Женщины и дети его племени не должны были испытывать страха. Манипу был приверженцем мира, а не войны. В центре деревни располагалось святилище Великого Духа, которое одновременно служи племени лечебницей. Это было самое большое в деревне строение, возведенное из бревен.

Его стены достигали десяти футов, в каждой стене имелась дверь.

С замиранием сердца Манипу вошел внутрь. Центральные столбы поддерживали крышу из коры, в ней виднелось три дымохода, под которыми располагались три костра, горевших днем

и ночью. В дальнем углу помещения стояли большие глиняные кувшины, украшенные затейливой росписью. Манипу направился прямо туда. Почтительно опустив глаза, он развязал свой мешок, а затем, вынимая из него по одному золотые самородки, он начал бросать их в ближайший глиняный кувшин.

Великий Дух, Властитель Вселенной будет доволен этими жертвоприношениями и не только простит все слабости Манипу, но и благословит его народ. Племя маори сможет вырастить хороший урожай, добыть много дичи и избежать голода.

Именно поэтому необходимо было жертвовать Великому Духу самые дорогие дары. Он был могущественным и всесильным, и его следовало задобрить, чтобы он проявлял свою милость по отношению к детям леса!

Бросив последних золотой самородок в кувшин, Манипу попятился к выходу. Он сообщит своему народу об этом жертвоприношении. Они будут по очереди входить в святилище и заглядывать в кувшин. Блеск золота, лежащего в кувшине, отразится в их глазах, и они убедятся, что их вождь сделал все это для того, чтобы возблагодарить Великий Дух за его доброту и милость к племени маори.

Утром Манипу собрал лучших охотников племени и оповестил их о том, что скоро в деревне состоится свадьба. Для такого события, в котором будет участвовать вся деревня, нужно много дичи, поэтому они должны сейчас же заняться делом.

Очень скоро отряд охотников выехал из деревни и углубился в лес. Многие женщины отправились в лес накопать съедобных корнеплодов. В воздухе витало ощущение праздника. Молоденькие девушки смеялись, обсуждая, что они будут делать на свадьбе, женщины постарше решали, что они будут готовить на праздничный обед, и, конечно, всем было интересно взглянуть на будущую жену вождя. О ней говорили самые невероятные вещи: что она безобразная; как смерть, ее глаза точь-в-точь как у рыбы мауи, а волосы цвета пламени; другие утверждали, что ее кожа прекрасна, как лунный свет, а глаза похожи на прозрачные зеленые воды, ее дыхание ароматно, как благоухание чудесного цветка. Целый день женщины почтительно стучались в дом вождя и под разными незначительными предлогами пытались проникнуть внутрь.

Маора, темная от гнева, пускала любопытных, всем своим существом страдая от унижения. Ее муж избрал себе новую супругу, сделав ее главной женой, и вот уже женщины племени обращают на нее внимания не больше, чем на какую-нибудь служанку, пялятся на эту бледнолицую рыбину и охают от восторга. Вот дуры-то! Ну ничего, у Маоры есть много средств отправить чужестранку в страну предков, не возбуждая подозрений против себя. Уж тогда-то они наползаются перед ней, эти любопытные глупые курицы! Как они будут трепетать, протягивая блюдо с едой жене вождя во время праздника. Она будет выбирать, кого одарить благосклонной улыбкой, а у кого не принять угощения с презрительной гримасой. Проклятая бледнолицая! Она спутала Маоре все планы. Маорийка прекрасно управляла женской частью деревни, да и некоторые мужчины предпочитали обращаться за помощью к ней, Маоре, а не к ее мужу. И вот теперь из-за этой белой рыбины она должна все это потерять! О, если бы эта дрянь знала, как Маора ее ненавидит!

Но нет, она должна спрятать свою ненависть глубоко, чтобы никто не обвинил потом вторую жену вождя в смерти чужеземки. Она будет улыбаться молодоженам на свадьбе, сделает бледнолицей богатый подарок, никто не заподозрит Маору. И она, принуждая себя, участвовала в общем разговоре насчет свадебного ужина, посылала служанок убрать и украсить место под навесом, где обычно проходили большие праздники.

Энни стояла, окруженная туземками, и чувствовала себя коровой, которую привели на торг и осматривают, ощупывая со всех сторон перед покупкой. Чужеземный говор еще острее заставлял почувствовать свое одиночество. Ей было так страшно, что не было сил сопротивляться. Казалось, весь мир состоит из негодяев-англичан и властных дикарей, и, куда бы Энни ни убежала, везде живут одни дурели и манипу.

Через несколько дней она будет принадлежать нелюбимому чужому человеку, каждую ночь будет разделять с ним ложе и вспоминать того единственного, которому принадлежит ее сердце. Сколько ни суждено ей прожить, всегда она будет вспоминать его, жаждать близости с ним, мечтать об их совместной жизни. И ведь было время, когда Энни считала, что это возможно! Удивительно, как она не чувствовал а тогда своего совершенного счастья. Так всегда и бывает: люди не замечают своей радости, потому что она естественна, как воздух, а вот когда приходит время печали, они сразу понимают, как хорошо им было.

Женщины принесли для Энни красные с желтым одеяния и стали теребить ее, знаками предлагая раздеться, чтобы примерить наряд невесты. Она подчинилась, разделась и была поражена, когда одна старуха подошла к ней и стала ощупывать ее тело под одобрительное бормотание остальных. «Наверное, у них так принято», — подумала девушка, но когда туземка спустилась по животу ниже, Энни испуганно отшатнулась и замотала головой, жестами показывая, что не допустит такого надругательства. Старуха отступила и, посоветовавшись с остальными, оставила Энни в покое.

Потом Энни под медленные речитативные завывания туземок облачили в свадебный наряд и долго рассматривали, одобрительно цокая языками. Наконец, ей разрешили одеться в прежнее платье, и толпа шушукающих женщин удалилась. Энни облегченно вздохнула и без сил упала на ложе из мягких шкур.

У очага, бросая на Энни злобные взгляды, возилась Маора. С ней в доме девушке было еще неуютнее. Энни чувствовала исходящую от нее ненависть, хотя аборигенка теперь внешне была благожелательна, даже пыталась улыбаться. Маора придумала способ избавиться от соперницы. Ей необходимо обезобразить белую женщину так, чтобы Манипу почувствовал к ней отвращение. Бледнолицую нужно опозорить. И Маора решила обрезать ей волосы. Женщина не может считаться красивой, не имея длинных роскошных волос. Когда белая женщина их лишится, Манипу не станет даже смотреть в ее сторону. Энни покажется ему безобразной.

Как только чужестранка уснула, Маора отставила в сторону деревянную миску и ступку, взяла длинный нож и усмехнулась. Этим вечером Маоре повезло, и она легко сможет воплотить свой замысел в жизнь. Когда Манипу вернется, он наверняка велит прогнать белую женщину из своего дома. Он будет благодарен Маоре за то, что та показала ему, насколько безобразна эта бледнолицая! От такой уродины Манипу не захочет иметь детей. Ведь они принесут бесчестье народу маори. Могущественный вождь наверняка все это поймет. Он не захочет, чтобы белая женщина родила ему сына, будущего вождя.

Обутая в мягкую обувь, Маора неслышно ступала по полу, устеленному циновками, приближаясь к спящей на ложе. Чувствуя сосущую пустоту в желудке, она судорожно сжимала в руке нож дрожащими от напряжения пальцами. И хотя ей было не занимать мужества, Маора все же испытывала в этот момент страх: она боялась, что ее остановят прежде, чем она успеет осуществить задуманное. Если бы Манипу вернулся в это время домой и застал Маору на месте преступления, то, без сомнения, изгнал бы ее.

Опасаясь, что ее прерывистое дыхание разбудит Энни, Маора остановилась, усилием воли восстанавливая дыхание и успокаивая себя. А затем она встала на колени за спиной спящей Энни, свернувшейся на ложе из меховых шкур.

Маора уже протянула руки к волосам девушки и приготовилась обрезать их острым ножом, как вдруг внезапно с улицы донеслись оружейные выстрелы.

При звуке выстрела Энни сразу же проснулась. Она резко села на ложе и вскрикнула, увидев, что на нее в упор глядит Маора.

— Это ты? Что тебе от меня нужно? — задыхаясь от ужаса, промолвила Энни.

Увидев нож в правой руке туземки, она побледнела.

— О, Господи! Ты пришла, чтобы убить меня?

Но Маора не могла ничего ответить ей, она была слишком ошеломлена диким шумом, доносившимся с улицы. Мысли Маоры путались. Женщины переглянулись, страх сделал их на время союзницами.

— Что происходит? — спросила Энни, взглянув на дверь.

До их слуха донеслись звуки мушкетной пальбы, ржание лошадей, крики мужчин, визг и плач детей и женщин.

— О, Боже, — промолвила Энни, вскакивая на ноги. — Маора, кто-то напал на деревню! Что нам теперь делать? Манипу нет поблизости, с ним уехали все лучшие воины!

Туземка не знала английского, но сейчас она поняла белую женщину. Колени Маоры задрожали от страха, она глядела широко раскрытыми глазами на дверной проем. С тех пор как Манипу стал вождем, еще никто не нападал на маори. Все знали, что Манипу хочет жить в мире и согласии с соседями. Ни у кого не было причин нападать на деревню. Так кто же и почему это сделал?

Рассудок Маоры помутился, она не знала что делать. Никогда прежде она не испытывала такого страха за свою жизнь. Манипу обещал защищать ее, защищать свой народ! Но этим вечером он оказался в отъезде. Так что же теперь делать?

Энни бросилась к развешенному на стене оружию Манипу и схватила нож. А затем осторожно подошла к дверному проему и выглянула наружу. Она похолодела, увидев в свете пожара мундиры британцев. Так вот кто напал на деревню Манипу! Затем она разглядела среди нападавших майора Дурсля.

Чувство собственной вины охватило девушку: из-за нее страдают невинные люди! Ведь майор Дурсль явился сюда за ней, Энни! Ей чуть не сделалось плохо при виде кровавых сцен и злодеяний, которые учинили в деревне британцы. Солдаты хладнокровно стреляли в разбегающихся туземцев. Те маорийские воины, которые оставались в деревне и пытались оказать сопротивление, были уже убиты, и их тела представляли собой кровавое месиво.

Повсюду, куда бы ни взглянула Энни, она видела только кровь. Услышав приказы майора, Энни поняла, что ей необходимо бежать немедленно, иначе она упустит время и уже не спасется.

— Обыщите все хижины и дома! Ищите, пока не найдете белую женщину, не упустите ничего ценного! — громовым голосом кричал Дурсль, размахивая в воздухе шпагой.

— А что делать с пленными? — спросил кто-то.

— Пленных не брать, кроме белой женщины, — прокричал в ответ майор. — Убейте всех, кто еще не скрылся в лесу!

— Мерзавец! — тихо воскликнула Энни, в отчаянии озираясь вокруг. Ее взгляд упал на Маору. Хотя эта туземка собиралась ее убить, Энни не могла бросить женщину в беде. Маора, по всей видимости, впала в оцепенение, она не могла сдвинуться с места, не могла бежать. Энни бросилась к ней и схватила ее за руку.

— Пойдем, — шепнула она. — Нам надо немедленно выбираться отсюда. Сейчас начнут обыскивать все дома, а потом их подожгут. Нам нужно бежать. Немедленно! Я видела, как некоторые маорийцы скрылись в лесу. Нам надо бежать за ними.

Маора бросила нож и пошла за Энни. Она не понимала, что ей объясняет бледнолицая, но видела, что та разбирается в ситуации и полна мужества. Она чувствовала уважение к этой белой женщине и подчинилась ей, как более сильной. Она послушалась ее так, как послушалась бы в эту минуту мужа. Выйдя на улицу и увидев вокруг горящие дома, Маора убедилась в том, что если бы осталась в доме, она непременно погибла бы.

Энни почти тащила Маору на себе. Она направилась сначала на задворки дома Манипу, а оттуда, очертя голову, бросилась к лесу, минуя открытое пространство. Перед ее мысленным взором стояла картина, которая сразу же врезалась ей в память. Это было последнее, что она запомнила, покидая деревню маори: британский солдат, в упор расстреливающий маорийского мальчика. Энни видела, как мальчик корчился на земле, прежде чем навсегда затихнуть, затем она увидела, как англичанин спрыгнул со своей лошади и молниеносно снял скальп с туземца.

По горьковатому привкусу во рту Энни поняла, что у нее вот-вот может начаться рвота. Она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы прогнать неприятное ощущение, а затем снова сжала в своих пальцах руку Маоры и потащила ее за собой сквозь вечерние сумерки, все более сгущавшиеся вокруг. Энни понимала, что добыть лошадь будет очень трудно. Деревню наводнили солдаты, обшарившие все вокруг, а лошадей согнали на противоположный конец деревни.

— Я… так устала… — начала жаловаться Маора, у которой от быстрого бега закололо в боку. — Пожалуйста, остановись, мне надо отдохнуть.

Она остановилась.

— Нет! — крикнула Энни срывающимся голосом. Она с трудом дышала, как будто ее легкие пронзили тысячи кинжалов. — Мы будем бежать, пока не спрячемся в каком-нибудь укрытии. Майор-Дурсль начнет обыскивать окрестности, как только обнаружит, что я убежала.