— Не хотела я чтобы он на молодой женился… Да смирилась, уж больно дети ее любят. А намедни у них была, на хуторе… Все вроде бы ничего, угостили, спать уложили. А только сами порознь легли…

Манька ахнула:

— Эт как это?

— Да вот так, она спит с детями на полатях, а он один на койке. Где такое видано? — Мария тяжело вздохнула.

Манька тоже вздохнула, сочувственно:

— Вишь, как бывает. А чего же это они так? Вроде только поженились… Может, ты выдумываешь? — усомнилась она. Уж очень это было необычно. В деревне баба мужика слушается и боится. А тут явно попрание всех деревенских устоев. Как можно не спать с мужем? Рассказ Марии озаботил старую сплетницу. До чего дошло? Молодуха свои законы устанавливает. А другие как посмотрят на это? Так, глядишь, молодки из повиновения мужей выйдут, а потом и свекровей не станут слушать. Услышанное разозлило Маньку. Ты посмотри: все ей сочувствовали, думали, она несчастливая! А она, вон какие кренделя выкидывает! Надо на место поставить молодку. А действовать надо через мужа, конечно. Как он терпит такое? Околдовала его? А вдруг Харитон не может с бабой спать? Гонимая сомнительными мыслями, Манька быстро распрощалась с Марией. Повернув обратно, она поспешно побежала домой. Там она высыпала добытые сведения на своего мужа. Тот был не прочь послушать. За много лет привык, что жена сообщает ему первому все последние деревенские новости. Манька рассказала услышанное и поделилась своими сомнениями насчет мужского умения Харитона. Муж усомнился: двоих настрогал, а теперь с молодой не может? Да тут, наоборот, не слезал бы…

— Нет, не в Харитоне тут дело, — мужчина не сомневался в другом мужчине, может молодка какая не такая? Отчего пошла за мужика чуть не вдвое ее старше?

Озабоченная Манька, накинув шаль, побежала к соседке поделиться сомнениями. И пошла сплетня гулять по деревне, опять наворачивая новые догадки и домыслы. Узнававшие ее посмеивались: вот так Харитон, такой всегда серьезный, а бабу уломать не может, кобенится молодка, а он слюни пускает! Разве можно так жену попускать?

И опять деревня ожила новостями. Всегда хочется узнать о жизни проживающих в соседнем доме, а уж смаковать чужую жизнь, что может быть интереснее? Сам себе кажешься идеальным в сопоставлении с соседом, свои недостатки кажутся мелкими. В деревне хочется жить незамеченным, быть как все. А отличившиеся могут стать изгоями устоявшегося общества, быть отторгнутыми. Но жить в деревне и быть вне общества ни у кого нет охоты. Даже богатые придерживаются деревенских порядков; в церковь ходят, в лавку, на собрания общества. И особенно никому неохота попадать на язычок сплетниц. Кому охота, чтобы его имя трепали по всей деревне? И конечно, Харитон меньше всего ожидал, что окажется на первом месте в деревне. Что о нем будут говорить, а уж тем более усмехаться вслед. Как часто мы считаем, что сами строим свою жизнь, и что никакие замечания нам не указы, что нас не трогают чужие насмешки, ведь нужно быть выше сплетен. Харитон знал и раньше, что о нем поговаривают. Без этого нельзя жить в деревне. Но считал, что говорить о нем особо нечего. Вдовствует долго, но об этом поговорили, да и перестали. Не вечно же вздыхать кумушкам ему вослед. Женился на молодой, так поохали, да тоже привыкли. Но Харитон не мог и в страшном сне увидеть, какие кривотолки он вызовет своей совместной жизнью с молодой женой…

* * *

Дмитрий и Аграфена собирались на крестины внука. «Обмывать ножки» их не приглашали, непонятно по какой причине. То ли мельник постеснялся своей родни со стороны зятя, то ли просто про них забыли, но на обмывании они не присутствовали. И теперь, собираясь к сватам, Аграфена все вздыхала, раздражая и без того недовольного мужа.

— Может, ты прекратишь свои вздохи? — не выдержал Дмитрий, — взяла тоже моду, чуть что не по ней, дышит она тяжело, видишь ли.

Аграфена, вняв недовольству мужа, затихла, затаилась, перебирая в сундуке немногочисленные наряды. Она вытаскивала юбки и кофты, разворачивала их, оглядывала и находила неподходящими для посещения в них сватов. Ей хотелось выглядеть понаряднее. Ведь там теперь будут гости из Балашова, для них ведь не расстояние верст в 50. И одеты будут не чета деревенским. Агафья, хоть и в своем черном платке будет выглядеть, как городская, а уж сноха Паранька — и слов нет. Груня, забыв о муже, снова вздохнула. Она виновато оглянулась на Дмитрия.

— Ты чего оденешь?

— Чего дашь, то и одену, — буркнул Дмитрий.

Аграфена, не выдержав, снова вздохнула и недовольно произнесла:

— Чего тебе это дало-то? — Дмитрий, словно только и ждавший от жены замечаний, сразу перебил ее:

— Нет, пусть бы на голодранке женился!

— Не голодранка она, хуторские все побогаче нас будут, — не уступала Аграфена, — А теперь вон Егор и к нам глаз не кажет, да и дома не живет. Где же видано, чтобы молодой муж кочевал все время? Видно, до сих пор не забыл он Дашки, — на глазах Аграфены показались слезы.

Муж ткнул ее кулаком под ребро:

— Ты еще поплачь мне! Вспомнила она про Дашку. Вовремя, старая ты дура. Замолчь и одевайся. Утрясется у Егорухи все. Как почует власть да богатство, так и полюбит свою жену. Евсей не дает ему развернуться. Так не вечный он тоже…

Супруги оделись и чинно вышли со двора, чтобы все в деревне видели, вот идут новоявленные деды внука крестить. Все как у людей, несмотря на богатство сватов, живут в согласии. Согласие со сватами у Родионовых было писано вилами по воде, в гости к сватам они ходили только по нечастому приглашению последних. А уж чтобы Евсей с Агафьей пришли к ним в гости, об этом даже Дмитрий не мечтал.

Встречал их сам Евсей, радушно разводя руками, усаживая за стол. Расчувствовавшийся Дмитрий хотел было обнять свата, но мельник увернулся. Усмехнувшись, Дмитрий про себя отметил, что сват это делает ловко, видимо насобачился, наживая свое богатство: с кем целоваться, а с кем и погодить. Несмотря на прохладную встречу, Родионовы уселись на лавку в уголок, чтобы не особенно вызывать интерес к своим скромным особам. Крестины устроили уже после Крещения. Паранька все недомогала и с постели не вставала. Наконец ей надоело лежать, она решила, что пора и окрестить ребенка. Опять созвали именитых гостей. За столом было тесно, как будто опять праздновали свадьбу. Гора подарков для младенца высилась в углу горницы. Гости довольно потирали руки, пиршество предстояло на всю ночь. Наконец приехали из церкви. Младенец, уставший от суеты в церкви, от купания в купели, спокойно спал, завернутый в одеяло. Его распеленали, и гости, поочередно, подходили смотреть на новоявленного Григория Егоровича, восхищаясь его беззаботным сном, высказывая свои наблюдения, на кого похож новорожденный. Все склонялись к тому, что похож молодец больше на отца. Нос, лоб, рот. Даже волосы и те были у него светлые. Подхалимы, однако, высказывали предположение, что ребенок еще поменяется, такое часто бывает. Наконец тот, о ком так спорили гости, открыл глаза и потянулся. Все увидели, что глаза у ребенка уж точно от отца. Они были пронзительно синие. Приезжая купчиха из Балашова, умиленная улыбкой малыша заметила:

— Ну теперь держитесь, девки, от таких-то глаз.

Пришедшая нянька занялась младенцем, а гости последовали за стол. Начались пожелания здоровья младенцу. Не забыли и о родителях, желая им, чтобы еще нарожали внуков для счастливого деда. Евсей гордо восседал во главе стола, расточая масляные улыбки, как будто это он был именинником. Впрочем, он им себя и чувствовал; угодили молодые, сразу внука, а теперь пусть хоть сколько девок рожают. Уж он-то, Евсей, научит внука, названного в честь прадеда, как вести дела. Вот подрастет он, и развернется Евсей Григорьевич. Довольный дед поглаживал бороду. Он был удовлетворен и тем, что молодые выполнили его просьбу — назвать внука в честь его отца. Паранька была не против, а зять махнул рукой: называйте как хотите! Ну и ладно, что зять так отнесся, не важно. Вот внук будет не в отца. Никак Егор не обвыкнется в богатой семье, все из дома норовит. Ну, об том пусть с женой разбирается. Мысли Евсея были прерваны очередным тостом за здоровье деда. Наконец гости, достаточно выпив, потянулись из за стола, надо же и отдохнуть от сытых блюд, да и от «монопольки» тоже. Аграфена, выскользнув из-за стола, прошмыгнула в комнату, где находился внук. Она предполагала застать там няньку с младенцем, чтобы, наконец, разглядеть внука. При гостях она стеснялась находиться долго возле младенца, да и сноха глядела не слишком приветливо. Аграфена тихо вошла в комнату и неожиданно увидела там сына. Он склонился к люльке, подвешенной к потолку. Младенец агукал и сучил ножками, развернув легкую пеленку. Егор поймал маленькую пятку и придерживая рукой, чмокал ее губами. На лице его было написано удивленное изумление, как будто он еще не верил, что смог сотворить такое чудо. Вошедшая мать нарушила идиллию. Егор отпустил розовую пятку и прикрыл сына пеленкой, лицо его стало опять серьезным и непроницаемым. Аграфена с сочувствием посмотрела на сына. Тот, поймав ее взгляд, недовольно нахмурился:

— Ты чего, мать, не за столом?

— Так передыхают гости-то. Вот и я то ж. А ты чего нахмурился? Не рад мне?

— Не начинай, мать! — поморщился Егор.

— Ты, сынок, не держи сердца на нас с отцом. В дом родной не приходишь. Никитку вон не забыл, а нас, как и нет в деревне. Говорят, выпивать стал…

Егор нетерпеливо махнул, не по душе ему был этот разговор.

— Не слушай ты никого, мать. Будет время, приду к вам.

— Когда же оно у тебя будет? — вздохнула Аграфена. Вошедшая нянька прервала так и не завязавшийся разговор. Она стала пеленать ребенка, приговаривая ласковые слова. Егор и Аграфена вышли из комнаты.

* * *

Харитон давно не ездил в деревню, не было особой нужды. На улице морозы такие, что плевки застывают на лету. Выходили на улицу за водой, да скотину управить. В сарае, несмотря на темноту, двери прикрывали, на ощупь доили коров, выгребали навоз, клали сено в ясли, ругая попутно и коз и овец и коров, которые кидались за свежим сеном. Но сегодня мороз полегчал. Народ начал появляться на улице, уже не так торопливо перебегая от дома к дому. Кумушки даже спокойно судачили на улице. Харитон неторопливо ехал по деревенской улице, оглядывая прохожих. Даша надавала наказов, чего купить в лавке, передала испеченные ею сдобные пышки для свекрови. Харитон перебирал в уме, с чего бы начать посещение деревни: сначала к матери, потом в лавку, наконец решил он. Проезжая улицу, ведущую к лавке, Харитон стал замечать насмешливые взгляды в свою сторону. Повстречавшаяся Райка Самсонова поздоровалась с ним, не скрывая усмешки. Стайка девок проводила его хитрыми улыбками.

— Чего надо? Поди сажа у меня на лбу, — он недовольно потер рукавицей лоб, вытирая несуществующую сажу, — Ишь! Все приметят сороки востроглазые!

А доехав до лавки, он совсем забыл про встретившихся баб. За прилавком сидел Алексей. Входящему Харитону показалось, что сын лавочника поглядел на него оценивающе.

Харитон выпрямился под его взглядом, мы мол тоже не лыком шиты. Он оглядел полки и показал на стеариновые свечи:

— Штук пяток мне, не все керосин по ночам жечь.

Алексей не сдержал улыбки, заворачивая свечи в бумагу.

«С чего этому лыбиться-то?» — Харитона укололо сомнение, — Спичек дай, соли тож. Кренделей связку, ребятишкам пряников, да конфет, Дашка велела. Балует детишек моих, — похвастался Харитон.

Алексей приносил требуемое покупателем и исподтишка с интересом поглядывал на него, будто видел в первый раз. Харитон складывал в холщовую сумку спички, связку кренделей, соль, сахар, пряники детям… Наконец, расплатившись, он вышел на улицу и свободно вздохнул. Посмотрев в сторону, он увидел Кукана. Решив, что этот сможет разъяснить обстановку, Харитон призывно махнул ему рукой. Кукан, почувствовав, что пахнет выпивкой, ускорил шаг. Но к его удивлению, Харитон был хмур и выпивку не спешил предлагать. Разочарованный Кукан вяло пожал протянутую руку:

— Чего не весел, хуторянин?

Харитон приподнял шапку:

— Не пойму, чего с бабами в деревне случилось?

— А чего такое? — удивился простодушный Кукан.

— В санях сижу, не трогаю никого, а они в спину усмехаются, как будто знают, чего я не знаю…

— Да это они над тобой, однако… — оборвал себя Кукан.

— Чем я им не угодил? — Харитон пытался быть спокойным. Ему не понравилось уже то, что Кукан все знает, а он, о ком говорят, да не просто говорят, а смеются вслед — ничего и не ведает.

— Так ты не слыхал последнюю новость? — удивился Кукан.

Харитон, пристально уставившись на него, молчаливо ждал.

— Говорят, с Дашкой ты не спишь, — простодушно заявил Кукан.

У Харитона перехватило дыхание. Откуда деревня знает об этом? Волосы под шапкой стали мокрыми. Шутка ли, о его семейной жизни, а вернее о совместной жизни, вовсе не похожей на семью, знает вся деревня! Вот так посмеются теперь над ним все, кому не лень. И от кого новость узнал? Кукана в деревне никто не считает за серьезного человека. Теперь, выходит, и он, Харитон, всеми уважаемый в деревне мужик, с мнением которого на сходках считаются, выслушивают его, станет посмешищем на всю деревню? Кто такого будет слушать, если молодая жена ни во что не ставит его? Сидеть теперь ему на хуторе, носа не высовывая в деревню. Харитоном овладела злость: ты посмотри до чего Дашка довела! Харитон мигом забыл о своих обещаниях и теперь во всем винил Дашу. Не спит с ним в одной постели, как будто он прокаженный! Нет уж, надо навести порядок в собственной семье, да и Дашку поставить на место. Ишь ты, язык распустила, растрезвонила, как она при муже живет без забот припеваючи. Он ей покажет, как надо с ним считаться. Ведь думать надо, прежде чем подружкам вываливать. Завидуйте подруги: у кого еще такой муж, не принуждает молодую жену спать с ним, рожать не надо. Харитон распалял себя, стегал всю дорогу ни в чем ни повинного Ваську.