её врасплох. Свойственная Инге прямота не позволяла соврать и ответить утвердительно, но и признавать обратное она не торопилась.

— Какая разница? — неуклюже постаралась она замять тему. — Ты выходишь за рамки оговорённых условий! Это…

— Что? — весело улыбнулся он, уверенно приобняв спутницу за талию — сейчас, когда вокруг беспорядочно толпился расходящийся из театра народ, она не могла ничего возразить на эту вольность. — Нарушение договора, которое повлечёт за собой штрафные санкции? Ты сама замечала, что когда волнуешься, начинаешь говорить слишком официально?

Заметив подогнанную водителем машину, Инга вздохнула с нескрываемым облегчением и, едва устроившись на сидении, повторила попытку перевести разговор.

— Ты не любишь оперу? Мне показалось, тебе было скучно.

— Ничего страшного, — предупредительным светским тоном уверил он и вполголоса добавил: — Я ведь нашёл себе занятие по вкусу.

Инга одарила его очередным укоризненным взглядом и отодвинулась подальше к окну. Она явно чувствовала себя неловко перед водителем. Феликс ощутил укол совести. А может, это был голос здравого смысла — не стоило слишком её дразнить, а не то снова замкнётся, перестанет доверять. Она ведь не флиртует и не набивает себе цену — смущается всерьёз и всерьёз не намерена переводить отношения из деловой плоскости в более приятную. Но как же сложно разыгрывать с ней влюблённых, а на самом деле сдерживаться!

— Вокальные партии хороши, — снова заговорил он, на этот раз решив действительно последовать заданной Ингой теме. — Но не могу назвать себя ценителем трагедий. Ты никогда не задумывалась, что в любой из них герои в большинстве могли бы остаться живы, если бы думали головой, прежде чем что-то сделать?

— Чета Макбет пострадала из-за тщеславия и жадности, а не из-за глупости, — возразила Инга, охотно вступая в дискуссию. — У них не хватило благородства, а вовсе не ума.

— Неправильно оценивать собственные силы — это тоже одно из проявлений глупости, — поделился Феликс размышлением. — Не можешь — не берись. А благородство — черта условная. Кто остаётся в победителях, тот и объявит себя и честным, и благородным, и прочим добром во плоти. Разве не так всегда делается?

— Нет! — Инга уверенно покачала головой. — Тот, у кого нет ничего, кроме силы и жадности, изначально не способен победить… По крайней мере, побеждать раз за разом. Любой человек притягивает то, что сам несёт другим.

— Ты серьёзно в это веришь?

Высказанная ею мысль царапнула. Не то чтобы неприятно, но поспорить захотелось. Или просто глубже обдумать.

— Верю, — искренне ответила Инга. — А ты разве нет? Хотя бы в глубине души? Если по-честному, разве ты, когда проявляешь заботу о людях, делаешь это только для того, чтобы заручиться их преданностью? И ничего больше?

— Ты сейчас хочешь сказать, что я несмотря ни на что — хороший человек? Или хочу им быть?

Инга помолчала. Машина мягко затормозила перед сияющим огнями рестораном, но он не тронулся с места — хотел услышать ответ.

— Ты разный, — наконец задумчиво проговорила она. — Может быть, именно поэтому до сих пор избегаешь бесповоротных поражений?

* * *

На крыльце ресторана она вспомнила, что не следует выбиваться из образа, особенно здесь, где наверняка можно столкнуться со знакомыми Феликса. Решила, что проще будет изображать для посторонних беззаботную прожигательницу жизни и чужих денег, значит, этой линии надо и придерживаться. Вовремя вспомнила. Уже на входе Ветрова кто-то окликнул. Инга как раз успела нацепить на лицо подходящую случаю улыбку и томно прижаться к спутнику.

— Какие люди! — тучный, явно подвыпивший мужчина беспардонно преградил собой путь.

— Давно не виделись! — Феликс с видимым, даже демонстративным радушием протянул знакомому руку. — Как жизнь?

Тот что-то ответил, но Инга не вслушивалась в разговор. Ей было не по себе под любопытным ощупывающим взглядом. Случайный собеседник умудрялся невозмутимо поддерживать разговор с Ветровым и при этом бесцеремонно глазеть на неё, как на какую-нибудь ярморочную куклу. Даже в закрытом платье в пол Инга вдруг почувствовала себя раздетой. Это становилось невыносимо!

— Котик, ты скоро? — мурлыкнула она, чуть наклонившись к уху спутника, но всё же достаточно громко, чтобы услышал не только он. — Мне скучно.


Феликс улыбнулся краешком губ — то ли его забавляла её игра, то ли порадовала возможность под благовидным предлогом избавиться от разговорившегося приятеля.

— Сейчас пойдём, сердце моё, — ласково отозвался Феликс, снова приобняв её за талию.

Только в этот раз она ничего не имела против. Сейчас тепло знакомых рук успокаивало, дарило поддержку. Инга резко вспомнила, что они находятся в общественном месте, под прицелом десятков чужих глаз, и один не понравившийся ей человек ничего не значит и не несёт никакой угрозы. Растаявшая было уверенность вернулась снова.

— Ладно, Борь, давай, — Феликс в свою очередь воспользовался подходящим случаем и поспешил прервать общение. — Видишь, моя принцесса заскучала.

— Ну ты не пропадай, — наконец-то чуть посторонившись, начал прощаться собеседник. — А давай на выходных к Арсену в сауну махнём, а? Ты со своей девчоночкой, я Ляльку возьму. Отдохнём, пообщаемся не второпях!

Внешне ничего не изменилось. Но Инга почти физически ощутила охватившее Ветрова напряжение. Сильное, тёмное, злое. Обнимавшая её рука сжала почти до боли.

— Боюсь, не получится, — ровно ответил Феликс, выдав своё истинное настроение только мрачным взглядом. — Инга не любит коллективный отдых.

— Что ж, жаль, — собеседник вдруг стушевался, отступил едва ли не виновато. — Ну бывай тогда! Пересечёмся как-нибудь…

Встреча оставила тягостное впечатление. И, похоже, не только у неё. Феликс тоже хмурился и молчал.

К её немалой радости, столики располагались достаточно уединённо, отгороженные друг от друга невысокими изящными ширмами. А их и вовсе провели в самый угол, где попасться на глаза кому-то, кроме официантов, вряд ли представлялось возможным.

Инга думала, что Феликс сядет напротив неё, но он подождал, пока она уютно устроится в уголке, и невозмутимо расположился рядом.

— Не особенно приятные у тебя друзья, — не выдержала Инга, когда их оставили наедине с меню.

— Это не друг. Полезный человек.

— Но вы вместе отдыхаете? По саунам ходите… с любовницами.

Так, стоп! Она снова лезет не в своё дело. Приобщать к подобным развлечениям её Феликс не собирается, это он ясно дал понять, так о чём ещё беспокоиться?!

— Инга, что ты уже себе понадумала? Ну, собирались пару раз, что тут такого? Ничем особо предосудительным мы там не занимались… Да почему я отчитываюсь, будто мы десять лет в браке и ты застукала меня с секретаршей?! — неожиданно взвился он, оборвав самого себя на полуслове.

Точно. Её вопросы выглядели, как ревность. Внезапное понимание вызвало приступ стыда. Что она делает? Кто ей Ветров, и почему она уже не в первый раз влезает в его личное пространство, а потом сама же осаживает обоих, напоминая об истинном положении дел? Есть общее дело, есть роли — и всё. Но если это на самом деле так, почему она настолько остро реагирует на вещи, которые не имеют к ней отношения?

Увлеклась, слишком вошла в роль? Плохая из неё актриса… Можно так себя утешать, но дело ведь не в этом. Просто в какой-то не замеченный ею самой момент у неё сместились понятия о «своих» и «чужих». И Ветров давно уже «свой». Не вынужденный сообщник, а близкий человек. И хуже того — по-неправильному близкий. Не как старший родственник, а… Её мужчина.

Память коварно подкидывала моменты, о которых Инга предпочла бы сейчас забыть. Первый хмельной поцелуй; осторожные, не переходящие рамок допустимого вольности Феликса; невинная, но всё равно до дрожи волнующая совместная ночь… Кроме здравого смысла, ничто в ней ни разу не откликнулось протестом. Только наоборот…

Её глупое самовольное тело теряло всякую чувствительность, когда ей было нужно обратное, отказывалось иметь дело с кавалерами, которые хотя бы условно подходили для романтических отношений, но готово было отзываться на каждую мимолётную ласку человека, с которым у них заведомо нет никакого будущего. Несколько дней или недель, пока не разрешится объединившая их ситуация — и всё.

И ведь она сама усложнила и усугубила ситуацию. Сама настояла на игре в любовников. Доигралась, что теперь какая-то её неразумная часть хочет всего по-настоящему. Остаётся только рассчитывать, что здравый смысл, который до сих пор всё же включался в нужные моменты, и дальше не подведёт. Потому что недолговечные сомнительные интрижки ей не нужны, это уж точно.

— Ты обиделась? — спросил Феликс, когда затянувшееся молчание уже не могло остаться незамеченным.

— Нет. Задумалась, — не совсем искренне ответила Инга.

На самом деле обида была. И парадоксальным образом только усиливалась от понимания, что она первая начала и Ветров имел все основания её одёрнуть. Но мог бы и нормально сказать. В конце концов, у них действительно не десять лет брака за плечами, чтобы демонстрировать ей норов! Но показывать, что он способен её задеть всего парой слов, Инга не собиралась.

— Твой приятель не подумает, что у нас всё несерьёзно, раз ты не хочешь меня знакомить с людьми, которые входят в твой круг общения? — по-деловому осведомилась она. — Может, ради поддержания легенды стоило принять приглашение?


Феликс натянуто хохотнул. Неужели этот разговор и его выбивал из колеи?

— Наоборот. После того как я отказался тебя туда везти, Борька будет уверен, что я влюбился до умопомрачения. А он знатный сплетник, так что скоро все, кого может интересовать моя жизнь, будут в курсе дел.

На короткое мгновение сердце взволнованно трепыхнулось. Влюбился… Бережёт от всех, заботится…