Я засмеялась, но смех тут же смолк, как только за моей спиной возник Станислав Витальевич. Я заметила его отражение в небольшом зеркале на стене, и поспешила избавиться от своей весёлости. Расправила плечи, посерьёзнела и очень вежливо поздоровалась.

— Ты приехала, — проговорил он. — Я рад.

— Мне дали понять, что выбора у меня нет, — напомнила я. Поднялась, посмотрела на него и сдержанно улыбнулась.

— Выбор есть всегда, Лера, — сказал он, приглядываясь ко мне, а своей фразой разбередив мою и без того растревоженную со вчерашнего дня душу. А Станислав Витальевич тем временем кивнул. — Но я рад, что ты приняла такое решение. Нам необходима твоя… помощь и понимание.

— Понимание, — фыркнула Лена, когда господин директор из учительской вышел. — Слышала, ему необходимо твоё понимание.

Я на подругу взглянула со значением.

— Знаешь, моего понимания сейчас хватает только на собственные проблемы. А Станислав Витальевич из этого круга выпал.

— Ну и правильно.

Я улыбнулась. Потом села за свой стол — всё ещё мой или уже чужой? — придвинула к себе методички, но уже через минуту мне это наскучило, и я вздохнула. Посмотрела на Лену, которая сидела за соседним столом и что-то сосредоточенно писала в блокноте. А я работать не хотела. Я хотела домой, готовить мужу ужин. С ума сойти.

Конечно же, я не выдержала и позвонила ему. Как бы не отмахивалась, а просто отбросить мысль о том, что он уехал вместе с Алисой, не могла. И дело не в том, что опасалась чего-то, не могла даже допустить мысль, что у Антона может с ней что-то быть, моей фантазии на это не хватало, наверное, как раз из-за поведения Алисы, её детской непосредственности, которой младшая сестра сама за собой не чувствовала. Но в то же время знала, что Алиса может пойти на многое ради своей цели, а в данный момент ей нужен был не только мой муж, но ещё и его деньги, а это уже серьёзно.

Я позвонила раз, потом второй. Телефон у Антона не отзывался, точнее, отзывался, но противным механическим голосом. И это злило. Через час мне стало вовсе не до работы, я уже со счёта сбилась, сколько раз я набрала его номер. А он был отключён! А помнится, что только позавчера Антон обещал мне этого больше не делать.

— Я еду домой, — сообщила я через час. Отодвинула от себя методички, захлопнула блокнот и сунула его в ящик стола.

Лена обернулась на меня, посмотрела удивлённо.

— Что случилось?

Я лишь головой качнула.

— Мне нужно домой. Ты… прикроешь меня?

— Конечно. Беги.

И я именно побежала. Бегом, не оглядываясь, из школы. Разве раньше я могла себе такое представить?

Вместо того, чтобы поехать домой, свернула на шоссе и направилась в «Чёртово колесо». Ни разу ещё не бывала там одна, только в сопровождении Антона, а тут просто гнало что-то, как вчера на кладбище. И ощущение похожее: спешу к неприятностям.

— Антон Александрович здесь? — спросила я девушек на стойке информации.

На меня посмотрели с лёгким недоумением, оглядели с интересом и переглянулись между собой. А я стукнула ладонью по полированной поверхности стойки, привлекая их внимание.

— Девушки, мой муж здесь?

Они обе открыли рот и так замерли на пару секунд, затем так же дружно улыбнулись.

— Нет.

— Да.

Снова переглянулись, на этот раз с претензией друг к другу. Я же заинтересованно вздёрнула брови, ожидая точной информации.

— Он был здесь.

— Мы не знаем, уехал или нет.

— Понятно. — Я оглядела холл гостиницы, не зная, что предпринять. Девушки смотрели на меня с одинаковым беспристрастием. Одна блондинка, другая брюнетка, и на двоих абсолютно одинаковое выражение лица и степень услужливости на нём. Тут поневоле взбесишься.

От стойки я отошла и направилась к лифту. Решила проверить, нет ли Антона в его номере, который он, непонятно почему, именовал кабинетом. У них с моим отцом на двоих была эта странная забава. Завести себе по номеру «люкс» с огромными кроватями, поставить в соседней комнате письменный стол, и назвать это рабочей атмосферой.

Конечно, в кабинете я его не застала. Постояла перед запертой дверью, покрутила ручку, и мысленно плюнула с досады. Потом вспомнила, что у меня есть ключ от кабинета отца, которым я ещё ни разу не воспользовалась. Да и сейчас особого желания не имела, на душе как-то тоскливо стало, как только я оказалась перед дверью, но и просто уйти, уехать из «Колеса», так сказать, не солоно хлебавши, показалось унижением. Бегаю за мужем, который отключает телефон и всеми силами демонстрирует свою занятость, которому не до жены.

Открыла дверь, распахнула её, и немного помедлила на пороге. Ещё не вошла, а уже оглядывала комнату. За углом по коридору послышались чьи-то шаги, и я всё-таки вошла, захлопнула за собой дверь. На меня навалилась тишина и пустота, напомнившая мне кладбищенскую. Картины со стен смотрели на меня, вещи на полках шкафах будто манили, приковывая мой взгляд, а из-за закрытых окон и выключенного кондиционера воздух казался спёртым. Я прошла мимо письменного стола, распахнула балконную дверь и сделала несколько глубоких вдохов. А после некоторого внутреннего сопротивления вернулась к столу и села в кресло. Стол был в идеальном порядке. Что даже странно. Дышать в номере было нечем, а вот на столе ни пылинки. Я рукой по полированной поверхности провела, потом пробежала глазами по тексту документа, что лежал прямо посередине. Оказалось, что и не документ вовсе, а список дел на неделю вперёд. Неделю, которая давным-давно прошла, и без него.

Ступор прошёл, и следующие минуты я занималась тем, что выдвигала ящики стола, изучая содержимое. Ничего интересного, никакой документации, видимо, всё важное забрали после смерти отца. Остались какие-то мелочи, канцелярские принадлежности, едва начатая записная книжка и переполненная визитница, записки и несколько мятных леденцов. Ими и пахло, стоило открыть любой ящик, и всё это казалось невероятно печальным. На дне одного из ящиков я нашла потрёпанный конверт с фотографиями. Отец, Марина и Алиса, на каком-то мероприятии. В отпуске. На природе, Алиса ещё совсем маленькая, от силы лет восемь. Все кажутся счастливыми и весёлыми, и даже Марина улыбается, обнимая мужа. Красивая, молодая женщина, прильнувшая к своему мужу. Судя по фотографии, с тех времён прошло лет пятнадцать, а Марина совсем не изменилась, правда. Разница лишь в её взгляде, который теперь стал непреклонным. А вот возраст на ней совсем не отразился. Почти, если только самую малость. Интересно, что же отца не устроило в красивой молодой жене? Что их рассорило и изменило? Деньги? Он много работал, слишком много зарабатывал, и деньгами пытался компенсировать жене и дочери недостаток внимания?

Я фотографии на столе разложила, благо он большой был, смотрела на них, потом отодвинула от себя. Чувство было такое, что я подглядываю за чужой жизнью. Каждый раз, как я оказываюсь рядом с семьёй отца, у меня возникает такое чувство. Я лишняя, и всё порчу. Наверное, он это понимал, поэтому мы не встретились ни разу за двадцать лет.

Антон бы сейчас сказал: опять самобичевание.

Я покаянно опустила голову, затем достала телефон и снова набрала номер мужа. В сотый раз за последние пару часов. Самой не по себе за подобную навязчивость, но что делать? Он не ответил, и я разозлилась. На стол навалилась, закрыла глаза, чтобы не видеть снимков, а когда открыла их, между стопкой журналов, пресс-папье и непонятной мраморной чаши с песком непонятного назначения, я увидела мобильный телефон, подозрительно похожий на телефон Антона. Он был большой, но плоский, и на краю стола я его не сразу приметила. Дотянулась рукой, покрутила, рассматривая, потом поняла, что тот выключен, и нажала на кнопку, ожидая отклика экрана. Это точно был телефон моего мужа. Вот и моя фотография на экране, я в бикини в волнах Средиземного моря. Приятно, но что телефон Антона делает в кабинете моего отца, совсем непонятно. А я звоню… Кстати, стереть напрочь все мои двадцать четыре пропущенных вызова. Зачем Антону об этом знать?

Вот только проблема: телефон оказался запаролен. Что за бред, вообще? Я поводила пальцем по экрану, разозлилась и сунула телефон в сумку. Боже мой, мой муж самый скрытный человек на свете!

Дома Антон появился к ужину, нисколько не опоздал, и, наверное, это нужно было оценить по достоинству, к тому же, он с цветами явился. С большим букетом пионов. А я вместо того, чтобы порадоваться, продемонстрировала ему свою находку.

— Я нашла твой телефон.

— Правда? Дома?

— Нет, в кабинете отца.

Антон замер передо мной с букетом, осмысливая. Я ещё подумала, что в этот момент нужно было его сфотографировать, выглядел он вполне торжественно, портило впечатление выражение лица — озадаченное.

— В Борином кабинете? Ты была в «Колесе»?

— Была, — призналась я с некоторой неохотой. Забрала у него цветы, передала ему мобильник. Такой обмен неожиданными подарками.

Антон за моей спиной хмыкнул. Снял пиджак, присел на любимый подлокотник, и я услышала звук разблокировки телефона. Невольно замерла, прислушиваясь и ожидая реакции мужа Да, да, я знала, что он непременно отметит мою настойчивость.

— Ого, двадцать пять звонков! Сразу видно, что жена скучает без меня.

— Вообще-то, я беспокоилась, — сказала я. А затем пояснила: — Последний раз я звонила час назад, набрала случайно.

— Ага, — проговорил Антон многозначительно.

— Не говори: «ага», — попросила я. — Ты же знаешь, я это не люблю.

— Ага, — повторил он со смешком, подошёл ко мне и обнял. Руками обхватил, прижался крепко, а я вздохнула. Потом даже зажмурилась от осознания своей слабости. И поэтому спросила:

— Что ты делал в кабинете отца?

— Искал кое-что. А ты?

Искал он кое-что! Будто я сама не догадалась.

— И я тоже, — отозвалась я недовольно. — Мужа. Антон, ты мне обещал, что не будешь пропадать.

— Я и не пропадал. Я забыл телефон. — Он погладил меня. — Малыш, ты беспокоилась? Надо было позвонить на домашний… — повинился он.

Я согласилась.

— Надо было. — Но прежнего возмущения, которое бурлило во мне ещё полчаса назад, уже не чувствовала. Прикоснулась к цветам в вазе, потом повернулась к мужу, посмотрела в его лицо. — Антош…

Он прижался лбом к моему лбу, в глаза мне заглянул.

— Прости меня за вчерашнее. Я не должен был кричать на тебя.

— Я тоже на тебя кричала.

— Да, — согласился он, и вдруг улыбнулся. — Мне понравилось.

Я прищурилась.

— Что? Ты с ума сошёл?

— Нет. Ты кричала на меня первый раз. Жена может кричать на мужа.

— Ну, если ты так считаешь.

— У тебя много претензий ко мне? — Я почувствовала, как он прижал меня к себе, и степень его готовности продолжать разговор, можно было оценить по достоинству. И в этих обстоятельствах вести серьёзные разговоры было невозможно, поэтому я сказала:

— На данный момент, одна.

— Слушаю.

Я провела ладонью по его плечу, ослабила узел его галстука, после чего обняла Антона за шею.

— Я вышла за тебя замуж, и ты просто обязан меня боготворить.

На его губах расцвела понимающая улыбка.

— Клянусь. Обещаю молиться дважды в день.

Неприличный намёк прозвучал, но я сумела спрятать улыбку. Вместо этого коснулась его щеки, провела пальцем по носу, потом обвела его губы. Улыбаться расхотелось.

— Я волновалась, Антон. И я звонила тебе тысячу раз. Почему я так волнуюсь?

— Потому что любишь, — сказал он, и получилось как-то чересчур серьёзно.

Но я кивнула, не собираясь спорить.

— Люблю. Но волнуюсь не поэтому. — И произнесла вслух то, что так беспокоило: — Просто ты мне врёшь.

12

Утро первого сентября я встретила в обнимку с недовольным мужем. Недоволен Антон был по многим причинам, и даже не все эти причины относились ко мне, что несколько сглаживало острые углы. Он совершенно не радовался тому, что я выхожу на работу, но ещё больше его не радовали мои утверждения в том, что он мне врёт. Хотя нет, не врёт, в тот вечер я довольно быстро исправилась, заменив слово «врёшь» на «скрываешь», но сути это не меняло. Ему пришлось постараться, чтобы убедить меня в обратном, и, в конце концов, я предпочла сделать вид, что ему это удалось. Иначе это привело бы к очередному скандалу.

— Я вру? Я тебе вру? Когда? И, вообще, это обидно, — заявил муж мне спустя полминуты, как я его в этом обвинила. Он выглядел настолько оскорблённым, что любой бы поверил. Любой, но уже не я. Поэтому я лишь посверлила его взглядом, под которым он стал мрачнеть на глазах, а затем резко махнул рукой. — Лера, просто есть вещи, которые женщине — заметь, не тебе, а всем женщинам! — знать не стоит. Если я тебе чего-то не рассказываю, то это не значит, что я вру тебе. Я о тебе забочусь! — В этот момент в его глазах полыхал хоть и праведный, но гнев и несомненная обида. А я к этой обиде приглядывалась, пытаясь оценить по достоинству.