Он проложил дорожку лёгких ласковых поцелуев вдоль ключицы, до того места, где начинался вырез сорочки, и прошёлся обратно уже языком. Руки блуждали по её телу, гладили, сжимали, и каждым новым движением пробуждали взрыв неведомых прежде ощущений, которые отзывались дрожью и трепетом во всём теле.

Инга млела и плавилась в объятиях Феликса, под его губами. Сама казалась себе мягкой, как пластилин, готовый принять любую форму под тёплыми умелыми ладонями.

Почувствовав прикосновение к груди, выгнулась навстречу. Феликс слегка сдавил левое полушарие, обвёл большим пальцем сосок, отчего тот сразу затвердел. Вторая рука пропутешествовала вниз по животу, огладила бедро и снова устремилась вверх, прихватив с собой край сорочки.

— Давай снимем…

Она приподнялась, помогая себя раздеть. Рефлекторно потянулась прикрыть грудь, но замерла под восхищённым голодным взглядом. Нет, когда желанный мужчина так смотрит, невозможно прятаться. Невозможно не почувствовать себя совершенством, невозможно помнить о смущении, о страхах и запретах. Она чувствовала себя цветком, который раскрывается под ласковыми солнечными лучами.

— Прекрасная… — севшим от страсти голосом произнёс Феликс. — Чудесная моя девочка, Инга…

Склонился, желая целовать избавленное от ненужной ткани тело, но Инга успела упереться ладонью ему в грудную клетку. Ей тоже хотелось чувствовать под руками обнажённую кожу, тоже хотелось прикасаться и ласкать. Нашла край его пижамной футболки и потянула, освобождая от одежды и его.

— Так нечестно, — тихо прошептала и не узнала собственный голос. — Ты тоже снимай…

Феликс с готовностью стянул майку и снова приник к ней, уже без дразнящей медлительности, не осторожничая, не сдерживаясь.

Инга растворилась в ощущениях и уже не пыталась сдерживать стоны. Его руки, губы, язык, казалось, были повсюду, но каждое прикосновение рождало желание следующего, любая ласка становилась недостаточной, заставляла хотеть чего-то большего.

Она позволила стянуть с себя трусики и недовольно захныкала, когда Феликс на мгновение отстранился, чтобы тоже избавиться от остатков одежды.

Вид полностью обнажённого мужского тела немного отрезвил, всколыхнувшийся в душе испуг приглушил жар возбуждения. Она не представляла… такого. Вздыбленный орган больше походил на орудие пытки, чем на нечто, способное доставить удовольствие. Слишком большой, слишком… просто — слишком. Она не ожидала. Не думала.

Наверное, Феликс всё понял по её взгляду. Вытянулся рядом, с нежностью привлёк к себе.

— Не бойся. Я не буду спешить…


И он действительно снова целовал и ласкал её, пока она не забыла о страхе. Нашёптывал что-то нежное, но Инга уже не различала слов, не вникала в них, и только почувствовав его руку между бёдер, стыдливо сжалась.

— Не надо так!

— Не бойся, — снова повторил Феликс. Руку чуть отодвинул, но не убрал далеко, продолжил гладить внутреннюю сторону бёдер, ноги, живот… — Тебе будет хорошо. Разреши мне…

И она сдалась, позволила ласкать себя даже там, где сейчас было так неприлично горячо и влажно. Лицо пылало от смущения, под зажмуренными веками расплывались круги, но ни за что на свете она бы не захотела, не смогла отказаться от этого безумия.

В какой-то миг поняла, что уже сама подаётся навстречу его пальцам, но контролировать себя уже не получалось. Где-то в глубине тела зародилось совершенно новое, не похожее ни на что из испытанного прежде, ощущение. Накатывало горячей волной, пока не поглотило её полностью. Она вдруг словно разлетелась на осколки, стала единым целым со всем миром; невесомой, свободной. И в то же время обрела целостность, стала в большей мере собой, чем была когда-либо до этого, если только такое возможно…

Сквозь расслабленную негу Инга чувствовала, как Феликс подхватывает её ноги под коленями, побуждает шире развести бёдра, устраивается между… Но ни страха, ни стыда больше не было.

Скорее ожидание боли, чем сама боль, заставило вскрикнуть.

— Всё, всё… — сбивчивый взволнованный шёпот ожёг ухо. — Хорошая моя, сейчас станет лучше… Очень больно? Инга…

Нет, больно не было. Тесно, непривычно, странно. Не сказать, чтобы очень приятно, но всё же не плохо. Впрочем, и это ощущение быстро менялось, вытеснялось возвращающимися отголосками наслаждения. Но сил объяснить всё это не нашлось. Инга смогла только помотать головой.

— Всё хорошо, — выдохнула едва слышно и застонала, когда Феликс осторожно начал двигаться. — Хорошо…


Он не продержался долго. Уже через несколько минут взорвался оргазмом, уткнувшись лицом в шею Инги, сжимая в объятиях хрупкое нежное тело. Как же хорошо… Небывало хорошо!

Не хотелось выпускать Ингу из рук. Казалось, вечность бы так лежал с ней, разомлевшей, податливой. Скользнул губами по ключице, по подбородку, поцеловал припухшие губы.

— Ты как? Прекрасная моя девочка, Инга… — нравилось называть её по имени. Раньше даже не замечал, насколько оно ей подходит. Такая обманчивая мягкость на первом слоге и твёрдое, решительное завершение.

Инга сфокусировала на нём ещё затуманенный взгляд, сонно улыбнулась. Какое счастье, что он всё-таки дождался, не надавил на неё раньше, не принудил, когда они ещё находились по разные стороны баррикад. Дождался этой доверчивой улыбки, ответного желания, её нежности. Одна только мысль о том, что чистая, невинная и светлая девушка выбрала его, сама захотела с ним быть, сводила с ума. Хотелось брать её снова и снова, любить до полной потери сил; но понимал, что нельзя, Инге надо отдохнуть, восстановиться после первого опыта.

— Надо в душ, — проговорила она.

— Сейчас пойдём.

И оба не двинулись с места. Инга засыпала. Устала, столько новых ощущений и эмоций.

Он медленно погладил её по волосам, накрутил одну прядку на палец и выпустил, глядя, как та распрямляется и падает на подушку. Не мог сейчас совсем не прикасаться, но беспокоить Ингу, мешать её отдыху не хотел.

На смену эйфории пришла тихая нежность. И понимание того, что он хотел бы вот так засыпать и просыпаться рядом с ней не неделю и не месяц, а намного, намного дольше. Может, всю жизнь.

Глава 27

Инга проснулась одна. Потянулась и, ощутив лёгкую ломоту в мышцах, смущённо уткнулась лицом в подушку. В памяти всплыли события минувшей ночи. Она всё-таки решилась. Тихо засмеялась, вспомнив недавние переживания и страхи. Теперь они казались такими надуманными и пустыми.

Одно немного огорчало — что сейчас Феликса не было рядом. Ей бы хотелось проснуться вместе. Возможно, снова позавтракать в постели, кормить друг друга…

Инга вспомнила, что слышала сквозь сон, как уходил Феликс. Кажется, он обещал скоро вернуться и ничего не сказал о том, что ей придётся завтракать в одиночестве. Значит, он ещё дома. Наверное, работает в кабинете, иначе зачем вставать так рано.

Последняя мысль заставила сбросить остатки сна и быстро подорваться с места. Инга хотела знать обо всём, что происходит, и она считала, что имеет на это полное право, раз уж оказалась по уши замешана в жуткую историю.

Наскоро приняв душ, хотела уже отправиться на поиски, но у порога спальни остановилась. Вернулась, торопливо сняла и скрутила постельное бельё. Понимала, что глупо, всё равно горничная будет сортировать вещи для стирки и всё увидит и поймёт.

Тот факт, что посторонний человек будет знать об интимных моментах её жизни, заставлял чувствовать мучительную неловкость. Наверное, к подобному она никогда не сможет привыкнуть и относиться равнодушно, как к чему-то нормальному.

Нет, Инга была совсем не против того, чтобы часть докучливой домашней работы выполнялась не хозяевами, а помощниками. Например, как делалось у них в семье, пока был жив отец — домработница приходила два раза в неделю протереть пыль и вымыть полы. Этого было достаточно, чтобы не уставать от рутины домашних дел, а с остальными ежедневными мелочами они прекрасно справлялись сами. Точнее, Инга справлялась — она уже и не помнила, когда мама прикасалась хоть к какой-то работе, а уж отец и подавно. Но это Ингу устраивало. А вот полностью перепоручить обустройство своего быта кому-то другому, допустить чужого человека в самые личные аспекты жизни — это было для неё чересчур, казалось совершенно неправильным, даже неприличным. Особенно теперь…

Сделав, что могла, Инга наконец направилась в сторону кабинета. Подойдя к двери, различила приглушённые голоса. Она оказалась права, Феликс явно находился там. Инга уже собиралась войти, но в последний момент почему-то помедлила, прислушиваясь к разговору. Интерес и желание не остаться в неведении быстро вытеснили укор совести. Инга не сомневалась, что Феликс хотел бы по возможности оградить её от неприятных и пугающих известий, поэтому, оставаясь незамеченной, она наверняка сможет услышать больше. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что поблизости никого нет, она прильнула ухом к двери.

— А чего уж мелочиться? — услышала она раздражённый и непривычно взволнованный голос начальника охраны. — Ты давай, с каждого затребуй по родственнику! Устроим тут пансионат для заложников. Если что-то пойдёт не так, всех разом и подорвёшь.

— Не перегибай, — голос Феликса звучал глухо и как-то обречённо, будто ему самому категорически не нравилось то, что он говорит, но при этом он всё равно намерен идти до конца. — Остальные не руководят операцией, от их решений не зависит абсолютно всё.

— Угу. Тебе нужны гарантии, а я должен просто верить и надеяться, что тебе не сорвёт крышу без всякого повода, если что-то на минуту выйдет из-под контроля? Ты понимаешь, что ты уже не в адеквате?

Начальник охраны не кричал, вообще не повысил голос, но у Инги всё больше создавалось впечатление скандала.

— Ты недавно убеждал, что всё получится и иначе быть не может, — всё так же невыразительно возразил Феликс. — Ингу убедил. Никакой реальной опасности… Если на самом деле так думаешь, почему нервничаешь теперь? Если ты всё контролируешь и опасности нет, то её не будет ни для кого. В чём проблема?

— А ты вообще подумал, как я объясню старой женщине, что ей нужно на время переехать в чужой дом? Ты сам до одури трясёшься над девкой, которую знаешь меньше месяца, а меня заставляешь родную мать сделать пешкой в наших разбирательствах?

Инга прислонилась лбом к дверному косяку, с трудом переваривая услышанное. Если она всё правильно поняла, Феликс требует, чтобы начальник охраны перевёз свою мать в особняк. В качестве гаранта, что тот не предаст и не подставит их. В качестве заложницы, как заметил сам Молотов.

Немыслимо. Слишком чудовищно, чтобы в это поверить, но найти подслушанному разговору другое объяснение не получалось.

— Придумаешь что-нибудь, объяснишь, — снова заговорил Феликс, явно не собираясь отказываться от безумной мысли. — Не мне тебя учить.

Наверное, вмешиваться сейчас было не лучшей идеей. Но Инга не выдержала, ворвалась в кабинет.

— Феликс, так нельзя! Ты…

— О, принцесса, легка на помине, — с кривой усмешкой отметил Молотов. — Тебя не напрягает её склонность подслушивать?

Феликс поморщился, словно её несвоевременное появление не просто вызвало его недовольство, но и огорчило. И всё же когда он заговорил, голос звучал твёрдо и решительно:

— Инга, мы с тобой не будем об этом спорить. Сходи, будь добра, и распорядись, чтобы завтрак сегодня подали раньше.

Инга опустила глаза. Она чувствовала себя не в своей тарелке и в первую секунду едва ли не обрадовалась возможности сбежать, но тут же в душе вспыхнули раздражение и протест. Она никому не позволит относиться к себе с пренебрежением. И она может и говорить, и спорить о том, что её саму непосредственно касается.

— Феликс, ты не будешь меня отсылать, как комнатную собачку, если тебе покажется, что я зашла не вовремя или говорю не к месту, — подделываясь под его тон, упрямо заявила она. — Я тоже не хочу спорить, но я имею право участвовать в обсуждении.

Начальник охраны снова непонятно усмехнулся и направился к двери.

— Я всё понял, — бросил он Феликсу, прежде чем оставить их наедине. — Посмотрим.

Стараясь скрыть смятение, Инга бесцельно прошлась по кабинету, зачем-то выглянула в окно, снова побродила и наконец с нарочитой уверенностью уселась в кресло, которое всегда занимал сам Ветров. Все слова куда-то улетучились, и она не знала, с чего начать и как вообще сейчас с ним говорить. Возмущаться? Убеждать? Требовать или просить и призывать к благоразумию?

— Ты всё слышала? — Феликс первый решился нарушить тишину.

— Не всё. Но достаточно, чтобы догадаться… Ты требуешь от своего приближённого гарантий, что он на нашей стороне? Хочешь, чтобы у тебя был рычаг давления? И какие условия? Если погибну я — умрёт и его мать?