— Почему вас это удивляет? Тем более, что она… У неё был весьма странный и, я бы даже сказала, ограниченный выбор продуктов в корзине, поэтому я и забеспокоилась.

— И что за выбор?

— Энергетики и текила.

Марина долго молчала. Я мысленно представила себя на её месте, и поняла, что мне тоже вряд ли понравилось бы, узнай я от человека, которого я считаю лишним и, возможно, неприятным, что мой ребёнок ведёт себя не соответствующим образом, да ещё не стесняется этого и даже выставляет напоказ. Назло.

— Хорошо, я разберусь, — произнесла Марина после долгой паузы. Ещё подумала и добавила: — Спасибо. За беспокойство.

— Да… — Я лоб рукой потёрла, поморщилась, но испугавшись, что Марина повесит трубку, поторопилась сказать: — Я хотела задать вам вопрос.

— Слушаю. По поводу наследства? Если да, то лучше это обсудить с моим адвокатом.

— Нет, не по поводу наследства. Я хотела узнать… Помните ту статью в газете. Где мы с Антоном… кхм, в клубе.

— Где он лапал тебя на виду всей области?

— Вообще-то, это было в «Колесе», и вся область нас увидела как раз после той статьи.

— И что с ней?

— Я хотела спросить… Это была ваша идея?

— Моя идея? — Марина, не скрываясь, хохотнула. — Чтобы ты под него легла? — Подобные выражения явно были не свойственны моей мачехе, она всегда производила впечатление очень воспитанной женщины, а тут «лапал», «легла», но, надо сказать, что я её понимала, или думала, что понимаю. Мне казалось, что я чувствую нечто подобное в этот же момент. Она говорила о моём муже, а я о её бывшем любовнике, которого она, неизвестно, с каким желанием или нежеланием от себя отпустила. Об их расставании Антон говорил скомкано и несвязно.

Но ответить я постаралась сдержанно и ровно.

— Нет. Чтобы преподнести это в таком виде. На всю область.

Далась нам обеим эта область!

— И какую же выгоду я от этого должна была получить, по твоему мнению?

— Я не знаю, но…

— Вот именно. Старшая дочь моего мужа, о которой никто знать не знал, по средствам этой грязной статейки заявила о своих правах на наследство, да ещё и в объятиях человека, которого все считают партнёром по бизнесу и гулянкам моего умершего мужа. Ты всерьёз считаешь, что мне это должно было принести пользу или порадовать меня? Да и на столь мелкую, необдуманную месть я не способна. Скорее уж я договорилась бы с тобой тихо и без лишних свидетелей. Заплатила бы тебе, чтобы ты исчезла с нашего горизонта… А после такой огласки, замять проблему стало невозможно. И кому, как тебе кажется, это было выгодно?

Я молчала. Разглядывала своё отражение в начищенном чайнике, и едва удерживалась от того, чтобы не ткнуться лбом в столешницу. Как-то всё очень просто складывалось. Настолько, что я очень долго от этих выводов предпочитала отмахиваться. Не осмеливалась не то что вслух, даже мысленно произнести обвинения в адрес любимого, или, по крайней мере, сведшего меня с ума, мужа. Я не смела, не хотела, не желала, а Марина взяла и сказала:

— Задай этот вопрос тому, с кем ты в одной постели спишь. Эта статья — меньшее, на что он способен. Поверь, я знаю.

Она знает. Знает! И я даже в это верю. В то, что она неплохо знает обо всех пакостных сторонах характера Антона. Марина уже трубку повесила, а я всё сидела, навалившись на стол, и смотрела на приготовленные мной макароны. Очень захотелось махнуть рукой и скинуть кастрюлю на пол.

— У меня такое ощущение, что я живу в бесконечной мыльной опере. Не знаю, смотрел ли ты хоть раз латинский сериал, но там всегда наступает такой момент, когда героиня начинает узнавать о своём благоверном очень занимательные вещи. И всё это растёт, множится и конца-края этому не видно. Честно, раздражает. Из-за этого я не смотрю сериалы. И уж точно не думала, что когда-нибудь окажусь главной героиней.

Антон сидел на широком подоконнике, держал в руках тарелку с треклятыми макаронами, ел их не спеша, жевал и меня слушал. Затем привалился плечом к стене, облизал вилку. А мне сказал, правда, без тени желания подмазаться, просто как констатация:

— Вкусно.

Я кивнула.

— Я рада, что тебе вкусно. Ты меня слушаешь или только жуёшь?

— Я слушаю. Но, честно, не догоняю.

— Очень жаль. Придётся спросить в лоб.

— Спроси.

— Это ведь ты заказал ту статью?

Антон непонимающе вздёрнул брови, но уже слишком нарочито у него вышло.

— Какую статью?

Я не спускала глаз с его лица, и его видимое хладнокровие меня пугало. Антон смотрел на меня, в упор, и врал.

— Ту самую, Антон.

Он носом повёл, посмотрел в свою тарелку, затем принялся наматывать спагетти на вилку. Не торопился, и накрутил много, вот только в рот брать не спешил. И в итоге спросил:

— Почему мы опять об этом говорим?

— Я тебе уже объяснила. У меня фаза неприятных открытий.

— Да? — Муж, не скрываясь, усмехнулся. — И кто тебе глаза открывает? Я так, из любопытства спрашиваю.

— Самое неприятное, Антош, что ты.

Он вилку на тарелку положил, поставил её на подоконник рядом, а руки на груди сложил.

— Понятно. Перемирие закончилось.

— А у нас перемирие было? Что ж ты раньше не сказал?

— Лера! Ну, какая на хрен разница, кто что кому-то когда-то сказал? Ты допытываешься, чего я хочу? Что для меня важно? Или ты хочешь докопаться до истины?

— Я не понимаю, что означает «докопаться». Если получить ответ на свой вопрос, то да.

— Зачем?

— Потому что моя жизнь всё больше смахивает на одну большую афёру! В твоём исполнении. Вот зачем. А ты, после каждого моего вопроса, выглядишь всё более оскорблённым и становишься в позу. Ты даже не отрицаешь ничего больше, Антон.

Он подбородок потёр. Потом от стены оттолкнулся, пересёк кухню и подошёл ко мне. На корточки присел, чтобы в лицо мне смотреть. Я же смотрела в сторону, куда-то за его плечо.

— Все эти месяцы я очень старался сделать тебя счастливой. И мне казалось, что у меня получается. Ты улыбалась, ты сияла, Лера. И мы даже не ругались, что очень меня удивляло. Но у нас был свой дом, своя отдельная от других жизнь. Постель в нашей спальне нашего общего дома. И мне, честно, казалось, что мы оба довольны происходящим. Лера, ты зря думаешь, что я настолько хорошо притворяюсь. Даже ради больших денег нельзя с таким удовольствием заниматься сексом с женой, особенно с нежеланной женой, которая тебе мешает. И я помню, с чего начинался наш брак. С каких разговоров и договорённостей, и поэтому я стараюсь понять все твои сомнения. Поэтому в любой момент примчусь к тебе, по первому зову, поэтому я готов держать тебя за руку сутками, а если ты уйдёшь наконец со своей доставучей работы, то сможешь ездить со мной в офис и на все встречи, и я опять же твоей руки не выпущу. Я… буду говорить тебе «люблю» столько раз в день, сколько ты захочешь это слышать. Пока тебе не надоест, пока ты от этого не устанешь. И если я не таю, произнося эти слова, как герой латинского мыла, на которое ты ссылаешься, то это совсем не значит, что я этого не чувствую или притворяюсь. Или вру тебе. Я не вру. Но я не знаю, как тебе это доказать. В последнюю неделю ты только тем и занимаешься, что ловишь меня на лжи. Да, возможно, ты права, и я вру. Иногда, когда мне это выгодно. Но я тебе клянусь, что я не соврал тебе ни разу с того момента, как мы вышли из загса. — Антон моргнул и добавил: — Ничего нового, ни одной новой лжи. А то, что было до этого… Скажем так: я никогда и ничего не сделаю тебе во вред. И всё о чём я прошу тебя, вот именно в эту минуту: просто поверь мне и подожди. Я со всем разберусь. А если тебя интересует моё отношение к тебе, то я его уже озвучивал много раз: ты моя жена. И, поверь, когда я произношу эти слова, они куда весомее банального «люблю». Потому что любить я могу кого угодно. А жить я хочу со своей женой. И именно это я понял за месяцы брака. И лично для меня это большое открытие.

Я слушала его, закусив губу от волнения, потом осторожно вытянула руку из-под его ладони. Провела рукой по стеклянной поверхности стола.

— То есть, тебе со мной удобно?

— Нет. Ты слишком любишь докапываться до мелочей. И не только во мне, но и во всём вокруг. И это не единственный твой недостаток. Но это совершенно неважно. Я просто хочу, чтобы ты была здесь, в моём доме… в нашем доме. Чтобы я приходил домой и видел тебя. Довольную, улыбающуюся. И всё, о чём я прошу, дай мне возможность, карт-бланш, вытащить нас из этой истории с наследством.

— Каким образом, Антон? Обманывая и мошенничая?

Он глаза закатил, поднялся и в порыве возмущения даже спиной ко мне повернулся. Я же уставилась на его спину, на белую, помявшуюся за день в офисе, рубашку.

— Лера, ты понятия не имеешь, как ведутся дела и строится бизнес. Честно — никогда не бывает.

— Ты выставил меня на посмешище.

Антон обернулся на меня. Усмехнулся хищно.

— То есть, ты уже вынесла приговор. Меня обвинила?

Я смотрела ему в глаза. Негромко попросила:

— Тогда скажи, что ты этого не делал.

Он смотрел на меня и молчал. Я сделала несколько неглубоких вдохов, словно задыхалась, потом поднялась.

— Лера, это большая игра.

Я кивнула, направилась вон из кухни. А мужу только рукой махнула.

— Я уже поняла. Играй. Ради Бога.

— Куда ты?

— Вещи собирать.

— Опять?

Я повернулась к нему, уже успев подняться на несколько ступенек.

— Да, опять! И в этот раз желания держать меня за руку тебе будет мало.

Он головой покачал.

— Ты не можешь уйти.

— О, ещё как могу! И знаешь почему? Потому что я не хочу оставаться здесь. И у меня нет истерики, как в прошлый раз. И я даже не злюсь. Но то, что ты говоришь, и какие доводы приводишь: «потерпи» и «большая игра» меня не устраивают! Никак не устраивают. Потому что я не хочу жить с человеком, который бесконечно во что-то играет. Сейчас в моё наследство, затем в выгодную сделку, после ещё во что-то. Это не семья!

— Лера, просто сейчас такая ситуация…

— Плевать мне на ситуацию! Знаешь, мне кажется, то же самое мой отец говорил моей маме, а потом Марине. И к чему его это привело? Ты также хочешь? Доиграться? Ради Бога, только без меня. Я дура, что ввязалась во всё это.

— Ты просто не понимаешь, что творишь!

Антон вошёл в спальню следом за мной и остановился, как вкопанный, заметив открытый чемодан на постели. На меня посмотрел, затем ухмыльнулся.

— Ты уже собирала вещи?

Я не ответила, открыла шкаф и взяла с полки охапку своего белья, швырнула в открытый чемодан. А Антон волосы взъерошил.

— То есть, пока я как дурак там распинался о нашей семье, ты уже мысленно прикидывала, какие платья в первую очередь взять?

— Я всё оставлю тебе, хочешь?!

— Ты опомнишься или нет?

— Я опомнилась, Антон! В том-то и дело! И не собираюсь позволять тебе превращать мою жизнь в бардак! — Я в волнении взмахнула руками. — Жену ему надо! Чтобы дома сидела и ждала, как преданная собака! А потом когда новизна пройдёт, ты засядешь в своём чёртовом клубе, а меня, по всей видимости, ожидает участь Марины. Чем больше новый дом, тем дальше постель мужа от моей!

— Что ты, вообще, несёшь?

— А что? Не ты ли мне рассказывал о её скорбной участи? — Я, наконец, застегнула чемодан. — Тебе ведь её жалко было, признайся. Изначально. Этакая соломенная вдова. Красивая, непонятая, одинокая…

— Ты опять об этом?

— Нет, я не об этом. Я о себе! Ты меня даже не любишь! — Я выдохнула, потому что отчаяние переполнило душу, сжатым кулаком упёрлась в крышку чемодана, но уже через пару секунд набралась смелости и повернулась к мужу лицом. — Я тебя прошу, не заставляй меня остаться. Я ещё могу уйти и… как-то пережить. Я не хочу прирасти к этому дому, потому что потом мне будет плохо. А быть просто удобной женой мне мало.

Антон смотрел мне в глаза, а после моих последних слов головой качнул.

— Ты ничего не поняла.

Я спорить не стала. Сглотнула и согласилась.

— Может быть. А может ты так объяснял.

В глазах стояли слёзы, дышать было нечем, и чтобы как-то пережить этот момент, я взялась за ручку тяжёлого чемодана и с трудом стащила его с кровати. Антон даже не сделал попытки мне помочь. Только наблюдал, а чемодан и вовсе вызывал у него приступ ненависти, судя по выражению лица. И дорогу мне не сразу уступил, стоял на пути к двери, и мне потребовалось немало силы воли, чтобы решиться посмотреть ему в глаза.

— Лера, ты пожалеешь завтра.

— Ничего, — ответила я и облизала сухие губы. — Это пройдёт. Всё равно я поступаю правильно. После твоих речей и откровений, — у меня вырвался нервный смешок, — мне не остаётся ничего другого. Я даже представить не могла…