Слуги. Они никогда не должны видеть меня такой. У него была любовница. Мои руки дрожали, я чувствовала слабость.

Мне же было предупреждение! Горбатого только могила исправит. Кто эта женщина? Как она выглядит? Сколько ей лет? Как долго это у них? Я ползла неуклюже, у меня кружилась голова. Я не хотела, чтобы Аму увидела меня такой. Я поднялась по ступенькам, отчаянно цепляясь за перила. Я ненавидела себя и то ужасное во мне, что делало меня столь отталкивающей. Столь уродливой. Не удивительно, что даже родная мать ненавидела меня с таким необъяснимым бессердечием. Потом с запозданием в голову пришла одна мимолетная мысль. А что, если я ошиблась? Надежда полилась по моим венам, как маленькие пузырьки. Они зашипели в моей крови, будто кока-кола. Что, если я ошиблась? Я уныло сидела на кровати. Острая боль в животе прошла, и замедлилось сердцебиение. Когда я подняла глаза, передо мной стоял Люк.

Я смотрела на него, словно увидела привидение.

— Дорогая, ты в порядке? — спросил он обеспокоенным голосом.

— Да, думаю, да, — сказала я онемевшими губами. Я смотрела в его озадаченные глаза, а он, встревоженный моим ошарашенным, безжизненным лицом, — на меня.

— Ты уверена? Ты выглядишь немного бледной.

Я кивнула и изобразила улыбку.

— С ребенком все хорошо?

Я снова кивнула, вытягивая вперед губы.

Его опасения рассеялись, он улыбнулся.

— Я только быстро приму душ перед ужином.

Завтра я пойду за ним. Я должна знать, кто будет ждать его в девять.

Я плохо спала и проснулась с мыслью об измене. За окном было все еще темно, и до того как солнце появится из-за сосен, пройдет еще немного времени. Воздух был восхитительно свеж. Я думала, что она ела вчера. Пирог, рис с курицей, лапшу, нази лемак, сатей, ми горенг, свинину с медом. Вариантов было масса, малайская кухня поразительно разнообразна. Она могла быть китаянкой, индуской, малайкой, сикх, евразийского типа или в ней могли быть смешаны черты нескольких рас.

У меня разболелась голова. В зеркале я увидела свое покрытое пятнами и опухшее лицо. Я выглядела изможденной. По какой-то непонятной мне причине я не чувствовала к мужу злости. Я была в ярости от нее. Я вернулась в постель и лежала, пока не услышала, что просыпается мой дом. Музыка, шум воды в туалетах, стук кастрюль и сковородок на кухне.

Урчание дорогого «мерседеса» Люка стихло. Раздался тихий стук, и вошла Аму. В худых руках она держала небольшой поднос.

— Иди и умойся, — скомандовала она, поставив поднос на маленький столик у кровати. До меня доносился запах моего любимого завтрака, апам. Две маленькие белые рисовые лепешки с тонкими и очень хрустящими краями, каждая из которых полита подслащенным кокосовым молоком. Я посмотрела в их мягкие круглые лица и увидела, как они подмигнули мне, жеманно сияя в своем совершенстве, а я почувствовала тошноту.

— Что случилось? — спросила Аму. Ее морщинистое лицо было настороженным, глаза пытливо исследовали меня, сверля как буравчики.

О Аму! Я хотела сказать, что у него роман. Еще и эти два апама смеются надо мной.

— Ничего, — сказала я.

— Ну, тогда ешь их, пока они еще свеженькие и теплые. Я сейчас ухожу на рынок, поэтому увидимся позже.

Она пристально смотрела на меня, когда я кивала и улыбалась. На миг мне показалось, что она собирается сказать что-то другое, но передумала, покачала головой и ушла. Я сидела и смотрела на апамы, пока не услышала, как Куна, наш водитель, увозит сидящую на заднем сиденье Аму. Потом я встала. Яркое солнце спокойно проникло в опустевший дом и ожидало, что я буду делать. Я открыла дверь и вошла в кабинет мужа. Его кабинет был словно морозилка. Я выключила кондиционер, и в кабинете стало тихо.

Комната смотрела на меня холодным, неодобрительным взглядом, потому что я была здесь незваной гостьей и осматривала эту знакомую комнату с совершенно новым чувством.

Все выглядело иначе. Рубашки, которые я покупала, смеялись над моей глупостью; носовые платки, которые я с любовью выглаживала, хихикали по углам. Я открыла буфет, комод и маленький шкафчик с ящиками, и каждый раз, не останавливаясь, я касалась вещей, которые он держал, носил, в которые одевался. Я чувствовала головокружение, внутри меня билась какая-то пустая боль. Как будто большая рука проникла внутрь меня и вырвала все оттуда. Во мне не было ничего, кроме ребенка, который висел в пустоте. Как те рождественские яйца, которые делают в Англии с пластмассовой игрушкой внутри. Незастеленная кровать со смятыми простынями выглядела бесстыдной. Я взобралась на кровать и стояла посреди нее. Весь дом слышал, а четыре стены его комнаты видели, как я начала кричать. Я кричала, пока не охрипла.

За окном погода изменилась. Собрались зловещие тучи, и в комнате потемнело. Большие капли дождя падали на крышу дома. В изнеможении я рухнула на кровать. Я не могла отдать его ей. Он был мне слишком дорог, чтобы отдавать его какой-то уличной проститутке. Я слишком любила его, чтоб сдаться. Я неуклюже выпрямилась и легла на спину на его прохладных простынях. Я приворожу его, и он вернется. Есть определенные люди, бомохи, к которым вы можете обратиться, чтобы подчинить кого-то своей воле. Да, именно это я и сделаю. Тогда я решила, что это был единственный путь, как сделать его моим навсегда.

В дверях появилась Аму, напуганная моим криком. Она звала меня? Я ничего не слышала. В ее темных глазах была жалость. Только когда я посмотрела в ее полное сочувствия лицо, мои губы задрожали, слезы наполнили глаза, и появилась жгучая боль в сердце. Я открыла рот и зарыдала. Аму забралась на кровать и прижала мою голову к своей мягкой груди. Ей не надо было ничего говорить, она и так знала, что между хозяином и хозяйкой что-то было не так. Я упиралась головой в ее грудь. Аму тихо качала меня. Ни слова не сорвалось с ее губ. Ни единой истории о тетушке-интриганке или злобной второй кузине. Она качала меня, не обращая внимания на целую реку слез.

— Рыба и мясо, — напомнила я, задыхаясь.

В мыслях я представила полиэтиленовые пакеты с продуктами с рынка, стоящие на кухонном столе. Я видела блестящие крылья черных мушек, так преданно летавших рядом, словно плакальщицы в платках над телом умершего. Аму кивнула и молча вышла. В тот миг я любила ее больше, чем кого-либо в своей жизни.

Мои руки и ноги все еще слушались меня. Я выбралась из кровати и позвонила в компанию по прокату машин. Мадам хотела бы оставить номер своей кредитной карточки или расплатиться наличными? Наличными, пожалуйста. Сегодня в два часа. Хорошо.

В два прибыла машина. Я доехала до конца улицы, прилегавшей к нашей, и припарковалась под деревом.

В полседьмого вернулся Люк. Он выглядел веселым.

— Как прошел день? — спросила я.

— Очень хорошо. А у тебя?

— Блестяще. С ребенком все в порядке.

Он подошел поцеловать меня в левый висок, это было его любимое место. Эти губы были прохладными и знакомыми. Иуда. Как легко он врал мне! Я смотрела на него, и, к моему ужасу, слезы стали наворачиваться на глаза и вскоре потекли по мои щекам.

— Что? Что случилось? — закричал испуганно муж.

— Гормоны, — объяснила я с жалкой улыбкой. — Нет причины беспокоиться.

— Правда? — он, казалось, не был уверен.

— Да, правда. В котором часу ты едешь на свое собрание?

— Собрание в девять, но я могу отменить его, если ты плохо себя чувствуешь.

Он поразил меня. Какое абсолютное хладнокровие! Без малейшего чувства вины изображать искреннюю заботу!

— Нет, я чувствую себя прекрасно. Может, просто устала. Езжай. — Мои слова звучали так же неестественно, как я себя чувствовала. Его, кажется, удовлетворил мой ответ. — Сейчас мне нужно отдохнуть. Что, если я с тобой попрощаюсь…

Люк сразу же понял. Подошел и нежно поцеловал меня в губы.

— Да, отдохни немного. — На его губах была сдержанная добрая улыбка.

Я улыбнулась в ответ. Ты негодяй! Как можешь ты быть таким бесчувственным? Я аккуратно встала из кресла, не желая показаться неуклюжей. Несомненно, она была изящной и стройной, но у меня на ее счет были планы. Ее голова на блюде — это единственное, что меня устроило бы. Я чувствовала, что он провожает меня взглядом, когда я медленно уходила. Поднявшись наверх, я повернула ключ и села в ожидании на кровать. Когда я услышала, как закрылась дверь его спальни, я тихо вышла из комнаты и спустилась вниз.

Когда я быстро шла по дороге, мое сердце очень громко билось в груди. Что, если Люк стоял у своего окна и смотрел на меня? Я просто скажу, что мне нужно было пройтись, чтобы прояснить голову. Солнце уже село за деревья, день был красновато-коричневым и золотым, когда я вышла из ворот. В его окне горел свет, но никого не было видно. Он все еще был в душе. Я пошла по дороге, ведущей к главной. В конце стояла темно-синяя машина, которую я взяла напрокат. Дрожа, я села в машину. Темнело. Я ожидала.

Скоро мимо проехала его машина. На какую-то секунду страх парализовал меня. Затем мои руки и ноги, словно отдельные существа, снова ожили. Повернут ключ, включена передача. Нажата педаль газа. Было легко догнать его. Я ехала за ним туда, где дорогие торговые центры вырастают из земли, словно разбуженные гиганты. Муж остановился около магазина китайских лекарств. На первом этаже этого магазина был салон красоты, а на верхнем — вывеска, предлагающая девушек в качестве эскорта. Рядом с магазином китайских лекарств была маленькая узкая лестница за железной дверью. На моих глазах дверь открылась, и оттуда вышла молодая девушка невиданной красоты в длинном черном наряде чеонгсам с золотой вышивкой в форме побегов бамбука. Идеальные ножки показывались в длинных разрезах ее одежды, и абсолютно черные до плеч волосы обрамляли ее улыбающееся продолговатое лицо. Сногсшибательная девушка помахала рукой мужчине из аптеки, не тот ей не ответил. Она спустилась по нескольким ступенькам на улицу и плавно скользнула на переднее сиденье машины Люка. Он тронулся, не оглядываясь.

Я сидела, вцепившись в кольцо руля, наверное, час, а может, десять минут. Время больше не имело значения. Машины проезжали мимо. Другие девушки спускались по этой лестнице, одетые в разнообразные обтягивающие откровенные наряды и плавно садились в большие роскошные машины, иногда — в такси, а я сидела и наблюдала. Пока, наконец, мимо не проехал продавец, развозивший лапшу. Звонок на его велосипеде прозвенел рядом и разбудил меня от тихого сна.

Я завела машину и поехала домой. Вдруг странная боль охватила мое оцепеневшее тело. Она появилась в левой части живота и разлилась, словно капля отравленных синих чернил в круглом горшке молока. Росла и росла. Скоро я поняла, что отравлен будет весь горшок, но, наконец, я уже поворачивала к дому. Как я добралась — это тайна, спрятанная в глубинах подсознания, которое и привело меня обратно домой.

Я припарковала машину в конце дороги и пошла. Боль все усиливалась. Я схватилась за живот и беспомощно опустилась на землю. Однако нельзя было допустить, чтоб он узнал о моей поездке и о том, что я видела. Я стала ползти к дому. В моих бессвязных мыслях девушка в черном платье садилась в сверкающую машину. Она махала мне рукой. Лицо мужчины из магазина китайских лекарств ничего не выражало. Было понятно, что он не одобрял этого.

На четвереньках я доползла до входной двери, позвонила и скрутилась в клубок от ужасной боли. Перед глазами стояла девушка, машущая рукой. Что-то вырвалось из моего живота. Дверь открылась. Аму упала на колени. Ее лицо я помню, как в тумане, но потом ее тонкие руки быстро подхватили мою голову. На меня опустились звезды, и наступила темнота, прекрасная темнота…

Я пришла в себя в машине, но богине Смерти стало жаль меня, и она отбросила меня обратно в прекрасную темноту, где жили звезды. Я помню ветер, обдувающий мои ноги, и огоньки над головой. Они тоже торопились. Вот звук проезжающего троллейбуса. Настойчивые звуки. И помню, что слышала голос Люка. Мягкость исчезла из его голоса, который теперь звучал рассерженно и требовательно, так далеко и неясно.

Девушка в черном с золотым чеонгсаме помахала мне рукой. На ее лице сияла улыбка юности и красоты. Продавец в магазине китайских лекарств насмешливо улыбался. Я тоже ему не нравилась. Девушка хихикала, мужчина смеялся. Я ошиблась. Он не осуждал ее, они работали вместе. Издалека я услышала их смех. Вместе с затухающим звуком пришел новый приступ боли. Совсем белой, потом совсем черной. Блаженная темнота…

Я назвала ее Ниша. Я смотрела на нее с истинным изумлением. Она трясет своими крошечными ручками и ножками и счастливо вопит. Как может нечто столь маленькое и беспомощное быть столь сильным? Это к ней я прихожу, когда боль становится совсем нестерпимой. В сиянии ее улыбки боль уползает, словно трусливая змея.