Весна началась с приключений. Впрочем ледоход редко когда без них обходился. Теперь деревня будет не меньше чем на месяц отрезана ото всего мира. Теперь Каравочка, собирая дань со всех балок ручьями, будет долго бурлить, пока не иссякнут все ручейки. Потом будет невылазная грязь в степи, поддерживаемая весенними дождями. И уж только потом, когда весна вступит в свои права окончательно, подсохнет степной чернозем, можно будет пахать поля и сеять рожь да пшеницу. Дальше зацветут сады и деревня будет снова как невеста, вся в белой кипени цветения. Для вечности месяц даже не капля в море, а для деревенских оторванность от мира, все-таки что-то, да значит. Теперь и лавочник не скоро завезет новые товары, да и что творится в мире, не сразу узнаешь. Привычные деревенские жители не особо печалилась о своем уединении. Испокон века жили так и ничего, обходились. Обошлись и этой весной. Подсыхали, исходя паром по утрам поля, отчего деревню затягивало туманом до самого обеда, вылезала первая изумрудно-зеленая травка. Сельчане готовили плуги и бороны.

В хате на краю хутора жизнь налаживаться не спешила. За прошедшие зимние месяцы Даша всего несколько раз была в деревне, да и то под присмотром Харитона. А тот не разрешил забежать даже к Маришке. Да и в деревне они не задерживались. Посидев немного у матери, Харитон вскакивал и собирался домой. Как ни уговаривала его Мария, он не слушал ее. Никакие жалобы насчет того, что бабушка совсем не видит внуков, не могла остановить Харитона. Никакие просьбы Анютки и Ванятки не трогали черствого сердца. Да и сидя у матери в хате, он все посматривал в окно. Даша не могла понять, что там выглядывает Харитон? Но однажды, увидев проходящего мимо Никиту, она поняла, чего боялся Харитон. Бросив на него украдкой взгляд, она увидела, как напряглись скулы и заиграли желваки на его лице. И это только оттого, что он увидел друга Егора, а что будет, если он увидит его самого? Даша испугалась от этой мысли. Ведь они могут и подраться! Харитон последнее время настолько изменился, что его мало кто и узнает. Все время какой то взвинченный, подозрительный. С Даши не спускает глаз. Куда, спрашивается, она может пойти на хуторе? Даже чтобы пойти к своим, надо доложиться Харитону. Да и то он непременно пошлет с ней Анютку. Даше казалось, что Харитон ревнует ее даже к мыслям. Даша терпела. Терпение внушала ей и бабка Авдотья. «Сама выбрала, терпи» — ворчала каждый раз бабка. Дед только вздыхал и говорил, что на все воля Божья. Даша и сама понимала, что ничего нельзя изменить. Насколько хватит терпения, она не знала. Оставалась надежда, что Харитон когда нибудь забудет о прошлом и перестанет ревновать. Харитон словно обрел вторую молодость. Сельчане отмечали, что Харитон ходил теперь, стараясь держать спину прямо, а голову высоко.

— Видал, молодая жена чего с мужиком сделала, — потешались вслед бабы, — походка как у коня необъезженного. Спина вон как выпрямилась, а уж про передок и говорить нечего. Вон как выпирает!

* * *

Наступившее тепло, манило людей на улицу. Даже старые бабки и деды, несмотря на грязь, выползали днем на завалинки, греть старые кости. Зимнее сидение на печи надоело и им. Молодежь тоже не отставала от стариков. И теперь на посиделках у Августины собиралось все меньше парней да девчат. Влюбленным грязь не помеха, а ночная тьма только на руку. Меньше любопытных глаз приметят, кто кого провожает. Алексей и Феня шли по берегу отшумевшей и теперь уже спокойной Каравочки. Вода в темноте загадочно мерцала, тихо плескаясь в илистый берег. Под ногами стлалась сухая прошлогодняя трава. Парочка продвигалась медленно, словно нехотя. Феня шла впереди, Алексей, наклонив голову, следовал за ней.

— Не любишь ты меня, Алешка! — дернула плечом Феня.

Алексей нехотя поморщился, но ничего не ответил. В темноте Феня, конечно, не разглядела его недовольства, хотя без этого было понятно, что она ждет возражений со стороны кавалера. Но так и не дождавшись ответа, она повернулась к Алексею:

— Раз молчишь, значит правда!

— Брось ты Феня, любишь, не любишь! — Алексей не скрывал своего недовольства. Феня замолчала и надула губы.

— Ну вот, теперь весь вечер будет корчить из себя недотрогу, — снова поморщился Алексей. Вечер теперь испорчен. — Послать ее к черту, что ли? — думал Алексей, глядя в прямую спину Фени. А та, кокетливо поправляя шаль на голове, старалась задеть его побольнее:

— Видно и правда болтали, что тебе Дашка раньше покоя не давала? Алексей промолчал, хотя слова Фени укололи его. А обиженная Феня продолжала: — Чего ж не взял ее в жены? Испугался, что порченая? А Харитон вон не побрезговал!

Слова задели Алексея за живое. Он не мог простить Харитону, что тот женился на Даше. Свои недавние колебания и нерешительность он совсем забыл. Да и кто бы на его месте не сомневался? Все-таки лавка требует догляда да учета. А если жена больная? Тогда дело стоять будет. Вози ее по докторам да по бабкам. Вон дядька Дашин Петро, извелся со своей бабой, а так ничего и не сделал. Такой судьбы не хотел Алексей. От всех этих переживаний и метаний, в душу его, и так не совсем чистую, постепенно стало заползать чувство мести. Он и сам еще не понимал, кому должен отомстить? Даше? За то, что не оправдала надежд и выздоровела? Ведь если бы она продолжала болеть, не жалел бы сейчас Алексей ни о чем. Женился на Фене, и жизнь текла бы размеренно. Вспоминал бы, что любил когда то… Но что поделаешь, больная… А Тут Харитон… Вот кому он должен отомстить. Вернее, не одному даже Харитону, но и Егору, за то что Даша любила его.

* * *

В эту весну пахали и сеяли на хуторе уже не так дружно, как в прежние времена. Все так же объединялись несколько семей. По очереди пахали у Даниловых, потом у Харитона, потом пахали поле Петра. На сев выезжали всеми семействами. За плугами шли Петр, Михаил, дед Василий и Харитон. Сыновья Петра брели за ними, разбрасывая зерно. Бабка Авдотья кашеварила. Даша вела хозяйство и наведывалась в поле, принося свежую еду. Но даже сидя у костра, разговоров не заводили. Катерина строго следила за порядком, не давая мужу и зятю даже подумать о чем-то горячее кипяченного на костре чая, заваренного сухими травами. То ли от того, что чай мало располагал к разговорам, то ли от затаенной обиды, но Харитон и Катерина старались даже не смотреть друг на друга. Их угрюмое настроение передавалось и всем остальным. Михаил страдал больше всех. Не мог он долго переживать. Он считал, что пора забыть про размолвку. По его понятиям, Харитон, может, даже и прав. Да и без ссор как жизнь прожить? Но вот жена явно так не считала, и бычились они теперь с зятем друг на друга, и их настроение передавалось другим. При обоюдном молчании дело продвигалось споро. Поля быстро покрывались черным покрывалом перепаханного чернозема. Едва успели засеять пашню, подошла пора сажать картошку. Вымывшись в бане, и немного отойдя от посевных забот, опять запрягали лошадей, и под борону сажали картошку. Михаил ругался, что картошкой засевают такое же поле, как под рожь. Картошки сажали действительно много. По осени наедут купцы, будут скупать за копейки, да увозить на заводы. Там перегонят ее на спирт. Вот и сажают крестьяне картошку для своих хозяйских нужд, да чтобы подзаработать. Земли вокруг хутора полно, не ленись обрабатывать. Да земля какая, чернозем… Не воронежский, конечно, но все равно, если летом будут дождички, то и урожай только успевай убирать. Но прежде, чем дождешься урожая, земле поклониться не один раз придется. Все лето надо спину гнуть, чтобы будущий урожай не заполонили сорняки. Будут теперь бабы спозаранку, отправив в стадо коров, полоть лен, подсолнухи, картошку. На отдых остаются только церковные праздники. Незаметно подросли степные травы. И уже вострили мужики косы, собираясь в луга на сенокос. Лето есть лето. На этот счет много в народе пословиц, вроде таких, что «как потопаешь, так и полопаешь», или «лето год кормит». Мужики, видимо, впитывали поговорки с молоком матери и становились они для них непреложной истиной. Надо было топать, особенно в летние деньки. Вот и вжикали косы с рассвета до заката.

Харитон с Дашей приехали в хутор вечером. Даша весь день сгребала в копны сухое сено. Намаявшись за день, она ополоснулась в бане и вошла в избу. В хате было чисто убрано, видно, Анютка подметала пол. Та кинулась навстречу Даше:

— Мы с Ванькой соскучились!

Даша обняла девочку за худенькие плечи.

— Ты у меня взрослая совсем, вон полы подмела. — Анютка порозовела от похвалы. Подбежавший Ванятка тоже ждал, что его похвалят. Но Даша только погладила его по голове.

— Даш, я же коршуна от цыплят гонял! Посмотри все целые, ни одного не утащил, — похвастал он.

— Взрослые вы у меня, — Даша обняла детей.

— Вечерять собирай, — перебил ее вошедший в хату Харитон. Не глядя на детей, он уселся за стол. Дети притихли, отец устал на косьбе. Лучше его не беспокоить. Ели молча. Даша, глядя на хмурое лицо Харитона, все же решилась:

— Харитон, мне в лавку надо…

Харитон недовольно перевел на нее взгляд:

— Чего там не видала? Надо чего, скажи, я привезу.

Но в Даше вдруг вспыхнуло упрямство.

— Сама пойду в деревню, нечего меня держать тут. Всю зиму как привязанная. Подружке ко мне нельзя! А я соскучилась по Маришке. Плохо ей без меня!

— Ты откуда знаешь? Далась тебе эта безногая!

Но Даша упрямо смотрела на мужа. Харитон, наконец, не выдержал ее пристального взгляда.

— Ладно, поедем вместе завтра.

Даша давно не была в деревне. С конца зимы и всю весну, Харитон находил причину, чтобы не отпускать ее. Даша мирилась с его доводами. И хоть очень хотелось показать Маришке связанные Анюткой кружева, похвастать, как она научила девочку вязать, Даша мирилась с вынужденным заточением. Даже бабушке она не говорила, что муж не отпускает ее в деревню. Лука приносил приветы от подруги Глашки. Рассказывал, что Августина уж больно жалеет ее. Лучше одной, чем на шею такой хомут. Но Дашу не тяготил хомут на шее. И если бы не ночи, можно было мириться с такой жизнью. Даша любила детей. Да и они не чувствовали в ней мачеху. Она так и осталась соседской подружкой, умеющей все делать, и не ругать их за шалости. Иногда у Ванятки проскальзывало слово «мама», когда он обращался к Даше, но тут же, спохватившись, он называл ее по имени.

Харитон сдержал слово и назавтра с утра запряг коня и нехотя позвал жену. Скоро Троица, надо к празднику в лавке прикупить чего по надобности. А какая надобность в доме, бабе лучше знать. Всю дорогу молчали. Харитон невесело думал, что для Даши дети стали роднее, чем он. А он все-таки муж, в церкви венчанный… Но Даша всегда с ним холодная, от объятий уклоняется, словно он прокаженный. А сама стала похожа на свою мать. Всегда строгая, молчаливая, все чистоту наводит, как будто не выскребла все углы. Подъехали к лавке и Харитон привязал коня к росшему недалеко от лавки огромному осокорю. В лавку вошел сначала Харитон, следом Даша.

«Видно, дружно живут» — усмехнулся про себя стоящий за прилавком Наум. — «Мой-то дурак побрезговал девкой, порченая… А она вон, как цветок» — вздохнул лавочник. Даша нравилась ему. И он осуждал сына за трусость, не решился посвататься. Даша рассматривала полки с кусками тканей. Чего тут только не было: и ситцы, и сатины, и шелка, и поплин, и даже кусок алого атласа лежал сбоку, соперничая с ситцами. Даша отвернулась от полки. Она не хотела просить у Харитона для себя.

— А нитки есть, для вязания? — спросила она у лавочника.

— Для тебя всегда припасено, — расплылся в улыбке Наум. Он выкладывал на прилавок мотки ниток. — Какие больше по душе? Для тебя скидку сделаю. — но перехватив тяжелый взгляд Харитона, добавил: — Как постоянной покупательнице. У нас в деревне только ты, да Маришка безногая вяжут кружева.

Даша выбрала нитки для себя и для Маришки. Купила все необходимое и гостинцев для детей и для Маришки. Накануне она испекла для нее сдобные пышки, но Маринка любила и леденцы и городские пряники. Даша положила гостинцы сверху и оглянулась, может забыла чего? Но заметив недовольный взгляд Харитона, она заспешила к выходу. Харитон аккуратно разложил покупки в телеге.

— Ты недолго у подружки-то, дома дел невпроворот, — пробурчал он. Даша заторопилась на край деревни. Было понятно, что зайти к Глашке не удастся. А так хотелось узнать, как живет Егор? Кто же, кроме Глашки, мог рассказать о нем? И у кого, кроме родной подруги, могла она спросить о нем? В хате Маришки было прохладно и пахло плесенью и кислыми щами. Маришка, увидев Дашу, подскочила в своем ящике навстречу подруге. Даша кинулась обнимать ее:

— Маришка, соскучилась я по тебе!

Оторвавшись, наконец, друг от друга, Даша оглядела ее и поразилась видом подруги. Маришка и без того худенькая, теперь выглядела совсем изможденной. Щеки и глаза ввалились, руки покрылись тонкой кожицей, через которую видно было, как пульсирует кровь.