Гостиная дома Давыдовых была полна людей. Веселья заметно не было, но играла негромкая музыка, открывались бутылки с вином и шампанским, официанты разносили закуски, и всё это сопровождалось негромким гулом голосов. Когда мы с Антоном вошли, привлекли общий интерес. Разговоры на минуту смолкли, нас разглядывали, а мы улыбались. Правда, я мужа едва заметно одёрнула, чтобы не слишком радовал присутствующих своим волчьим оскалом. Антон всю дорогу до дома Давыдовых многозначительно ухмылялся, и вроде бы готовился к драке. Этого я точно хотела избежать. И без того нервничала перед встречей с мачехой, так ещё и муж ведёт себя, как боксёр перед выходом на ринг. Я покрепче уцепилась за его локоть, кивнула кому-то смутно знакомому, и внутренне замерла, когда заметила Марину, спешащую нас поприветствовать. Хотя, не думаю, что она слишком спешила, но надо признать, что её улыбка выглядела вполне искренней и дружелюбной. Алисе бы поучиться у матери актёрскому мастерству, ей-богу.

— Как я рада, что вы пришли, — сказала она, задержав взгляд сначала на лице Антона, затем на моём. А после и вовсе потянулась ко мне и расцеловала в обе щеки. Я сделала вид, что тоже её целую, и, стараясь быть вежливой и соблюдать приличия, сказала:

— Прекрасно выглядите. Очень красивое платье.

— Спасибо, дорогая. Ты тоже… ошеломительна сегодня.

Ещё бы, я только на макияж больше часа потратила, чтобы ни в чём не уступить хозяйке вечера… Но эпитета «ошеломительна» всё равно не заслужила, ни по каким здравым размышлениям. Хотя, кто бы поверил в то, что Марина примется меня всерьёз хвалить.

— Антон… — вот тут её тон зазвучал сдержанно. — Твой любимый коньяк в баре. Я специально распорядилась… Боря тоже его любил.

— Да, помню. Спасибо.

Я подозрительно покосилась на мужа, но на его лице было вполне нейтральное выражение.

А Марина неожиданно взяла меня под руку.

— Хочу тебя познакомить кое с кем. Это старинный Борин приятель. Настоящий друг. — Увесистый камешек в огород моего мужа, я оценила, но сделала вид, что ничего не поняла. — Они вместе учились в институте.

— Правда? — сочла нужным воодушевиться я. И тут же поинтересовалась: — Он знает маму?

— Сама у него и спросишь.

Она увела меня в сторону от мужа, я ещё обернулась через плечо, на Антона посмотрела, но тот лишь плечами пожал, а в следующую секунду к нему уже подошли и принялись приветствовать и жать руку.

Папин приятель оказался занудным, лысым типом, который занял меня своим заунывным рассказом минут на двадцать. Причём Марина сбежала от нас через пять, а я осталась выслушивать странные истории, которые, казалось, никакого прямого отношения к моему отцу не имели. Какие-то институтские байки, воспоминания о преподавателях, поездках на картошку и первых сессиях. Даже маму мою этот человек не знал, и я, в итоге, заподозрила, что не такой уж он и хороший приятель и друг, как Марина объявила. А может, ей просто нужно было меня отвлечь. И как только я об этом подумала, покой потеряла. Приняла украдкой оглядываться по сторонам, отыскивая взглядом мужа. Поначалу не видела его, начала злиться и нервничать одновременно, но затем приметила его в сторонке, он что-то обсуждал с незнакомым мне мужчиной, и казался весьма занятым разговором. А я вздохнула с облегчением. И тут же себя отругала: из-за чего я так перепугалась, чего я ждала? Что Марина нападёт на Антона со спины, а тот не станет, или не захочет сопротивляться? И ведь знаю прекрасно, как Антон на самом деле к моей мачехе относится, и что беспокоится мне не о чем, он меня любит, а навязчивые мысли, как однажды влезли в мою голову и душу, так и не торопятся насиженные местечки покидать. И я если и не ревную, то испытываю определённый дискомфорт, понимая, что Антон и Марина находятся в непосредственной близости друг от друга.

Прервать наскучивший мне разговор получилось лишь тогда, когда я сестру увидела. И то пришлось изобразить бурную радость, сердечно извиниться и поспешить покинуть разговорчивого зануду. Мысленно припомнила Марину недобрым словом, что сосватала мне его, и поспешила отойти, направилась прямо к Алисе.

— Привет.

Она обернулась на мой голос, посмотрела без всякой радости на лице и кивнула.

— Привет. — Забрала у бармена бокал с коктейлем. А я быстренько оглядела платье сестры. Если честно, мне очень захотелось протянуть руки к её груди и поддёрнуть вырез наверх. Куда Марина смотрит? — Тухлый вечер.

— Не говори так, — мягко укорила я её и попросила у бармена воды. — Это в честь папы.

— Ага, — недовольно отозвалась она. — Ты просто папу не знала, он бы так и сказал: тухлый вечер. — Алиса присела на край подоконника неподалёку. — Это мама придумала. В последний год у неё ещё ни одной умной мысли не возникло.

— Год?

Алиса плечами пожала.

— Это возраст.

— Отстань. Твоя мама ещё очень молода. — Сказала это и сама же почувствовала неудовольствие по этому поводу. Невольно отыскала Марину взглядом, увидела, как та открыто улыбается, даже смеётся, тёмно-красное платье с отливом чётко очерчивает её фигуру, и по дорогой ткани будто электрическая молния пробегает, когда она двигается. Вокруг неё немало гостей собралось, велась оживлённая беседа, а совсем рядом с Мариной, буквально за её плечом, стоял Сергей Владимирович Зарубин, и на его губах играла лёгкая благосклонная улыбка. Он слушал хозяйку дома и мило так улыбался. Интересно, к чему была эта улыбка. Намёк на то, что всё он про неё знает и понимает, и что этот вечер лишь отголосок прошлого, а с будущим и без того всё ясно?

Алиса, наверное, проследила за моим взглядом, потому что выразительно хмыкнула. Вид при этом имела наимрачнейший.

— Папин заместитель, — сказала она.

Я голову повернула и посмотрела на неё.

— Ты про кого? Про Сергея Владимировича?

— Ну, если ты так его называешь. Я называю тусклой заменой.

— Он и твоя мама… встречаются? — подобрала я наконец нейтральное слово. И после этого слова уже Алиса на меня посмотрела, прищурилась.

— Лера, ты иногда бываешь такой несносной.

Я подумала и решила обидеться.

— Почему это? Банальная вежливость.

— Кому нужна твоя вежливость? Спит она с ним. Понимаешь? И чихать моей мамочке на всякую вежливость и приличия. Ты знаешь, что этот огурец в галстуке мне угрожает?

— Угрожает? В каком смысле?

— Что не подпустит меня к наследству, пока мне не исполнится двадцать пять. Это мать ему приказала. Вот так вот.

Я помолчала, обдумывая. Если честно, я была с Мариной солидарна в этом вопросе. Алису рановато допускать до больших денег, у девочки абсолютно отсутствует чувство меры. Но ей было обидно, и это я тоже была готова понять.

— Они смогут это сделать?

— Откуда я знаю? — Алиса отхлебнула из бокала. — Я на них в суд подам.

Я вздохнула. Присела рядом с сестрой на подоконник, хотя понимала, что делать этого не стоит. Некрасиво и неприлично. Но я всё равно села.

— Алиса, я понимаю, ты злишься, но она ведь твоя мама… Вдруг она хочет как лучше?

— Она хочет, чтобы я замуж поскорее вышла, чтобы сбагрить меня со всеми претензиями и проблемами на какого-нибудь дурака. А сама захапает мои денежки!

— Тише! — шикнула я на неё. — Не думаю, что всё настолько печально.

— Печально. Тебе не понять меня, ты в шоколаде.

— Правда? Ты так считаешь?

— А что, нет? — Алиса вдруг сникла. — Тебе даже мой Антоша достался. И деньги тебе дадут. А я…

Я осторожно погладила её по плечу.

— А ты повзрослеешь, влюбишься, выйдешь замуж… И всё будет хорошо.

Алиса помолчала, затем покосилась на меня, и вдруг резко поднялась, одёрнула короткое платье.

— Пойду. Ты меня бесишь.

Её обида была настолько детской и очевидной, что я не удержалась и улыбнулась. И останавливать её не стала, когда Алиса направилась от меня прочь, уверенно ступая на высоченных каблуках.

Антон подошёл ко мне, тоже проводил взглядом Алису, а у меня спросил:

— Всё хорошо?

— Да. Я её бешу. — Я на мужа посмотрела, он наклонился ко мне и быстро поцеловал.

— Ну и замечательно.

Да уж, замечательно, ничего не скажешь.

Странный вечер. Повод вроде достойный, день рождения, но все, как я и ожидала, были не громогласны, а некоторые попросту не знали, как себя вести и что говорить. Начали произносить тосты, сбивались на прощальные речи, вспоминали что-то, связанное с отцом, достойное и весёлое, а после сбивались на полуслове, замолкали и после добавляли задумчиво:

— Мда…

Или:

— Невозможно поверить, что его нет.

Или:

— Какой человек ушёл.

Никто не чокался, не желал никому здоровья и долгих лет, и поневоле все стали выглядеть напряжёнными и задумавшимися. А я украдкой наблюдала за Мариной, та выглядела вдовствующей королевой, не меньше. Но я всё равно заметила, как пару раз Зарубин приближался к ней ближе, чем то допускали приличия. Он аккуратно поддерживал Марину Леонидовну под локоток, подавал ей вино, а как-то раз его рука будто сама собой, по привычке, опустилась на её талию. Правда, Марина поспешила отступить от него на шаг и стрельнула глазами по сторонам, желая понять, было ли это замечено. Очень надеюсь, что успела вовремя увернуться от её ищущего взгляда.

Немного позже, когда между тостами был сделан перерыв, я выскользнула из гостиной, оставив Антона беседовать с мэром нашего города. Я устала от людей, мне было немного душно, и оказавшись в холле, я прошлась, благо размах папиных хором позволял, разглядывала интерьер и картины на стенах, вазы на столах, потом присела в кресло и ненадолго прикрыла глаза. Не устала, просто впитывала в себя атмосферу, пытаясь прочувствовать сам дом и его атмосферу. Не только же Марина здесь жила, здесь жил отец, они вместе когда-то этот дом выбрали, купили, значит, ему тоже было всё здесь близко. Но с большим удовольствием я бы заглянула в его домашний кабинет, но не пойду же я без разрешения расхаживать по коридору и открывать все двери подряд?

— Вечер тебя утомил?

Я глаза открыла, посмотрела на Марину. Та стояла в нескольких шагах от меня, разглядывала, почему-то исподлобья. Но быстро исправилась, расправила плечи и подошла ближе. Я думала, ко мне вплотную подойти решила, но она лишь поправила вазу с цветами на столике рядом со мной.

— Гостей много, я даже не ожидала.

— Что ты, это самые близкие.

— Пятьдесят человек самых близких людей?

— Сорок семь, — поправила она меня. Я улыбнулась, промолчала, чувствовала дискомфорт, находясь под её взглядом. — Антон, кажется, пользуется этим вечером вовсю.

— В каком смысле?

— А ты не заметила? От мэра не отходит.

— Если вы этого не хотели, зачем нас пригласили?

— А как я могла не пригласить? Ты дочь.

Эти слова из её уст прозвучали странно, но я всё равно кивнула и негромко повторила за ней:

— Дочь.

— О чём ты с Алисой разговаривала?

— Да так… Она жаловалась мне на жизнь, потом заявила, что я её бешу и ушла. — Я улыбнулась.

— Жаловалась на жизнь?

— На вас и… на всё в комплексе.

— Понятно. — Марина головой качнула. — Мне она жалуется на тебя, а тебе на меня.

— На меня жалуется?

— Ты забрала её любую игрушку, Антона. Ещё совсем недавно она от души тебя ненавидела. Теперь, видимо, её ненависть переключилась на меня.

Я пристально смотрела на Марину, ей в лицо, наблюдая за выражением её глаз, когда она говорила о моём муже.

— Ей не за что на меня обижаться.

— Я ей сказала то же самое. Ты её спасла от этого проныры.

— Марина Леонидовна, вы про моего мужа говорите, — напомнила я ей.

Она кивнула.

— Я помню.

— Мне не нравится, в каком тоне вы это делаете.

— Деточка, ты слишком мало знаешь о жизни, чтобы выражать мне своё недовольство.

— Вы так считаете?

— Да. Прости, но только дура могла его простить за ту статью. Репутация, милая моя, это порой единственное, что остаётся у женщины. Ею надо дорожить.

Я покрутила обручальное кольцо на пальце, хмыкнула.

— Но это же мой муж, и я сама решу, что ему прощать, а что нет. И советы мне не нужны. Тем более, от заинтересованных лиц.

— Заинтересованных? Лера, я никогда бы не позволила своей дочери…

— А разве я говорю про Алису? — Я наконец набралась смелости и посмотрела ей в глаза. Клянусь, на долгие пару секунд, Марина растерялась, затем маска на её лице дрогнула, но вот она уже делает глубокий вдох и улыбается мне холодно и отстранённо.

— Значит, Антоша проболтался.

— Нет. Но это совсем неважно, как я узнала. Только впредь я прошу вас, воздержитесь от советов и критики. Я сама решу, как мне поступать в моей семейной жизни.