11

— С чего вдруг тебя на кладбище потянуло? — недоумевал Антон. И вроде бы вопрос его был чисто риторическим, но в его голосе я явно расслышала недовольство. Глаза на мужа подняла, оторвавшись от своего важного дела — ногти на ногах красила. А Антон ходил вокруг меня кругами по гостиной, пил коньяк и задавал мне дурацкие вопросы.

Я полюбовалась на дело рук своих, на нежно-розовый лак на ногтях, но тем самым время тянула, пытаясь понять, с чего это Антон так завёлся. И ведь не из-за моего визита на могилу отца, нахмурился он, как только про Марину услышал. Но в ответ на его вопрос, я плечами пожала.

— Просто захотелось.

Ответить на это Антону было нечего, поэтому он сделал ещё глоток, отвернулся от меня, и я, воспользовавшись этим, остановила взгляд на его затылке. Его нервозность, как бы глупо это не звучало, меня нервировала.

— Я тоже не рада была с ней встретиться, — сказала я ему. — А уж после того, как мы с ней поговорили, и вовсе…

— Что? О чём говорили?

Я усмехнулась и решила не скрывать от него правды.

— О тебе. Марина о тебе не слишком хорошего мнения, ты знаешь? Высокого, но не… положительного.

— Ах вот как! — Антон ухмыльнулся, присел на подлокотник кресла, а на меня взглянул с насмешкой. — И что же именно она тебе сказала? Про меня.

— Что ты слишком любишь деньги. Даже немного больше, чем женщин. — Я покрасила мизинец, и кинула на Антона весёлый взгляд. — Как думаешь, этому мне порадоваться?

Антон прищурился, вглядываясь в моё лицо, видимо, понял, что я не слишком этими выводами негаданной мачехи обеспокоена, и усмехнулся.

— Радуйся. Я на самом деле деньги люблю чуть больше, чем всех остальных женщин.

Я заинтересованно вздёрнула брови.

— Остальных?

Он, наконец, улыбнулся, широко и лучезарно.

— Тебя я люблю больше всех.

Я тихонько вздохнула, изображая мечтательность. На самом деле изображала, потому что интересовало меня в этот момент совсем другое. Закрыла тюбик с лаком, вытянула ноги на журнальный столик, на диванных подушках раскинулась и посмотрела на мужа. Антон уже не выглядел таким взбудораженным, как несколько минут назад. Тоже в кресле раскинулся, и присматривался ко мне с явным удовольствием. Даже в какой-то момент мне бокалом отсалютовал, но я на его уловку решила не поддаваться и поведала ему о том, о чём на самом деле размышляла уже полдня, после знаменательной встречи с нечаянной родственницей.

— Но Марина меня удивила.

— Чем? Высокомерием?

— Нет, этому я как раз не удивилась. Но знаешь, как выясняется, я совершенно другого мнения о ней была. Сколько раз мы с ней до этого встречались? По пальцам можно сосчитать. И она каждый раз была в трауре, собранная, готовая принимать соболезнования. А сегодня… Даже не знаю, она показалась мне совсем другой.

Антон уткнулся взглядом в свой бокал.

— Что, не сдержанной и не собранной?

— Не в этом дело. Она показалась мне моложе. — Я снова на ногти полюбовалась и одновременно заметила: — Ей явно не идёт чёрный цвет, он её старит.

Антон сдержанно кашлянул.

— Возможно. Я в этом не разбираюсь.

— Да неужто? Но в женщинах-то разбираешься, Антош. Должен понимать, в какой момент они выглядят интереснее и моложе.

— Лера, а зачем ты мне это говоришь?

— Просто делюсь впечатлениями. — Я поднялась, убрала в косметичку лак. Антон следил за мной взглядом. Затем сказал:

— Всё-таки она тебя задела.

Вот тут я не сдержалась и взмахнула рукой.

— Ну, конечно, задела, Антон! Разве она не умеет этого делать? Она вела себя так, будто на самом деле не понимала, что я делаю на могиле отца. Можно подумать, что Алиса на кладбище хоть раз после похорон была! Да ещё с таким видом принялась поздравлять меня с замужеством, что только полная дура бы ей поверила. Сказала, что отец наверняка бы расстроился из-за той партии, что я сделала!

— Не думаю.

— Не думаешь? А она думает!

— А тебе не наплевать на её мнение?

Я остановилась, даже дыхание перевела, раздумывая, после чего кивнула.

— Возможно, и наплевать. Было бы. Если бы не её тон. Как думаешь, она знает?

Антон голову закинул, чтобы видеть моё лицо. Брови непонимающе вздёрнул.

— Ты о чём?

— О нас. — Я замялась на секунду. — О нашей договорённости насчёт брака.

— Лера, не сходи с ума. Кроме нас никто не знает, так откуда это станет известно Марине?

— Понятия не имею. Когда я смотрю ей в глаза, у меня ощущение, что она знает всё и обо всех.

— Слишком большое счастье для неё было бы, милая. Пусть гадает.

Я прошла мимо него, и Антон сумел дотянуться рукой до моего бедра, погладил. После чего посоветовал:

— Не принимай близко к сердцу. И, вообще, запомни раз и навсегда: всё, что Марина говорит, надо делить на два.

Я снисходительно глянула на него сверху.

— Антон, ты, правда, так думаешь?

— А что?

— Ты знаешь её несколько лет, и считаешь, что у неё есть привычка преувеличивать? Очень сомневаюсь.

Антон молчал, одним глотком допил коньяк, после чего неожиданно вскочил.

— Почему мы, вообще, говорим о ней?

— Не знаю, — честно ответила я, а потом и вспомнила: — Наверное потому, что тебе не понравилась моя случайная встреча с ней.

Антон не на шутку нахмурился.

— Правда? — И в следующее мгновение его лицо разгладилось, а он сам улыбнулся. — Предлагаю забыть. — Притянул меня к себе и поцеловал. — Почему я должен думать о Марине, когда у меня жена молодая?

Я по спине его погладила, по плечам, чувствуя, каким острым удовольствием отзывается во мне ощущение крепких мускулов под моей ладонью. Ещё теснее к нему придвинулась, чувствуя, как Антон едва ощутимо касается губами моей щеки. А я снова его погладила, на этот раз с умыслом.

— Антоша, у меня возникли некоторые проблемы… с увольнением.

Он голову поднял, взглянул с прищуром.

— Какие ещё проблемы?

Я раздвинула губы в извиняющейся улыбке.

— Отработка.

Он явно не понял, потому что нахмурился, да так, что брови на переносице сошлись.

— Что?

— Я обязана отработать две недели. — И добавила: — Стас просит о месяце.

Антон опустился на подлокотник, и теперь смотрел мне прямо в глаза.

— Стас просит?

— Ему нужно найти замену. А это… не так просто. Поверь, я знаю.

— То есть, ты согласна?

— Антон, у меня нет выбора, это закон.

— К чёрту закон, — фыркнул он.

Я вздохнула.

— Я знала, что ты так скажешь.

— Тем более! Зачем ты мне это говоришь?

— Предлагаешь, получить в трудовую статью?

— Лера, а ты собираешься трудовой пользоваться?

— А почему нет? Сколько я выдержу без работы?

— Та-ак, — протянул он, и получилось у него весьма впечатляюще. Поднялся и отошёл от меня, со стуком поставил пустой бокал на барную стойку. — Не знаю, стоит ли тебе напоминать о нашем вчерашнем разговоре. О том, как мы видим наше общее будущее. Про возвращение в эту школу там не было ни слова!

Я поначалу отвернулась от него, не имела никакого желания с ним спорить, а уж тем более ругаться, но его тон, а особенно желание вывернуть некоторые факты наизнанку, вывели меня из себя. И поэтому я сказала то, чего говорить не следовало, и ещё вчера, во время «обсуждения нашего общего будущего», как Антон это называл, я струсила и промолчала, а вот сейчас… сейчас сказала:

— Я не помню, чтобы мы говорили о том, как мы что-то там видим. Говорил ты, и в основном это сводилось к тому, что следующие три месяца мы постараемся побольше времени проводить дома, обедать вместе, ужинать вместе и заниматься сексом… как можно чаще. Потому что по твоему мнению это сближает людей. Духовно, я полагаю? — не удержалась я от язвительности.

Антон разглядывал меня с явной заинтересованностью.

— Не помню, чтобы ты вчера возражала.

— А ты хотел, чтобы я возражала?

— То есть, вчера я заткнул тебе рот, не дав высказаться?

Припомнив вчерашний вечер и наше возвращение из «Колеса», я кивнула.

— Образно говоря, да.

Антон откровенно возмутился.

— Нет, ну нормально? Я, оказывается, тебе сказать не дал, пожаловаться на меня же, что заставил поступиться карьерой. О карьере речь, Лера?

— Да хотя бы и о карьере! Тоже немало, между прочим! И, может, тебе моя работа не кажется столь важной, миллионов я не зарабатываю, но я когда-то осознанно эту профессию выбрала, Антон. И не тебе мне что-то запрещать!

— Не мне? Дорогая моя, я твой муж! Забыла?

Я смотрела на него, переполненная гневом.

— А муж ли?

— И что это значит? — мрачно переспросил он.

Я попыталась дыхание перевести, уже понимая, что наговорила лишнего. Но это не было лишним, это было тем, что беспокоило, и что я гнала от себя все месяцы замужества. Это замалчивалось, утаивалось, и откровенно пугало.

Я обвела взглядом комнату. Гостиную в доме, который очень хотела считать своим, но каждый раз, собираясь здесь что-то изменить, привнести что-то новое, от себя, меня и накрывало сомнениями и мыслями о том, что я делаю нечто недозволенное, лишнее, и к моей настоящей жизни не имеющее никакого отношения.

— У нас был уговор, Антон, — сказала я, но твёрдости моему голосу явно не хватало. — А мы последние месяцы делаем вид, что вместе о нём позабыли.

Муж казался удивлённым. Головой качнул, руку в бок упёр, а на меня погладывал исподлобья.

— Я думал, что если мы не вспоминаем, то это что-то да значит. Что это и есть отношения и семья. Это не так?

— Возможно, — проговорила я со всей осторожностью. — Но нельзя просто забыть об этом.

— Я тебя не понимаю, — отказался Антон, при этом было заметно, что осталось совсем чуть-чуть до того момента, как он окончательно выйдет из себя. — Я уже сказал тебе, что люблю!..

— Ах, это было точкой не возврата? Извини, не догадалась.

— Лера, прекрати язвить! Если тебе есть, что сказать, то скажи. Чего ещё ты от меня хочешь?!

Я смотрела в его злое лицо, после чего головой качнула.

— Когда ты говоришь со мной в таком тоне, то ничего.

— Замечательно, теперь ты обиделась! — Он неприятно усмехнулся, а затем и обвинил: — Ты сама не знаешь, чего хочешь!

— Я знаю, чего я хочу! — закричала я. — Например, знать, что будет через три месяца! Когда закончится наш договор! Когда я получу наследство! Когда ты получишь всё, чего хочешь! Кончится ли тогда наш брак, твои «люблю», и как я буду жить!

Он смотрел на меня и молчал. Мрачно так, и смотрел мрачно и молчал также. А я задохнулась. Неожиданно так пусто стало внутри, и я дышала, дышала, а воздух пустоту никак не заполнял. Отвернулась, когда поняла, что глаза наполняются слезами обиды. Антон молчал слишком долго, и даже когда он спустя полминуты подошёл ко мне и сделал попытку обнять, исправить это уже ничего не могло. Я лишь плечами неуютно повела, и опять же дышала, надеясь, что сдержусь и не разревусь у него на глазах.

Антон плечи мои погладил, в ухо мне горячо подышал, очень старался меня смягчить.

— Малыш, я тебе обещаю… Ты моя девочка, неужели я дам тебя кому-нибудь в обиду?

Это было сказано совершенно некстати, было неуместно, и даже прозвучало не трогательно. Но я приняла это подобие извинений, что мне оставалось? Но решила, что и Антону придётся кое-что принять.

— Я отработаю месяц… Или две недели, сколько понадобится. И я больше не буду это обсуждать.

Он всё же попытался поспорить, Антону моё заявление явно по душе не пришлось, но я опять же его перебила:

— Мне это нужно, Антон. Варить следующие три месяца тебе борщи в ожидании своей участи, я не собираюсь. — Я снова плечами повела, на этот раз более решительно, схватила со стола свою косметичку, и ушла в спальню. И даже дверью не хлопнула, просто села на постель и просидела так, — без слёз, не двигаясь, — минут пять. Ну, и где было его «люблю», когда оно было мне так необходимо?

Позже мне пришло в голову, что это наша первая серьёзная ссора. Настолько серьёзная, что весь оставшийся вечер мы обходились односложными предложениями, а за ужином и вовсе уткнулись каждый в свой телефон. Это уж точно никуда не годилось, но как-то выходило так, что сказать нечего, ни мне, ни ему. А я, дура такая, ещё сегодня днём говорила папе, что у меня замечательный муж. Поторопила события.

— Дурдом какой-то, — проговорил Антон, когда мы спать ложились. Я стукнула кулаком по подушке, повернулась к нему спиной и… стала ждать, когда он придвинется, с намерением помириться. Но Антон этого не сделал, он тоже спиной ко мне повернулся, и это уже было непростительно. А он ещё и сказал, двумя словами свалив всю вину на меня: — Как хочешь.