— Послушай меня, кис, — переплел наши пальцы и сжал до ощущения на грани боли. — Не играй. Просто не играй со мной. У меня забрало падает, если меня наебать пытаются. Особенно если это люди, которых я считаю своими. И в этой ситуации, если ты попытаешься… на двух стульях усидеть, я просто не знаю… что случится, понимаешь?

Сглотнула, снова неимоверным усилием подавив вспыхнувшее возмущение. Это не вызов и не предупреждение. Не шантаж и не угроза. Это констатация факта. Жесткая, дерущая нутро первобытным страхом констатация факта. Кивнула. Он прикрыл глаза, загоняя в себя прорывающееся в резкости черт лица звериное выражение, которое отчетливо прозвучало в сказанных им словах. И утвердило, что я дура, и явно не знаю, на что подписываюсь. Но отказаться не могу. Уже не могу.

Ну а утром мы ехали в соседний город, чтобы испытать мою нервную систему на прочность. На атракционах я в Испании еще не была, но кое-что о них слышала. В частности то, что компания Феррари обосновала здесь свой парк с самой высокой оркой во всей Европе. С их творением в Абу-Даби я была знакома, и когда ужас после поездки на безумных скоростях и виражах сошел, мне даже понравилось. Хотелось посмотреть на что способны еще итальянские инженеры.

Мы уже прилично отдалились от города, ехав по красивому серпатину, когда Паша, удрученно выдохнув, произнес:

— Блядь, у меня такое ощущение, что я сижу в сплюснутом мерине. Бодреньком конечно, с хорошим крутящим моментом, но после покупки Мерседесом акций Мартина тут вообще никакой английской индивидуальностью не пахнет. Нет, кис, ты посмотри только… мультимедиа, консоль, джойстик с логикой и программируемой кнопкой, ну как под копирку с мерина, мать вашу… Чего Виталик так писался от восторга, я не понимаю.

— Коваль, мне, кажется, ты зажрался, для средненького ИП. — Хохотнула я, с удовольствием оглядывая его улыбающийся профиль.

— Знаешь, кис, был такой интересный император в Риме, как Марк Аврелий. И его очень любил народ. Когда он шел по улице его славили и восхваляли. Чтобы не словить звездную болезнь, он приказывал своему слуге следовать за ним и говорить ему «помните, вы всего лишь человек». Будешь такой моей служанкой?

— Хренасе, ты замахнулся. — Удивленно приподняла бровь, и переводя взгляд на серпантин дороги. — Буду конечно. Могу прямо сейчас начать. Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит буржуй.

— Нет, мне не нравится. — Паша рассмеялся и сжал пальцами мое колено, не отрывая взгляда от дороги.

Когда мы приехали таки в порт Авентура и направились к Феррари парку… Честно говоря, интерес мой сразу угас, когда я просто посмотрела на невероятно высокую конструкцию горки. А когда по ней пронеслись с невероятной скоростью вагончики с людьми, которые на разных языках прощались с жизнью, я громко сглотнула. А Паша, с горящими глазами, нетерпеливо ждал когда нам уже оформят билет без очередей на атракционы. И потащил меня сразу к этой махине.

— Господи, Коваль, да в ней же метров сто… — хотелось перекреститьься и поставить свечку за тех, кто уже выходил из вагончиков на платформе.

— Сто двадцать. Скорость сто восемьдесят километров за пять секунд. — Глумливо поправил меня он. — Кис, да ладно, ты чего такая трусиха.

— Я не трусиха… — чуть не плача возразила я, думая, что не успела составить завещание, и покорно переставляя ноги за этим чудовищем, потянувшем меня, сука, прямо в первый вагончик, где всегда страшнее всего.

Если кратко, я была очень удивлена, что осталась жива. Особенно, когда нас несло с высшей точки вниз. Душа в пятки ушла и долго отказывалась оттуда выходить. Челюсть сковало от страха, и я еще с минуту, после выхода на платформу не могла ее разжать, чем очень веселила гада Пашу. Предложившего еще разок сходить, мол, второй раз не так страшно. Но мое перекосившееся лицо выдало однозначный отказ и вызвало у него смеховой припадок.

После этого атракциона на остальных конечно, дух захватывало, особенно на огромной и длинной красной горке в китайской части парка, но все равно уже было не так страшно. А Паша продолжал вертеть карту парка, выискивая развлечения пострашней. Он меня иногда пугает. Впрочем, время текло достаточно весело, особенно когда мы на таблетке катались по искусственной реке и Паше было решительно скучно, вот его выражение лица и удрученный вид заставляли меня смеяться.

Перекусив в кафе, и сцеловывая с моих немеющих губ остатки мороженного, Паша-таки уломал меня второй раз прокатиться на гребанной горке, где я чуть не померла. И чем ближе мы подходили к парку, тем быстрее я растрачивала уверенность, насуплено глядя на громадину железа где все кричали и кричали проносящиеся по ней бедные люди. Я уже была готова позорно запросить у Коваля пощады, как пошел дождь. Не особо сильный, но дождь. И тут же, в парке объявили, что в целях безопасности, аттракционы закрываются. Я благодарно посмотрела в небо.

Решив не ждать, мы вернулись в машину, чтобы поехать обратно в Барселону. Дождь скоро прекратился, а я с упоением смотрела в окно на потемневшие слегка волнующееся Средиземное море, с мокрой песчаной линией берега.

И коваль съехал с дороги, ведя машину к парковке у пляжа. На мой удивленный вопрос нахрена, ответил, что ему приспичило заняться серфингом, мол волны подходящие. Мне кажется, он однажды сведет меня с ума. Впрочем, мне нравится.

Серфингом я никогда этим не занималась, в отличие от него, но глядя как на удалленной части берега, где он переходил в скалистый отвес с бьющимися о него бушующими волнами, которые несколько серферов красиво рассекали, я испытала желание попробовать. Но не там где камни, а для начала на песчаной части берега, где серферили детишки и такие же новички как я.

Паша арендовал доски и гидрокостюмы. Я хотела ту, что поменьше, мне отказали, аргументировав тем, что это для профессионалов, и вручили огромную и широкую доску, едва ли не выше меня самой

Море не сказать, чтобы прямо гневалось, но было не спокойно. Волны омывали песочный берег, набирая в кульминации самое большее половину человеческого роста. Коваль с желанием смотрел на скалистый берег в отдалении, где волны были гораздо больше, и оккупированы такими же смертниками как он сам. Я остановилась у кромки воды, глядя на детей, вполне себе умеючи скользящих по волнам, Паша неожиданно довольно ощутимо толкнул меня в плечо, заставив отступить и выронить доску.

— Ты чего пихаешься, Коваль? — приподняла бровь я, склоняясь за своей оброненной доской в симпатичных розовых цветочках.

— Проверял, какая нога ведущая. — Хмыкнул он, засаживая свою в песок, и глядя на меня ироничным взглядом.

— А спросить не судьба?

— Спрашиваю. Какая, кис?

— Ну… правая.

— Нихрена подобного. Ты правую отставила, оставив левую впереди. Она и ведущая. — Заявил он, забирая у меня доску и ложа ее на песок.

И нет, в воду мы не пошли. Паша объяснял, как ложиться, как грести, чтобы поймать скорость волны, и была возможность встать на доску, как брать разгон, когда и как давить ногой. Объяснял на удивление доступно и понятно. И я чувствовала, что мне это нравится. Вот так сидеть с ним на берегу Средиземного моря, слушать его голос, чувствуя прохладный бриз на коже ног, не прикрытых гидрокосюмом. Смотреть в эти спокойные, улыбающиеся глаза и млеть. Именно млеть. Купаясь в темном зеленоватом омуте, пуская его воды вдоль тела. По коже, в нее и под нее.

— Киса, ты меня не слушаешь. — Возмутился Паша.

— Слушаю. — Встрепенулась я, стряхивая наваждение и понимая, что последние несколько его предложений я пропустила мимо ушей.

— Ладно. — Фыркнул, с нехорошим таким блеском в глазах. — Перейдем к практике.

Я в предвкушении поднялась, и хотела было взять свою громоздкую доску, когда он меня огорошил, что для начала практиковаться я буду здесь. На пляже. Я недоуменно на него посмотрела, но мне милостиво объяснили, что сначала надо довести до автоматизма движения чтобы встать с положение лежа в положение стоя, чтобы в море не тратить на это силы и время.

— Занудство какое-то. — Разочарованно буркнула я, послушно раз в третий вставая с живота на ноги и стараясь делать это быстрее, потому что Коваль говорил, что если я так долго возиться буду, то дождусь полного штиля.

Раз на двадцать шестой, или двадцать девятый (я сбилась со счета), Коваль остался доволен результатом.

— Сносно. — Резюмировал он, но скорее от того, что я уже начала злиться, и готова была отказаться от его долбанутой идеи. Он натер воском доски, чтобы ступни не соскальзывали, прикрепил к моей щиколотке длинный шнур с фиксатором, чтобы я доску не потеряла и мы пошли-таки к морю.

Оказавшись в воде, я как-то растерялась. Паша лежа плыл на доске рядом, удерживая меня за руку. С первой волны меня с доски снесло, вызвав у него смех.

— Господи, кис, да не пытайся ты волну перепрыгнуть. Передний край доски нагибаешь и подныриваешь. — Посоветовал он, когда раздражённую меня раз в четвертый с доски спихнуло.

Так и вправду было легче. Развернувшись лицом к берегу под контролем Коваля, оседлавшего свою доску, я старалась грести быстрее, когда волна приближалась сзади. Но попасть в один ритм с ее скоростью у меня никак не получалось. Я хотела уже расстроенно отказаться, чувствуя усталость в руках и теле, но когда я повернулась к Паше, тот блеснув зелеными глазами негромко сказал:

— Моя женщина не сдается. Поняла меня? Сделай это, Маш.

Если бы он начал опять насмешничать, или того хуже, как Женька делал в сходных ситуациях, пожалел бы меня, я бы точно поплыла к берегу. Но его негромкий серьезный тон, его слова оттеснили чувство холода и усталости. Пятая попытка и я заскользила по инерции движения, но встать не успела. Воодушевило, очень и очень воодушевила, до схожести с восторгом. На шестой почти встала, но упала с доски, едва не заполучив бортом по виску. Упрямо снова взобралась на доску. На него не смотрела, отодвинув мир и ощущения своего ноющего от усталости тела на грань сознания. Нужно встать. Нужно. Встать.

На седьмой, когда набрала разгон, и меня слило со скоростью волны, снова пробудив яркое воодушевление уже очень близкое к восторгу, я рывком оторвала тело от пластиковой поверхности и немеющими ногами взяла шаткую опору. И покатило вперед, даря небывалое чувство торжества и удовольствия, прокатившегося жаром по дрожащим от усилий мышцам. В голове ярко полыхал окрыляющий азарт от несущей меня бурлящей непокорной воды, от звука ветра в ушах, от непередаваемого чувства, что смогла. Так, наверное, ощущается свобода. Диким огнем внутри, зажигая сознание пламенем радости и удовольствия. И снова рухнула, когда инерция движения погасла и мыс доски нырнул в воду. Но это не имело значения. Я набрала мало воздуха и в толще воды легкие просили вынырнуть за кислородом, а я нежилась в прохладных слабых волнах, позволяя им переворачивать свое тело, содрогающееся от восторга, а не усталости и холода.

Но меня вытянули за руку. Паша довольно улыбался, огладив пальцем мне скулу и припал солоноватыми губами к моим. Размножив затихающее чувство торжества и наслаждения от маленькой победы над собой, и переродив это в ощущение эйфории.

— Целых две секунды, кис. — Хмыкнул мне в губы, убирая мокрую прядь выбившуюся из моего хоста и прилипшую ко лбу. — И это было красиво.

Безотчетно улыбнулась, обнимая его плечи и вжимаясь в тело. Хотелось сохранить этот момент, отпечатать его в памяти.

Позже, сидя на прохладных камнях скалистой части берега, где разбивались волны такой силы, что по сравнению с теми, с которыми мучилась я, они казались просто свирепыми, я с упоением следила, как Коваль не в пример лучше уже трущихся тут же безумных серферов красиво рассекает волны в человеческий рост.

Горячий грог в глиняной кружке и теплый плед на плечах согревал мое утомленное тело, даруя чувство неги. А удовольствие от его четких, без суеты, но с запалом движений ведущих доску с вершины волны, почти до ее основания и по ее длине поселяло восторг и чувство зависти. Тоже так хочу. Если я от «детской» волны чуть ли не оргазм словила, то что со мной будет, когда я смогу на таких кататься.

А Паша был такой свой среди свирепо бурлящих волн, подлетающих страстно и высоко, и безжалостно сбрасывающих неумелых наездников. Он сливался с инерцией движения, ловил точные моменты и скользил, обуздывая стихию. Делал это уверенно, точно. И наслаждался. Это чувствовалось. Ощущалось очень четко. Ему нравилась сила, нравилось то, что он ею управляет, покоряет и делает это красиво. Завораживающее зрелище.

У меня аж чуть грог не выпал, когда взлет очередной волны, быстро склоняясь пенящейся шапкой кпереди, скрыл его. Но он успел выйти с той стороны, где вершина волны еще не склонялась, а изгибалась, только готовясь набрать высоту, и пустил доску к основанию волны, уходя от озверевшей силы моря. Спрыгнул в воду, откатившись от места со скалами, и подхватив доску, стал выходить на пляж.