Я же решила немного его поддразнить, и напомнила:

— Когда дело касалось моей работы, ты был куда более категоричен.

Мы ехали домой, причём я была за рулём, Антон служебную машину отпустил, и я этому совсем рада не была. Находясь с мужем в одном автомобиле, предпочитала быть пассажиром, а не водителем. Уж слишком критично Антон относился к моим навыкам вождения. Я думаю, он и машину мне подарил, не особо задумываясь о важности и серьёзности подарка, лишь бы мне приятно сделать в день свадьбы. Или в попытке задобрить, чтобы я в последний момент не передумала и не сбежала. А вот теперь он начал проявлять излишнюю обеспокоенность и даже предпринял попытку пересадить меня на автомобиль с водителем, но я всерьёз воспротивилась, не желая расставаться с любимым «жуком». И вот сейчас, наблюдая за тем, как я веду машину, Антон время от времени протягивал руку и помогал мне держать руль. Меня это безумно раздражало, но я знала, что спорить бесполезно, кажется, у Антона это уже сродни рефлексу. К тому же, Антон сегодня пребывал в чудесном настроении, и портить всё и нарушать спокойствие мне не хотелось. А настроение у него стало чудесным, подскочило до десяти балов и даже призывно звякнуло на вершине, как раз в тот момент, когда он узнал о моём увольнении. Не сразу поверил в свалившуюся на него удачу, судя по обалдевшему виду. Правда, длилось это не больше минуты, после чего Антон сумел с собой справиться, даже сделал попытку проявить сочувствие, но его взгляд, вроде как расстроенный, не выдерживал никакой критики. Поэтому я отправила мужа к маме на кухню, ужинать, а сама позвонила Лене, и послушала, как та ахает и сокрушается по поводу совершённой Станиславом Витальевичем низости. И делала она это куда более искренне и достовернее, чем мой муж.

А вот теперь мы с Антоном ехали домой. Я на мужа кидала изучающие взгляды, и понимала, что он, в отличие от моей подруги, свершившимся весьма доволен. Хотя, что ему быть не довольным? Мы ехали домой, в багажнике моей машины чемодан с вещами, а в моей трудовой книжке наверняка уже запись: уволена по собственному желанию. Антоша очень любит, когда всё получается по его желанию и сценарию. Уж не знаю, насколько он планировал, что Стас испугается настолько, что решит поскорее от меня избавиться, но явно был рад полученному результату.

Я всё-таки стукнула его по протянутой к рулю руке, не выдержала.

— Перестань, я отвлекаюсь.

— Вот и плохо, что отвлекаешься. Когда ты за рулём, ты должна быть непоколебима.

Слово, что он подобрал, мне не понравилось, и я откровенно поморщилась. А затем заметила, не скрывая лёгкой язвительности:

— Очень трудно быть непоколебимой, когда под руку лезут. Я же к тебе не лезу под руку, когда ты машину ведёшь?

Антон на сидении развалился и открыто ухмыльнулся.

— Помню, как ты рассуждала о целесообразности нашего развода, когда я был за рулём. И меня это не сбило.

— Потому что ты молчал, как рыба об лёд, — поддакнула я.

— А надо было остановиться и тебя задушить?

Я махнула на него рукой, тронула машину с места, когда на светофоре загорелся зелёный свет.

— Тебя всё равно не переспоришь.

— А не надо со мной спорить, меня надо слушать.

Я не удержалась и сказала:

— Когда ты говоришь таким тоном, я сразу слышу Алика Тимуровича. «Не надо спорить с мужчиной, нужно молчать и любить».

Антон, не скрываясь, рассмеялся, а вслед за мной заметил:

— А когда ты говоришь в таком тоне, я сразу слышу Борю. Он любил поехидничать.

Я даже рот от возмущения открыла.

— Я ехидна?

Антон глаза на меня вытаращил, понял, что сказал лишнее, и поторопился вину загладить, похлопал меня по голой коленке.

— Любимая, не думай о глупостях, веди машину.

— До какой же степени ты меня порой бесишь.

Антон же снова рассмеялся и лёгким тоном меня заверил:

— Это как раз нормально. — Его ладонь снова оказалась на моём колене, погладила. — Сейчас приедем домой, и сразу начнём мириться. Как ты смотришь на такое предложение?

Я кинула на него задумчивый взгляд, затем сосредоточилась на дороге, но вид при этом имела загадочный, на губах тень улыбки, а разулыбалась уже тогда, когда муж рядом весело хмыкнул. Хотя то, что я налету ловила все его помыслы и молча соглашалась участвовать в его затеях (если вспомнить, кем мой муж является), несколько настораживало. Я же педагог, в конце концов, и только несколько часов назад я дала обещание Антона перевоспитать, во имя собственного блага и нашего с ним общего будущего, а сейчас смотрю в его улыбающееся лицо и лукавые глаза, и менять что-либо мне совершенно не хочется.

Следующие три недели прошли для меня в домашних заботах. Я совершенно не ожидала, насколько меня захватит сей процесс. Но я занялась перестановкой мебели, сменой штор и обивки, покупкой нового спального гарнитура в одну из гостевых спален, которую, как выяснила, обычно занимали родители Антона, когда приезжали в гости, и когда моя жизненная активность вывела меня на задумку осуществить полноценный ремонт на втором этаже, я приказала себе остановиться. Буквально заставила себя, отложила все каталоги и журналы, точнее, спрятала их под замок. Антон же был и на ремонт согласен, лишь бы я больше не страдала, не скучала и не вспоминала про предателя Станислава Витальевича. Кстати, я сама не считала Стаса предателем и даже ни разу его так не называла, ни вслух, ни мысленно, но муж записал его в предатели, как и Ленка, и они вдвоём нет-нет, да и могли это озвучить, чем заставляли меня хмуриться. Хмурилась я от непонимания, а они считали, что от злости и негодования. И чтобы избавить меня от того и от другого, Антон готов был на многое, даже перетерпеть бригаду ремонтников в доме. Но я поспешила его успокоить: ремонта не будет.

К тому же, у меня неожиданно нашёлся достойный повод, на который я перенесла своё внимание. Я как-то неожиданно, по щелчку пальцев, каким-то невероятным озарением поняла, что беременна. Проснулась утром, остановилась перед зеркалом в ванной, с минуту себя разглядывала, буквально ощупывала взглядом, и подумала: беременна. Секунд пять я пребывала в панике, прислушивалась к себе: не тошнит ли, не кружится ли голова… Какие там ещё симптомы? После чего наспех оделась, села в своего «жука» и отправилась в аптеку за тестом. Антоша всю эту суматоху благополучно проспал, и даже когда я вернулась и проделала все необходимые с тестом манипуляции, и плюхнулась рядом с ним на постель, протягивая доказательство свершившегося, он долго отказывался просыпаться и начинать соображать. Хмурился, бестолково таращил на меня глаза, после чего заявил: что он рад. Честно.

— Ты внуков хотел или нет?

Вот тут на его губах начала расползаться улыбка.

— Давай ты спросишь меня об этом лет через тридцать?

— Если ты будешь так сильно тормозить, большая вероятность того, что тридцать лет мы вместе не проживём.

Он хохотнул, притянул меня к себе и поцеловал, почему-то в лоб.

— Я постараюсь исправиться. — Погладил меня, когда я, повозившись, устроилась у него под боком и обняла, помолчал немного, затем спросил уже другим, более осмысленным голосом: — Серьёзно, беременна?

Я кивнула. Он снова помолчал, мозг, видимо, окончательно проснулся, потому что Антон принялся рассуждать:

— Жили бы мы в Америке, я бы в суд подал на производителя противозачаточных таблеток.

— Всякое бывает, — флегматично проговорила я и потёрлась щекой о его голую грудь. Решила не утруждать только что пробудившееся после сна сознание супруга подробностями о том, что сама бросила пить таблетки после того, как он на маминой кухне принялся взывать к моей совести и говорить, что родители мечтают о внуках. Сам Антон не особо о детях мечтал, попросту не представлял, что это такое — быть отцом, вот я и решила предоставить ему такой шанс. Решила положиться на судьбу. Ещё не знала в тот момент, как повернутся наши отношения, окажемся ли мы с ним вообще в одной постели ещё когда-нибудь, и, заметьте, я выдержала значительную паузу в три свидания, которые растянулись на неделю, так что всё честь по чести. А уж дальше судьба и сыграла свою роль. Мы всё ещё женаты, я считаю, что счастливы, и «мы беременны», всё очень вовремя. Зато сейчас, пережив признание мужу, я вдруг поняла, что не на шутку взволнована, по-хорошему взволнована. У нас с Антоном будет ребёнок, жизнь снова меняется. Больше не надо мучиться сомнениями, переживать из-за того, что заскучаю дома, что всё испорчу и мужу наскучу, буду занята только тем, что стану готовить ему борщи да ждать его возвращения домой. Теперь у меня смысл в жизни появился. У нас будет ребёнок.

И меня не тошнит. Кто придумал противное слово — токсикоз?

Я умирала. Прошла всего неделя, и пять дней из этой недели меня тошнило. От любых запахов и даже от любимых духов. Время до полудня я проводила в обнимку с унитазом, и даже завтрак Антон теперь себе готовил самолично, потому что я при всём желании не могла ни смотреть, ни нюхать яичницу, его любимый бекон и даже кофе. Муж хоть и посмеивался, но проявлял сочувствие, а вечерами баловал меня десертами, которые привозил из ресторанов. Это было неправильно и, возможно, даже вредно, но мне безумно хотелось сладкого. Антон тоже нашёл в этом что-то для себя положительное, и пока я ела очередное пирожное с взбитыми сливками, он перебивал мне аппетит поцелуями и говорил, что с каждым днём я всё вкуснее и вкуснее. Глупо, конечно, но всё-таки умилительно, и для вечеров вдвоём занятие весьма подходящее. А утром меня снова тошнило. Мама советовала мне мужаться, а свекровь сыпала рецептами народной медицины, русской и кавказкой, что должны были непременно помочь при токсикозе. Я послушно Зою Павловну выслушивала, правда, ничего не запоминала. Мой мозг на первый триместр беременности, кажется, решил отключиться.

В один из дней Антон, вернувшись вечером с работы, с загадочным видом протянул мне конверт.

— Сегодня с курьером принесли, — хмыкнул он, и это лишь добавило таинственности.

Я на мужа смотрела, ожидая, что он расскажет мне новость, что принёс, лично, но он лишь усмехался, причём не слишком благодушно, и молчал. А затем и вовсе от меня отошёл, сел за кухонный стол и придвинул к себе тарелку с салатом. Ложку взял, а я настолько заинтересовалась конвертом без всяких опознавательных знаков, но из дорогой бумаги, что не стала делать мужу замечания и просить подождать до ужина. Антон ел салат с креветками, и на меня поглядывал со значением. Я открыла конверт, внутри оказалось приглашение. Я снова кинула на Антона быстрый взгляд из — под ресниц, приглашение открыла, и прочитала:

— Вечер в честь дня рождения Бориса Давыдова? Это шутка?

— Нет. Круто, да? Бори нет, а день его рождения повод для крутой вечеринки.

— Марина придумала?

— Да. И, заметь, гордится собой по этому поводу.

Я тоже за стол присела, посмотрела на жующего мужа. Сказала:

— Это странно.

— Конечно, странно. Я бы точно не хотел наблюдать с того света за тем, как все веселятся, вместо меня едят и пьют. — Хмыкнул. — За мой счёт.

— Ты с ней говорил?

— По телефону, — признался он после короткой заминки. На меня посмотрел, но я притворилась равнодушной. Опомнилась и встала, чтобы положить ему на тарелку кусок мяса с тушёными овощами. — Она считает это хорошей идеей. Говорит: чтобы люди не забывали Борю.

— А ты что думаешь?

— Укрепляет свои позиции. Наверняка, пригласит всех нужных, как она считает, людей, чтобы напомнить, кто вдова и кто на самом деле по Боре страдает. Кто его помнит, по нему скорбит и любит…

— Перестань, — не выдержала я. От его рассуждений у меня кошки на душе всё сильнее скребли. Потом спросила: — Мы ведь пойдём?

— Ещё бы. Мы пойдём обязательно. — Антон растянул губы в ехидной улыбке. — И покажем всем, как мы любим и уважаем покойного.

— Ужас. — Пару секунд раздумывала над следующей фразой, но всё же сказала: — И давай говорить о папе в более уважительном тоне. Он дедушка твоего ребёнка.

Я поднялась из-за стола, а Антон веско заметил:

— Нашего ребёнка.

— Да. Нашего ребёнка.

Мы ещё не до конца свыклись с этой новостью и теми переменами, которые она с собой принесёт.

Вечеринка в честь дня рождения моего отца, была назначена уже на эту субботу. Это было так странно, я всю неделю об этом думала, гадала, какое платье выбрать, как себя вести и как, вообще, к этому вечеру относиться. Антон советовал: проще. А как проще, я не понимала. Не представляла себе сие мероприятие. Все будут пить и веселиться? Или стоять с постными лицами и вспоминать отца хорошими словами? По моему мнению, Марина задумала что-то не то, но кто решится сказать ей это в лицо? Уж точно не я. Поэтому сдержанно улыбалась, настороженно приглядываясь к гостям.