Катя Абель - Здравствуйте. Я – любовница вашего мужа

– Нет, что ты. Я не хочу переходить дорогу официантке.

– Тебя смущает, что я женат?

Борис бросает мне вызов. Я не так глупа, чтобы поддаваться на эту провокацию и ввязываться в перепалку, но и не так трезва, чтобы этого не делать.

– Меня это не смущает. Так как спать с тобой я не буду.

– Ну и зря. Ты прогадаешь.

Борис, пошатываясь, выходит из-за стола. На первом этаже пляшет какая-то гоп-компания, он идет к ним: есть вероятность, что у официантки его сегодня все-таки перехватят.

Мы остаёмся с режиссёром Андреем вдвоем.

– Между прочим, – говорит мне режиссёр Андрей, – мне вчера дала классная тёлка. Так что если ты мне сегодня не дашь, я не расстроюсь.

– Ну, и отлично, – отвечаю, – сегодня никто ничем расстроен не будет. Борис уйдет с официанткой, тебе вчера дала классная тёлка, оставьте меня-то уже, наконец, в покое.

– Ты такая закомплексованная… Это ужас какой-то.

Возвращается Борис. С ходу идет ко мне:

– Знаешь, в чём твоя проблема? Сказать?

– Нет.

Режиссёр Андрей довольно улыбается:

– Я же говорю: ты закомплексованная.

– Да какого чёрта я должна слушать чужой пьяный бред? Я вас спрашивала? Вы сначала разберитесь, в чем ваши проблемы, а потом уже моими занимайтесь! Ненавижу, когда дилетанты мне ставят диагнозы!

Им все-таки удалось меня вывести из себя. Борис сразу же ретируется:

– Прости, прости, я не хотел тебя обидеть, честно. Вот просто прости меня.

– Да ты меня не обидел.

– Правда? Тогда дай пять!

Ставит ладонь, чтобы я её отбила. Я протягиваю свою.

– Вот видишь, видишь, – радуется режиссёр Андрей, – как ты даешь ему руку? Даже по этому видно, какая ты закомплексованная!

– Да идите вы на фиг, – говорю, – понятно? Надоело мне это.

– Значит, не поедешь сегодня ко мне? – спрашивает Борис.

Мы выходим из бара с режиссёром Андреем, идем по Казанской улице. Ночь. Красота. Пьяная благодать. Андрей вдруг резко лезет ко мне целоваться. Я выворачиваюсь из последних сил. Он стискивает меня в объятиях, не выбраться, мне остается только отворачиваться от его губ.

– Тихо, тихо, ты мне так все зубы выбьешь своим подбородком.

Я смеюсь.

– Хорошая фраза.

– Дарю тебе. Используй где-нибудь.

– Использую.

– Пошли ко мне домой.

– Нет.

– Почему?

– Тебе вчера дала классная тёлка.

– Как тебя это задело!

– Да не задело меня вовсе! Дала и дала. Чего ты еще хочешь?

– Хочу тебя.

– Да мало ли!

– Идём ко мне. У меня есть виски.

– Я не пойду к тебе.

– Пойдём.

– Вы меня достали, женатые мужчины, понятно? Дос-та-ли! Отвалите от меня!

Вырываюсь. Идём дальше.

– Почему обязательно надо в постель затащить? Почему ты не ценишь просто хорошего отношения к себе? Вот я. К тебе. Хорошо отношусь. С добротой.

– Как с добротой?

Опять останавливаемся.

– Вот так. С добротой.

Смотрю на него. Все-таки он хороший. И очень устал. Глажу его волосы.

– Почему отношение к тебе человеческое – вообще не нужно, а нужно только – трахнуть? Что за блядство сплошное?

За пылкой тирадой теряю бдительность. Он все-таки меня целует. Хватает ртом мои губы, как будто кусает.

– Подожди, – отстраняюсь от него, – Не так.

– А как?

Осторожно целую его.

– Вот так.

Я уже устала бороться. Глупо столько времени не сходить с одной и той же темы. Я целую его. Он целует меня. Стоим, целуемся. Не сказать, что это меня радует. Не сказать, что огорчает. Я вообще ничего не чувствую.

Он тянет меня в подворотню, мы стоим у его дома. Я упираюсь:

– Да не пойду я к тебе!

– Да только кофе попьём!

– Ага! Кофе! В два часа ночи!

– Идём.

Я вырываюсь.

– Идём. Только в другую сторону. Мне надо поймать такси.

Ухожу. Он остается стоять какое-то время. Я останавливаюсь, смотрю на него:

– Посади меня в машину, пожалуйста.

Он резко бьёт железной дверцей ограды, уходит в темноту двора.

– Ну, и дурак, – говорю я и иду ловить такси на противоположную сторону улицы.

***

«Не бойтесь кого-нибудь потерять, люди предназначенные судьбой, не теряются, те которые теряются – предназначены для опыта».

Автор неизвестен.

Бойтесь! Бойтесь, что потеряете! Бойтесь, что потеряете самого дорогого, самого важного, самого близкого, он уйдет от вас неизбежно и безвозвратно, ибо судьба человека на этой земле – терять. Никогда не забывайте о том, что вы потеряете. Цените каждую минуту, что он с вами. Берегите. Согревайте словами, торопитесь сказать: я люблю тебя.

Через несколько мгновений у вас не будет такой возможности.

Господи, как я люблю тебя, когда ты смеёшься. Ты такой детский в эти моменты. Тебе лет пять. Это бывает редко, но ты такой прекрасный в своей настоящности, такой открытый и безоружный, что я смеюсь в ответ не от рассказанной шутки, а от радости, что ты – такой…

Люби меня тогда, когда я меньше всего этого заслуживаю. Потому что в этот момент это – то, что мне больше всего необходимо.

Шведская пословица.

Я очень стараюсь.

Он сидит голый на краю разобранного дивана, у журнального столика, набивает табаком трубочку. Я обнимаю его всем телом со спины, обхватываю руками, кольцом, коленями, прижимаюсь щекой к лопатке, замираю. Но долго не выдерживаю, начинаю гладить, едва касаясь кончиками пальцев, спину, покрывать её тихими поцелуями.

Любимый, любимый, любимый мой.

Так мы и сидим.

Когда он теряет бдительность и проявляет ко мне излишнюю нежность, он заставляет меня расплачиваться за это. После ночи, когда мы спим, держась за руки, следует неделя игнора. Сдержанного, а порой и холодного ответа на сообщения. Или неответа. Я посылаю смс в никуда. Связь прерывается. После каждого неответа я злюсь. Замолкаю сама. Думаю: да пошёл ты… Начинаю ходить на свидания. Развлекаю себя, заполняю своё время и пространство чужими людьми. Чужие люди остаются чужими. Я стараюсь убедить себя, что это не так. Иногда я увлекаюсь своей игрой в беззаботность и верю в то, что могу обходиться без него совершенно спокойно. Потом от него приходит смс. После короткой череды препирательств – я игнорирую, он настаивает, я игнорирую, он настаивает – я еду к нему. Наутро возвращаюсь счастливой, зная, что – любима.

Дальше – вновь по заведенному кругу.

В один из периодов его молчания, когда я, поглощённая самообманом своей свободы, искрила обаянием и получала со всех сторон комплименты, от него пришло сообщение. Пять мертвых дней была тишина. И вот теперь два слова:

«Как ты?»

Я не ответила.

Вернее, ответила, но мысленно: да пошёл ты.

И уехала пить коньяк к давнему знакомцу. Предварительно согласившись на свидание с двадцатипятилетним массажистом.

Часа через полтора думаю: как-то оно некрасиво. Человек меня спрашивает как я, а я хамлю. Нельзя терять своё лицо. Нельзя уподобляться. Я ведь воспитанная девочка, когда меня спрашивают, я привыкла отвечать. И на пути к распитию коньяка я натыкала пальчиками ответ:

«Великолепно».

Что было истинной правдой, так как через пять минут я повстречалась со знакомцем, в лучах закатного солнца мы пошли в ресторан и выпили под рыбку-гриль первые пятьдесят. Минут через десять пришло:

«Так когда же?…»

То есть, имелось ввиду, когда же ты ко мне приедешь? «Никогда» – ответила я про себя и опрокинула под это решение еще пятьдесят. Нельзя же эксплуатировать мою воспитанность до бесконечности. Вопрос остался без ответа.

Дальше мы пили коньяк, ходили гулять, пили коньяк, сидели на скамейке в парке, пили коньяк, ходили в магазин, пили коньяк… Хороший был вечер. Я веселилась и искрила. Мысль-зараза, что я – нужна, но теперь – недоступна, добавляла куража. Часов в десять пришло сообщение:

«Судя по „великолепно“ ты не в духах, да? У тебя все в порядке?»

Когда меня спрашивают, всё ли у меня в порядке, я не могу игнорировать. Я слишком хорошо знаю, по какой тонкой нити мы все ходим, как уязвима эта грань между «в порядке» и обрушившейся бедой, и когда меня спрашивают, жива ли я, здорова, я не могу не отвечать. Поэтому я написала:

«Я в духах и я в порядке».

Наглое такое заявление, на грани фола. Тем не менее, отражающее истинное положение дел на тот момент, если принять во внимание мой внешний эпатаж от внутренней безысходности.

«ООО… ПРОСТИТЕ. ВСЕ ПОНЯТНО»

Пришло через минуту. То есть, я понял, что ты выпендриваешься, выпендривайся на здоровье, всего тебе доброго.

Ну и ладно. Домой я закатила в полтретьего ночи и еще часа два буянила в интернете под весёлую музыку.

Рано утром я проснулась с мыслью, что я – дрянь. Хамка и сволочь.

Что он мне, мальчик, чтобы я его наказывала подобным образом?

Мучимая чувством вины, написала ему что-то нейтральное. Какую-то смешную цитату, безадресную. Он ответил что-то нейтральное. Выяснилось, что у него – выходной. И что он – дома. Здесь, в Питере. Не уехал в Москву.

И вот тут стоп.

Я так давно думала об этом. Я не знала, как сказать. Я боялась его попросить. Я так хотела, чтобы мы провели вместе день, целый день. Чтобы мы прошлись по Фонтанке, я прогуляла бы его по своим любимым улицам, мы зашли бы на Рубинштейна, я показала бы ему дом Довлатова, которого он также любит, как и я, хотя, наверное, чуть меньше. Потом пообедали бы где-нибудь в ресторанчике, потом сходили бы в кино.

Просто побыть вместе, не считая часы. Такая иллюзия совместного бытия. Но он каждый свой выходной уезжает в Москву. Как сказать? Не уезжай в этот раз к своим детям, останься, пожалуйста, я так хочу хоть немного побыть с тобой… Трудно такое сказать. Сразу перед глазами несчастные дети, рыдающие навзрыд из-за того, что я оставила их на выходные без папы.

И вот сейчас – он здесь. Сам. Остался в Питере. Не поехал в Москву. Впервые за полгода. Сидит дома и смотрит телевизор. Вчера он хотел, чтобы я приехала, и этот день, его выходной, мы провели вместе. А я, глупая, малодушная женщина, решила отыграться за своё ущемлённое самолюбие. Вовремя.

Милый мой, любимый, прости ты меня, ущербную, это же я от тебя так защищаюсь, эти все пальцы мои – растопыренные – жалкая попытка остаться собой, сохранить своё «я», поглощаемое лавиной моей любви к тебе.

Всё внутри заскулило от нежности и раскаяния, и я написала ему сообщение:

«Пойдем в кино в 16.30. на супер-фильм?»

Два дня назад вместе со своим приятелем Куликовым я была в кинотеатре и посмотрела замечательное кино – нежное, светлое, с тихим добрым юмором, удивительно талантливое. После такого фильма хочется жить, улыбаться солнцу, целовать детей и радоваться каждому дереву. Я загорелась желанием посмотреть его вместе с любимым. Разделить с ним это счастье. Но я не могу попросить его сходить со мной в кино, потому что каждый свой выходной день он ездит в Москву к семье.

Он не ответил мне. Я подождала пятнадцать минут. Потом двадцать. Потом тридцать. Потом отправилась мыть посуду. Каждую секунду думая, что вот сейчас, когда у меня шумит из крана вода, и я не слышу комнатных звуков, стучится в мой телефон сообщение от любимого.

Сообщения не было.

Трудно заниматься чем-либо, когда чего-то ждёшь. Глупо ждать, когда и так ясно, что ждать нечего. Если он не ответил на простое сообщение про кино в течение часа, то это не нехватка времени, это ни туалет, ни ванна, ни разговор по работе, это выбранная позиция, сознательный и демонстративный игнор. Наказывает меня, мальчик. Мальчику пятьдесят лет. Так и будем друг друга наказывать: то я его, то он меня. Чтобы не было скучно.

Трудно заниматься чем-либо, когда чего-то ждёшь. Ещё труднее ничем не заниматься, а просто ждать. Просто ждать, глядя в одну точку, это вообще невозможно. Нужно распределить себя на чисто механические действия, на уборку квартиры, например. Можно ходить по квартире и раскладывать по местам вещи, которые почему-то лежат не на месте. Можно ходить по квартире, раскладывать вещи и делать вид, будто ничего не ждёшь. Потому что чего ждать, когда позиция уже выбрана и даже продемонстрирована?

Через два часа, понимая, что ни в какое кино мы уже не успеем, даже если вдруг придет шальное известие с раскаянием и полной готовностью, я написала новое сообщение:

«Уважаемый абонент! Когда девушка приглашает вас в кино, а вы на это ничего не отвечаете, девушка расстраивается и пребывает в недоумении».