В лице Агафьи не дрогнул ни один мускул, хотя она моментально поняла, что то, о чем сообщила сейчас работница, не обошлось без ее вмешательства. Все также спокойно она допила чай и пошла в свою спальню. Но видно шум в передней разбудил Параньку, потому что спустя некоторое время, она неприбранная вошла в спальню родителей. Агафья сидела около окна и мрачно смотрела на начавший таять снег в саду.

— Чего с утра дура эта переполошила всех? — спросила Паранька.

Агафья перевела на нее мрачный взгляд.

— Перестарались мы, видать, — тихо сказала она, — Дашка не встает, ноги отнялись.

— А ты не хотела этого? — удивилась дочь, — либо и жалеешь еще? — лицо Параньки перекосилось от злобы, — А я не жалею, так ей и надо, сдохла бы: я бы рада была.

Такой злой и ненавистной Агафья не видела еще свою дочь. Глаза ее стали желтые, с побелевших губ брызгала слюна. Она смотрела и не узнавала Параньки. Агафья даже испугалась, а не аукнулось ли колдовство и на дочери. Вдруг и Катерина не лыком шита, нашла, кто напустит порчу и на Параньку? Ведь в конце концов не одна она владеет колдовством? Но Паранька уже приходила в себя. Румянец снова появился на ее лице. Ничего не сказав больше матери, она удалилась в свою спальню. Легла рядом с Егором, прижалась к нему боком. Егор отодвинулся, промычав что-то во сне. Злобные мысли так и не покинули Параньку. Она думала о Даше, о муже. Не такой она видела свою замужнюю жизнь. Егор, словно бирюк, ни приласкает, слова доброго за время совместной жизни не сказал. Да и пьяный каждый день. А как она надеялась, что Егор будет ласковым, ведь от одного только его случайного взгляда душа обмирала. Почему он такой? Ведь женился на ней, значит, забыл о Дашке. А как же иначе? Теперь должен думать о жене. А там и дети пойдут. Какой пример им пьяный отец? Паранька беспокойно повернулась на перине. Егор отодвинулся к самой стенке. Паранька заплакала. Слезы медленно текли по щекам, скатывались на подушку. На стене тикали часы, кукушка, словно вспомнив, что надо объявить время, заполошно растворила створки и громко отсчитала восемь раз.

* * *

На следующий день Михаил ехал в станицу, за доктором. Устав от бабьих наставлений, он свободно вздохнул, сев в сани. В станице пришлось долго метаться по больничным кабинетам в поисках доктора. И хотя докторов в больнице оказалось больше, чем он ожидал, ехать на далекий хутор никто из них не соглашался. Говорили о том, что больную следовало привезти сюда. Тут бы посмотрели, болезнь определили, назначили бы соответствующее лечение. Михаил метался по больнице, все больше сожалея о своей поездке. Наконец санитар, пожалев его, шепнул, что может, вон тот немолодой с бородкой доктор согласится. Михаил последовал за человеком в белом халате и войдя вместе с ним в кабинет упал на колени: батюшка, не откажи! Доктор смотрел на щуплого мужчину и брови его хмурились. Он велел подняться и рассказать все по порядку. После рассказа Михаила он долго потирал двумя пальцами бородку. Михаил сидел затаив дыхание. От того, что решит этот серьезный человек, зависело будущее Даши. Михаил надеялся, что он пропишет порошки или микстуры и дочь от них встанет на ноги. Доктор согласно покачал головой: едем, вот только домой ко мне надо заехать, жену предупредить. Михаил, не спрашивая больше ни о чем, выбежал в больничный двор и поправлял солому в санях, чтобы доктору было мягче. Они подъехали к небольшому деревянному домику, и доктор быстрыми шагами вошел в дом. Михаил, суетясь, вытащил мешок из саней и последовал за доктором. В передней его встретила скромно одетая женщина, видимо кухарка, и Михаил сунул ей в руки мешок. Та даже не удивилась и спокойно ушла в кухню. Через несколько минут она вынесла уже пустой мешок. Михаил свободно вздохнул, он боялся, что доктор заругает за гостинцы, говорят, не все берут. Наконец и доктор вышел в переднюю, неся в руках потрепанный баул. Они уселись в телегу и поехали. Неблизкая дорога растянулась на всю ночь. Передохнули лишь на хуторе Покровском, где жила сестра Катерины. Всю дорогу Михаил рассказывал о болезни дочери. Доктор слушал молча, изредка хмыкая в бороду. Домой добрались уже к полудню. Доктор, войдя в дом, огляделся, и видимо остался доволен. Не в каждой крестьянской хате был такой образцовый порядок. Он долго мыл руки у рукомойника. Не отказался от предложенного обеда, правда поморщился, когда Катерина положила перед ним деревянную ложку. Наконец, покурив после обеда на улице, он потребовал провести его к больной. Усевшись на табуретку, он откинул одеяло и весело улыбнулся Даше:

— Ну-с, барышня, расскажите-ка поподробнее, что такое с вами приключилось, когда? А я пока ноги ваши помну, поколю.

Даша испуганно смотрела на него. Доктор открыл свой баул и доставал оттуда непонятные предметы. Маленьким молоточком он постучал сначала по одному колену, потом по другому. Брови его нахмурились. Он растирал ноги Даши и смотрел на нее. От того, что доктор делал с ней, Даше стало весело. Она и сама не знала, чего ожидала от него, но только не смешного постукивания молоточком. Доктор достал иголку и стал колоть голень. Даша не ощутила никакой боли. Он ущипнул ее выше колена и посмотрел в лицо. Девушка явно не ощущала его прикосновений. Брови доктора хмурились все больше. Ему было жаль эту молодую красивую девушку. Он прикрыл ее одеялом и вышел из комнаты. Все находящиеся в кухне устремили на него глаза. Но доктор, не глядя на них, прошел к умывальнику и опять долго мыл руки. Наконец он сел на табурет и не глядя никому в глаза произнес:

— Случай тяжелый, в домашних условиях вы ее не вылечите. — «Да и в больнице вряд ли» — подумал он. — Судя по словам отца девушки, она перенесла нервное потрясение, надо надеяться, что со временем это пройдет и она оправится. Я выпишу лекарства, их можно купить в аптеке. Больше ничем не могу помочь. Конечно, если отвезти ее в город, и показать тамошним врачам… — Катерина заплакала, за ней не выдержала и бабка Авдотья.

Доктор остался ночевать. Было решено, что ранним утром Михаил повезет его обратно. Укладываясь в постель, доктор поинтересовался, нет ли клопов? Катерина заверила, что нет, и тот спокойно улегся на мягкую перину. На рассвете Михаил запряг лошадь и повез доктора обратно.

Бабка Авдотья, лишь сын выехал со двора, накинула на голову шаль и поспешила к лекарке бабке Марфе. Та сразу согласилась пойти посмотреть Дашу. Вдвоем они шумно ввалились в кухню. Катерина смотрела как раздевается Марфа и слезы опять наползали на ее глаза. Доктор не оставил никакой надежды. Хоть бы сказал, что от лекарств полегчает, мази прописал бы какие. Надежд на Марфу она не возлагала. Тот ученый не смог ничего определить, а уж от наговоров не слишком здоровья прибавится. Марфа рьяно взялась за дело. Она мяла, терла ноги и поглядывала на Дашу, пытаясь по лицу понять, что та при этом испытывает. Но выражение лица Даши не менялось. Наконец Марфа устала. «Я травки ей дам, пусть пьет» — решила, наконец, она. Суматоха в доме затихла. Даша опять лежала одна в своей боковушке. Братья чувствовали себя неловко, заглядывая к ней. Она не обижалась.

Приехавший Михаил привез кучу лекарств: порошки, микстуру и разные мази.

— Вот, дочь, это тебя на ноги поставит, — решительно объявил он. Принесенные Марфой травки он решительно выбросил, решив лечить дочь по-городскому.

Глашка, румяная от весеннего ветра, принесла с собой запах весны и талого снега. В боковушке стало свежо от ее появления. Она обнимала Дашу, тормошила ее: вставать надо подруга, на улице весна. Скоро совсем дорогу развезет, не смогу к тебе прибежать, — посетовала она. Как всегда она была весела и немного возбуждена. Говорят, что сытый голодному не разумеет, так и здоровый не может понять больного. Глашка недолго охала над болезнью Даши. Молодость не приемлет болезней. Она уже рассказывала о деревенских новостях, красочно описывая и приукрашивая события. Даша, забыв о своей немочи, поддалась настроению подруги. Они весело смеялись над незадачливыми сельчанами, вспоминали общих знакомых. В пылу веселья Глашка, совсем позабыв о болезни подруги, сообщила ей сплетню о Егоре. — Представляешь, каждый день пьяный. Как ни увижу его, а он даже поздороваться не в состоянии, — смеялась Глашка. Она тут же оборвала смех, почувствовав, как напряглась подруга.

— Дашка, дурочка ты моя, — она сочувственно погладила ее по руке, — когда уж ты забудешь про него?

— Никогда! — в словах Даши слышалась такая решимость, что Глашка поверила, да, подруга не забудет Егора.

* * *

Никита увидел друга на улице. Тот шел из лавки. И как видно, был еще трезвый, по крайней мере не шатается, определил Никита. Он окликнул Егора:

— Слышь, полчанин, погоди. Разговор есть.

Тот обернулся на знакомый голос и криво улыбнулся. Как и определил Никита, друг был не пьян. Может только не выветрился вчерашний туман из головы… Никита протянул руку другу. Егор вяло ответил на пожатие. Никита смотрел и не узнавал друга детства. Егор как будто состарился за время своей женатой жизни.

«С чего бы это? — подумал Никита, — ведь у Евсея не житье, а сплошные именины. Видать и богатство не всегда радость приносит», — невесело думал Никита. Он не обижался, что Егор разрушил его надежды, о женитьбе на Параньке. — «Все равно не отдали бы за меня», — решил он после свадьбы друга. Потешил себя думками о чужом богатстве, так дураку и надо, — утешался он. И все же Паранька до сих пор нравилась ему.

— Ты новость слыхал? — спросил Никита.

— Какую? Тут каждый день новости.

— О Дашке… — Никита замолчал и вопросительно смотрел на друга.

— А чего с ней? — не понял Егор.

— Заболела она сильно после твоей свадьбы.

Он увидел как моментально поменялось выражение на лице друга. От беспристрастного выражения ничего не осталось. Он с тревогой смотрел на друга.

— Чего ты замолчал? Чего с ней?

— Не знаю я особо подробностей. В деревне говорят, не встает с постели. Дядька Михаил вроде доктора привозил, дак не помог он.

— Как же так? — взволнованно произнес Егор, — и давно с ней это?

— Так после твоей свадьбы, говорил же тебе.

— Давно значит, а я и не знал.

— Где ж тебе? — Никита не скрывал своего неодобрения.

— И не пойдешь ведь к ней… — потужил Егор.

— Не пойдешь, — посочувствовал Никита.

* * *

Даша лежала и каждый день наблюдала, как сходит снег в саду. Вот уже и прогалины черные появились. Скоро подсохнет и сеять начнут. — «Теперь до деревни не добраться» — думала Даша глядя на оттаявшую землю.

Хутор был отрезан ото всего мира. Весна пришла дружная. Снег быстро таял, заполняя окрестные балочки и овраги. Веселыми потоками вода сбегала по балкам в речку Каравочку. Обычно спокойная речка взбухла от обильного зимнего снега и бурлила теперь, выходя из своего неширокого русла. Ближе к лету она опять обмелеет, и тогда можно будет ловить в ней карасей да щук. Летом же в иных местах ее можно будет перейти и вброд. А теперь вода снесла деревянный мостик за деревней, отрезая и деревню от остального мира. Тот мостик сносило чуть не каждую весну, но после половодья мужики опять водворяли его на место. Сделать же новый, более надежный никто не догадывался. Так и ставили на место старый, каждую весну слегка подлатав его, благо мост уносило недалеко.

Егор который день не пил. Паранька не могла нарадоваться на него. Муж даже как-то похорошел, лицо разгладилось, разошлись под глазами темные круги. Да и сами глаза смотрели если и не весело, но хотя бы осмысленно. Егор стал обедать вместе со всей семьей и даже съездил с тестем в несколько деревень, заключать договора под будущий урожай. Евсей был несказанно рад, что зять взялся наконец за ум. Мужиком он оказался понятливым. С людьми сходился быстро. И всегдашние компаньоны мельника остались им довольны. Евсей вздохнул свободно, есть кому дело передать. Со временем конечно… Агафья тоже успокаивалась. Ей не хотелось применять заговоры еще раз, подвергая тем самым психику Егора еще одному испытанию. А об этом она задумывалась не раз; уж сильно запил зятек после свадьбы. Одна Паранька была и довольна и недовольна мужем. Вроде пить перестал, так ночью от него ласки не дождешься. Отвернется к стенке и спит. Но Паранька-то не дура, она видит, что благоверный не спит. Все о чем-то думает. Паранька сама обнимала его за плечи и начинала целовать затылок, загорелую шею. Целовала до тех пор, пока Егор не сдавался. Он нехотя поворачивался к ней, и безо всяких ласк наваливался на нее. Как будто отдавал долг. Спокойно и размеренно. Паранька ловила его губы, пытаясь вызвать в нем хоть немного страсти. Но он отводил лицо, утыкаясь в подушку. Потом рывком перемещал свое тело с Параньки и отодвигался подальше к стенке. Паранька злилась на него за такое невнимание к себе. Ну чем она для него не хороша? Вон какая сбитая. Другой мужик так и тискал бы жену, а этому не угодила будто. У Егора были свои мысли на уме. Он во что бы ни стало хотел увидеть Дашу. Чувствовал себя виноватым в ее болезни. Ведь он сам отказался от нее. Теперь же сам не мог объяснить, почему так сделал? Копался в мыслях и не находил ответа. Как мог он предать? Неужто отец с матерью смогли так уговорить, что он отвернулся от нее? Он не верил этому. Ведь готов был уйти из дома, лишь бы с ней. Как же так все повернулось? Егор не находил ответа. Освободившая разум пелена принесла новые мучения. После ужина он решился.