— Вишь, тестю как угодили, наследника сразу… У Евсея богатства много, не смотри, что он все скромничает, бедного мельника из себя строит! Ты с ним поласковее, он и кошелечек пошире откроет. Ты, смотрю, не больно охоч до его золота. — выпитое развязало мужику язык и он, не стесняясь Егора, а может, зная его намного лучше, чем тот знал сам себя, продолжал:

— Ты дурак совсем, деревенский! Вон как бываешь у нас в городе, не выпьешь лишний раз в кабачке. Да и с бабами тебя не замечали. Мы всех гостей в своем городе знаем, кто чем займается. Тесть вон твой, не теряет времени… А у меня есть девки чистенькие, не стесняйся в следующий раз. Я ни кому ни-ни! — мужик хитро прищурился на Егора, оценивая впечатление от своей речи. Но был явно разочарован. Зять мельника сидел скучный. Заманчивое, на взгляд мужика, предложение не подействовало на собеседника. И мужик разочарованно махнул рукой: впрочем как знаешь! Была бы честь предложена. Он отвернулся к соседу и опять зазвенели рюмки. Предложенная честь не задела ни одной струны в душе Егора. Он оглядел застолье. Всех этих бородатых дядек он знал, но только как деловых партнеров своего тестя. Он никогда не откровенничал с ними, никогда не пил в кабачке с ними вина, делал вид, что не понимает намеков уже не молодых дядек на посещение одним им известного дома. В конце концов бородачи признали его нелюдимым и редко делали ему неделовые предложения. А этот купец, видимо в сильном подпитии, решил влезть в душу молодого человека, вывести на откровенность. Ведь он тоже не пропускал ни одной наполненной рюмки. Егор отодвинул тарелку и вылез из-за стола. Ноги, несмотря на выпитое, держали крепко и разум был ясным. Егор вышел на крыльцо, закурил самокрутку. Немного постоял в темноте, словно решая, чем же заняться дальше? Возвращаться в дом не хотелось. Немного подумав, он зашагал в проулочек к дому друга. Никиту тоже приглашали в дом мельника, но тот не пришел. Егор понимал своего друга. Была бы его воля, он и сам не сидел бы за этим столом, не пил бы с этими людьми. Но предполагаемые партнерские отношения не давали послать все к черту и не сидеть за столом. Вот теперь, когда все были достаточно пьяны, можно было уйти. «Идти-то некуда» — с горечью подумал Егор. Единственное место, куда можно пойти, и где мог находиться Никита, посиделки, было закрыто для него. Там теперь новая молодежь, а он, как женатый человек, не мог там появиться. Он подумал, что Никита все-таки может быть там с Глашкой, но пойти к дому Августины не решился.

Он постучал в окно избы друга. Выглянувшая сестра Никиты, согласно закивала головой, показывая в глубь комнаты. Тут же к ней подошел Никита. Разглядев в окне пришедшего, он начал быстро одеваться.

— Чего тебе дома не сидится? — удивился Никита, приветствуя Егора, — или водка городская кончилась? — не преминул он подначить друга.

— Чего ж ты от водки той отказался? — хмуро посмотрел на него Егор, — чего не пришел?

— Так я «городскую» не пью. Забыл, не то? — Никита был как всегда весел, — Пошли к Колыванихе, что ли? Тебя, смотрю, «монополька» не проняла…

Егор согласно кивнул головой. Через некоторое время они уже стучали в окно неприметной Колыванихиной избы. Та ворчливо открывала двери: приспичило вам всем! А увидев Егора, была и вовсе удивлена: вот те раз, у вас водки не хватило, что ли?

— Ты не ворчи, давай на полынных цветах нам, — перебил ее Никита.

— Ишь, на цветах им, — не унималась Колываниха, но, тем не менее, вынесла бутыль с голубоватой, прозрачной, как слеза, настоянной на цветах полыни, самогонкой. Она взяла деньги, протянутые Егором, и захлопнула двери.

— Пошли ко мне, — решил Никита. Они вошли в хату, где их явно не ожидали. Незамужние сестры Никиты тут же юркнули в горницу. Мать молча собрала на стол. Выпив первую, Никите захотелось узнать, чего же это друг оставил честную компанию? Егор на щекотливый вопрос друга ответил однозначно:

— Ты же не пришел.

— Тебе, поди, без меня скучно стало. Понимаю, там небось об урожаях, да об доходах!

— Не в этом дело, — поморщился Егор.

— Опять понимаю, — сочувственно поглядел на него Никита, — подпил, душа наружу рвется. Забыть уж надо, а ты все маешься!

— Маюсь! — Егор опрокинул очередную стопку. С Никитой было столько пережито вместе с самого детства, что скрыть ничего было нельзя, да и не собирался Егор таиться. Они закурили.

— Брось ты, Егор, о сыне подумай. Теперь уж ничего не исправишь!

— Знаю, только тяжело мне.

* * *

Мария с печки наблюдала, как Даша одевается. Та шла доить корову. Харитон давно ушел в сарай убрать скотину. Оставшись одна, Мария с нетерпением ожидала пробуждения внуков. Она слезла с печи и нарочно гремела ухватами, в надежде, что поднимется Анютка. Наконец ее усилия оправдались, проснулась Анютка. Она потягивалась под одеялом. За ночь в избе нахолодало и внучка не торопилась вставать. Мария суетилась, растапливая печь:

— Вот картошки наварю, — обещала она, глядя на внучку. Та недовольно поморщилась:

— Даша обещала блинчиков с молоком.

— Блинчиков вам, — обиделась бабушка, но, вспомнив о своем, смилостивилась: — Так можно и блинчиков. Она подошла к внучке и погладила ее по голове: — А Дашка зачем с вами cпала? Оттого поди, что отец вчера пьяный был?

Доверчивая Анютка, не подозревая о подвохе в вопросе бабушки, беззаботно сказала:

— Даша с нами спит.

— Всегда что ли? — удивилась Мария.

— Как они с папой поженились, — Анютка ни о чем не подозревала.

Марии все стало ясно. Она замолчала и недовольно задвигала горшки в печке. Пришедшие с улицы Даша и Харитон не обратили внимания на ее настроение. Она и так всегда недовольна. После завтрака Даша пошла к своим за накваской для кислого молока. Анютка увязалась за ней. Мария, не скрывая раздражения, приступила к сыну.

— Ты, Харитон, не обижайся на старуху! Но скажу тебе, я пожила больше твоего… — Харитон поморщился: опять не по ней. И по всей видимости, Дашка не угодила. Дуется мать со вчерашнего дня. Он приготовился терпеливо выслушать.

— Вот сын, долго я живу, много чего видела… — она многозначительно посмотрела на сына.

Харитон в недоумении глянул на мать; чем ей не угодили? Мария, не скрывая сожаления, продолжала: — Смотрю я, мужик ты не из последних… — она замолчала. Молчал и Харитон, не догадываясь, куда клонит мать.

— Удивляюся я, — выдохнула Мария, — живете уж сколь вместе, а спите врозь! С города, что ль, моду берете? Там, сказывают, бывает так. А вы с чего? Может тебе после стольких лет вдовства и баба не нужна? — Мария пристально смотрела на сына. Харитон был явно ошарашен такой постановкой вопроса.

— Ты, мать, не придумывай. Я вчера пьяный был.

— Пьяный, — укорила его мать, — знаю я, что не спите вы вместе.

Разговор был прерван приходом Даши. Она весело рассказывала, что отец мается с похмелья и зовет к себе Харитона. Но Мария засобиралась домой. Что было совсем неожиданно. На уговоры она не поддалась и одевшись, поцеловав детей, и сухо распрощавшись с сыном и со снохой, поспешила из хутора. Харитон не стал передавать свой разговор с матерью. Он был в недоумении: кому какое дело, спят они вместе или порознь? Дашка заботливая, дети ее любят, об остальном он не думал и на будущее не загадывал. И уж никогда бы не подумал о том, что мать обратит внимание, что они спят отдельно. Тем не менее мать заронила сомнение в его привычные мысли. Целый день они варились в его не совсем здоровой голове, и помноженные на сомнения, да причитания матери, выстроились размытым пока неудовлетворением. Старые обещания, недавно данные им Даше, показались ему нелепыми. Правда, какой смысл всю жизнь спать по отдельности? Как он, взрослый человек, мог пообещать такое? Теперь он засомневался в своем тогдашнем обещании. До этого разговора он и внимания не обращал, что Дашка ложится с детьми и рассказывает им каждый вечер сказки. Он и сам засыпал под ее слова. До сих пор он, наверное, воспринимал ее как ребенка. Весь день Харитон был чем то озабочен. Даша обратила на это внимание и даже попыталась поговорить с ним, но он отшутился и она не узнала причины его озабоченности.

Глава 14

Харитон внес в избу охапку соломы и застыл от неожиданности. Даша стояла у окна, распустив волосы. Солнечный луч, проникший сквозь полуоттаявшее стекло, играл с ее распущенными волосами. Она подхватывала пряди и протягивала гребенку, морщась, когда встречались спутавшиеся пряди. Расчесывать такие длинные волосы самой было неудобно. Она изгибалась, пытаясь довести гребенку до кончиков волос. Грудь натягивала ткань ситцевой кофточки, выпячиваясь небольшими холмиками. Первое, что с порога увидел Харитон, была Дашина выпяченная вперед грудь. Кофточка туго обтянула ее, обозначая маленькие, словно июльские вишни, соски. У Харитона перехватило дыхание. Он и не предполагал, что в недавнем прошлом соседская девчонка, может так подействовать на него. Оказывается, у нее, как и у других баб, все на месте. Как это раньше он не обращал внимания? Харитон переступил с ноги на ногу. Он боялся, что Даша обратит на него внимание и от этого станет обычной, привычно мелькающей каждый день, ничего не значащей девчонкой. Даша почувствовала на спине его взгляд, обернулась и смутилась:

— Ты чего, Харитон?

— Соломы подкинуть надо, не то печка затухнет, — Харитон, не разуваясь, протопал к печке. Очарование исчезло. Даша поспешно плела косу, отвернувшись в угол, Харитон запихивал солому в топку печки. Закончив причесываться, Даша засуетилась, собирая на стол, позвала детей. Анютка и Ванятка, весело щебеча, усаживались завтракать, не замечая произошедшей перемены. Беззаботность, царившая раньше за столом, исчезла. Харитон чувствовал себя смущенным и озабоченным, будто нашел, что-то нужное, но не знает, что с этим делать. Даша чувствовала его настроение, но не могла понять, что произошло. Отчего Харитон такой задумчивый, бросает на нее взгляды исподтишка, будто первый раз видит ее? Ее вдруг пронзило чувство: что-то изменилось, изменилось безвозвратно. Она еще не знала, чем обернется для нее это предчувствие, но одолевшая ее грусть не отпускала, наоборот, все глубже проникая в душу.

* * *

Мария вошла в лавку и увидела там всегдашних деревенских сплетниц. Манька Лапшова и ее закадычная подруга Лидушка препирались с Наумом, по поводу куска бязи.

— Уступи, хозяин, — Манька не выпускала из рук ткань, — поди, внакладе не останешься!

Наум отрицательно качал головой, спорить с Манькой ему надоело. Перещупала все ткани на прилавке. Теперь торгуется за копейки. Та наседала, склонившись через прилавок. Лидушка молча бросала просительные взгляды на лавочника. Мария громко поздоровалась, вызвав недовольство Маньки. Еще совсем немного и Наум уступил бы! Но бросив косой взгляд на Марию, Манька насторожилась. Чутье подсказывало ей: пахнет новостями. Она бросила на прилавок бязь, словно и не торговалась битый час с лавочником. Притворно сочувственно поглядела на Марию:

— Никак снохе чего прикупить хочешь?

Мария озабоченно махнула рукой:

— За солью пришла, да вон баранок куплю… — она не выдержала и, поджав губы, тихо произнесла: — Пусть снохе муж подарки делает.

Маньку, словно кнутом, подстегнуло любопытство; не просто так Мария губы поджимает. На хуторе недавно была. И что там случилось, Манька должна знать первая, чтобы потом обежать всю деревню, удивляя всех принесенной сплетней. Она притворилась равнодушной, несмотря на распиравшее любопытство и с покорным терпением ждала, когда Мария сделает покупки. Та не особенно торопилась, приглядываясь к товарам на полках. Манька изводилась в догадках, перебрасываясь с Лидушкой замечаниями, из чего лучше сшить юбку. Забытый Манькой кусок бязи сиротливо лежал на прилавке. Наум был рад, что отделался от назойливой покупательницы. Он медленно отвешивал соль, баранки, потом так же медленно щелкал костяшками счетов. Мария рассчиталась с лавочником и направилась к выходу. Манька последовала за ней. И хоть им было не по пути, она увязалась, и, сочувственно вздыхая, пошла рядом.

— Вот и я говорю, подруга, снохи привередные нынче, не угодишь им. Я вон свою начну поучать, как надоть делать, нос воротит. Говорит, что мать так научила. А я так думаю, в каждой семье свои порядки. Раз пришла в семью, так присматривайся, да делай как велят.

Мария рассеянно слушала ее. От Манькиных слов у нее горько сжались губы. Она и сама не заметила, как та вызвала ее на откровенность.

— Да вот и я говорю Харитону, откуда они такие порядки взяли, чтобы вместе не спать?

Сплетница насторожилась. О чем это она? Манька притворилась равнодушной, чтобы не спугнуть ненароком разговорившуюся подругу. Ее терпению можно было позавидовать. Она умела притвориться и сочувствующей и соболезнующей. Да изображала это так, что люди сами рассказывали ей накипевшее на душе. Манька понимающе молчала, ожидая продолжения. Мария, не в силах держать в себе накипевшее, вздохнув, стала изливать душу.