После внеочередного февральского Пленума ЦК КПСС, который принял решение о децентрализацию экономических отношений в стране, Вячеслав Молотов собрал своем кабинете членов Президиума ЦК, воспользовавшись тем, что Никита Хрущев поехал по колхозам страны проверять готовность крестьянских хозяйств к весенне-полевым работам. Вячеслав Михайлович возвратился в большую политику, вопреки желанию Хрущева (на этом настояла старая гвардия Президиума Микоян, Маленков, Каганович). Учитывая большой жизненный и практический опыт Молотова, его назначили на должность министра государственного контроля.

– Я вас пригасил для того, чтобы обговорить последние решения нашего Первого секретаря ЦК КПСС, – Молотов обвел присутствующих своим пронзительным взглядом, но никто не пожелал выступить.

– Что ж это получается, наша партия боролась с "культом личности", а сейчас мы не имеем права обговаривать решения нашего Пленума, которое приняли мы под прямым давлением Первого секретаря, и которое я считаю в корне неправым. Вот вы, товарищ Сабуров, как считаете?

– Конечно, я считаю, что последние решения нашего ЦК КПСС, экономически необоснованные, – сказал председатель Госплана Сабуров.

– Они не только не обоснованы, но они ставят под угрозу разрыва налаженных связей между предприятиями. Создание Совнархозов и ликвидация министерств создаст хаос в нашей экономике, – ответственно заявил Маленков, – я считаю, что Хрущев ведет страну по неправильному пути.

– Когда начиналась целинная эпопея, то большинство членов Президиума говорили то же самое, то есть, что из этого ничего хорошего не получится. Тем не менее, в этом году мы получили рекордный урожай, и треть всего сбора злаковых культур во всей стране, – заявил секретарь ЦК по идеологии Михаил Суслов.

– Да, урожай рекордный, но каким путем этого достигнуто, – взорвался Молотов, – туда мы направляли всю новую технику…

– Да, Украина ничего не получала за эти годы, – заметил Первый секретарь ЦК Украины Кириченко.

– А сейчас вы посетите целину, и увидите там груду металлома вместо тракторов и комбайнов и прочей техники, – поддержал Каганович министр путей сообщений.

– Поэтому мы должны поставить на место Хрущева, который очень зарвался и ни с кем не посоветовавшись, принимает очень важные решения для всей страны, – твердо сказал Молотов.

– Конечно, в Хрущева есть свои недостатки, но вместе с тем он человек энергичный, он много сделал для развития демократии и преодолении последствий "культа личности", поэтому можно просто пока ограничиться предупреждением, – заметил, как всегда, осторожный Микоян, министр внешней торговли.

– Мы ему уже несколько раз подсказывали, но он не реагирует, – заметил Молотов.

– К тому же он страну раздает по кускам: Китайцам отдал Порт-Артур и железную дорогу, финнам острова в Балтийском море, – вставил свое слово Председатель Верховного Совета Ворошилов.

– А, может, пускай он своими неправильными решениями сломает свою голову, и зайдет в тупик, – сказал член Президиума Первухин.

– Мы не имеем права ждать, пока он наломает дров и заведет страну в тупик. От этого страдают наши люди, поэтому должны воспрепятствовать всеми силами авантюрам Хрущева, заметил Молотов.

Разговор в кабинете Молотова затянулся до полночи, но окончательного решения так и не было принято.


В марте Петр Власенко окончил школу электриков и его, после сдачи зачетов по электроснабжению и учету электроэнергии, поставили на рабочее место – контроллером. Правда, его сначала прикрепили к опытному работнику Павлу Семеновичу Кривошееву. Это был среднего роста мужчина с русыми волосами и голубыми глазами, которые смотрели всегда с невысказанной грустью. Он ходил в сапогах и военной потертой гимнастерке под армейский ремень, в правой руке он носил кожаный офицерский планшет, в которой лежали: плоскогубцы, пломбир, несколько мотков провода, свинцовые пломбы и чистая ученическая тетрадь.

Они ходили по квартирам москвичей и проверяли у них состояние проводки, целостность пломб на счетчиках и целостность самих счетчиков. Сначала Кривошеев предоставлял своему практиканту производить проверку состояния электропроводки в квартире, и после того, как Петр не находил никаких нарушений, он сам приступал к ревизии приборов и проводов. Наметанным глазом он замечал, что проводка в некоторых местах нарушена, а на пломбе замечает некоторые царапины, в некоторых счетчиках он замечает нарушение плотности окошка перед механизмом учета – это свидетельствовало о том, что граждане пытались воровать электричество у государства. Он тотчас вытаскивал из своего планшета ученическую тетрадь, в которой писал акт по факту воровства, люди по-разному реагировали на это дело: одни кричали, что они ничего не делали. Поэтому будут жаловаться в соответствующие органы; другие давили на жалость, умоляли не делать этого, ибо у них маленькие дети или старые родители на иждивении, но Павел был неумолим. А однажды он даже обрезал провода на входе одному потребителю, который уже второй раз попадался на воровстве электричества.

Власенко не очень нравилась такая работа, ибо ему было немного жаль тех, людей, которые воровали электричество, не от хорошей жизни это делали, но вместе с тем он был поставлен государством для контроля за расходом народного богатства, к тому же им полагалось пять процентов премии от общей суммы штрафов.

– Мы не должны быть снисходительными к нарушителям, ибо над нами есть контроль. Ведь в конце каждого месяца бухгалтерия производит подсчет количество отпущенной электроэнергии и количество электроэнергии, за которую рассчитались потребители и эти суммы должны быть одинаковы или отличатся очень незначительно, чтобы бухгалтеры могли погасить это различие списанием на потери в сетях. Если разница была большая, то контроллер лишался премии, поэтому Петр внимательно изучал методы своего наставника – глупо отказываться от премиальных, тем более, что столичная жизнь требовала больших расходов, а еще приходилось посылать деньги супруге и сыну Александру, который уже начинал вставать на ножки и произносить первые слова. Об этом ему писала Наташа. За ними он очень скучал, писал, длинные грустные письма и мечтал о том дне, когда они смогут жить вместе. Для этого надо получить квартиру в Москве, и он интересовался об этом у агента, с которым он встречался в определенные дни в пивном баре на Таганке, хотя понимал, что это непростое дело, вот его напарник Кривошеев уже несколько лет с супругой и дочерью живут в тесной комнатке в коммуналке.

После месяца стажировки Петр был готов к самостоятельной работе. В благодарность за добрую науку Власенко решил пригласить Павла Семеновича в ресторан. Он принял предложение своего ученика, и они пошли после окончания рабочего дня в ресторан "София" на площади Маяковского.

Первый тост Петр поднял за своего учителя, благодаря которому он хорошо постиг работу контроллера.

– Должен сказать, что я был совершенным профаном в электричестве, ибо ранее не приходилось мне заниматься этим делом и сомневался, что смогу постичь все азы этой сложной науки, но ваши практические советы помогли мне освоить новую профессию. Пью за вас. – Заключил свою речь юноша и чокнулся с наставником.

После того, как они выпили и закусили, Кривошеев заметил, что он открыл для новичка лишь некоторые случаи воровства электроэнергии, а на самом деле люди в этом деле очень изобретательны и придумывают новые методы получить электроэнергию без учета, так что надо всегда тщательно проверять каждого абонемента.

– За это подымем второй тост, предложил Петр.

После этого они выпили еще за электричество и атомы, которые бегают по проводам.

– Только я вот не могу понять, как это эти атомы успевают добежать до лампочки, – заметил юноша.

– В каком смысле? – не понял вопрос Кривошеев.

– Вот взять, к примеру, этот выключатель и лампочку. Ведь, чтобы добежать атому до лампочки от выключателя, когда я его включу, надо какое-то время, а лампочка включается ведь мгновенно.

Павел Семенович рассмеялся.

– Понимаешь, тут такое дело, – и наставник стал подробно объяснять ученику физику этого процесса, который внимательно слушал, но никак не мог понять суть законов электричества.

Они засиделись довольно долго, и Петя вдруг задал неожиданный вопрос.

– Павел Семенович, а вы воевали.

Мужчина посмотрел на юношу удивленно.

– Чего ты вдруг задал такой вопрос?

– Я вот с вами месяц работали бок о бок, и вы никогда не говорили о войне. Обычно взрослые мужчины, чтобы придать себе значимости, говорят о войне, о своем участии в боевых сражениях.

– Мне, кажется, что такие люди совсем не воевали, а просто настоящие болтуны. Те, кто воевал, старается не говорить об этом.

– Значит, вы воевали?

– Да, воевал, – мужчина задумался, хмель выветрилась из его головы, – такое не хочется вспоминать.

– Почему? – юноша был настойчив, ему хотелось послушать рассказ участника войны, в которой ему пришлось быть только свидетелем.

– Война – это тяжелая работа, это постоянное напряжение нервов, это постоянный выбор между малым злом и большим злом, – под действием алкоголя язык у Павла Семеновича развязался, и он начал говорить.

– Что это за выбор? – уточнил Петр.

– Выбор между жизнью и смертью. Только там на фронте понимаешь. что самое драгоценное в жизни – это сама жизнь, и за неё человек цепляется из последних сил. Это в фильмах показано, какие храбрые наши воины, и всем строем сделают шаг вперед, когда надо идти на рисковое дело: в разведку или оставаться на месте для того, чтобы прикрыть своих товарищей от наседающего и превосходящего в силе противника. На самом деле строй стоит, не шелохнувшись и тебе приходится тыкать в каждого солдата, у того полуобморочное состояние и в глазах глубочайшая ненависть к командиру, ибо понимает, что он обречен на смерть. А ты должен это сделать, чтобы спасти больше солдат, и перед твоими глазами постоянно будут стоять глаза, полные ненависти того солдата, которого ты обрек на смерть. Ты оправдываешься, говоришь, что так надо было сделать, но это слабо успокаивает, но наступает новый день и снова надо делать выбор, идти в атаку, поднимать солдат в атаку. Это в фильмах показано, как дружно поднимаются солдаты за своим командиром: "За Родину! За Сталина" – а на самом деле всех их надо было выталкивать из окопов, в которых они замертво приросли к земле. И заградительные отряды появились не от доброй жизни, ибо бежали наши солдаты от врага, как только немцы начинали атаку или того еще хуже бросали оружие и срывали с себя знаки различия, стоило паре немецких мотоциклистов оказаться в нашем тылу. Особенно такая практика была в первый год войны, когда целые армии, попадая в окружение, сдавались без боя, имея оружие, танки, артиллерию с полным боекомплектом.

Под Вязьмой мы с остатками своего подразделения пробивались к своим и напоролись на группу наших солдат, которые сидели на поле, без оружия и пагон. Стали спрашивать, почему они сидят, они отвечают, что их в плен взяли немцы, которые догнали на танкетке. Они приказали бросить на землю винтовки, по них танкеткой и помчались дальше, приказав дожидаться жандармерии, при этом сняв с их пилоток звездочки, чтобы доложить начальству, сколько русских они взяли в плен.

Мы пристыдили таких защитников отчества, приказали взять винтовки в руки и идти с нами, но тут раздался чей-то голос: "Хватит командовать. Смотри, какой командир! Видали мы таких командиров!"

– Кто сказал? – кинулся я на голос, но не нашел того паникера, ибо уже темнело.

На следующий день мы напоролись на засаду, и нам пришлось с боем прорываться дальше. В результате у нас оказались раненные, тяжело раненные солдаты. Мы понимали, они понимали, что вместе с ними нам не прорваться через линию фронта. Надо оставлять их здесь, решил совет. Уж лучше добейте нас, но не оставляйте на мучительную смерть или в плен к немцам. Рядом был хуторок, мы пошли попросить у местных жителей, чтобы раненные остались у них, но женщины дали нам по буханке хлеба и сказали, что никого не будут брать, ибо придут немцы и всех расстреляют. Мы ушли, оставив лежать наших раненных солдат на поляне. Я до сих пор помню их молящие глаза: "Уж лучше пристрелите.» Но рука не подымалась, а их глаза у меня всегда перед глазами. Какие тут могут быть воспоминания? При выходе из окружения меня тяжело ранили. Я полгода скитался по госпиталям, а потом уже был списан с армии, трудился в тылу. Вот такая она война. Давай выпьем, за тех, кто не пришел.

Петр налил полные рюмки, и они не чокнувшись, выпили. Посидев еще некоторое время они вышли из ресторана и пошли домой вечерней Москвой.


" Здравствуй, Петр!

С большим приветом к тебе и лучшими пожеланиями твоя супруга Наташа и сынок Саша. С начала письма сообщаю, что у нас все хорошо. Я хожу на занятия, хотя это и непросто. Так как у Саши растут зубики, и он стал очень раздражительным, приходится полночи его на руках носить, чтобы успокоился. Мама говорит, что это "младенчик", и ей посоветовали поехать к одной бабке, которая может лечить эту болезнь.