На воздухе он как-то быстро протрезвел и теперь бодренько летал по квартире, организуя закуску к бутылке «Токайского».

— Может, не нужно вина? — робко попробовала воспротивиться Юлька. Он взглянул на нее с мягкой, снисходительной улыбкой и отрицательно помотал головой:

— Нужно.

Маленький полированный столик Борис поставил на середину комнаты, и рядом с ним, друг напротив друга — два мягких кресла с высокими спинками. Мягкий велюр широких подлокотников под пальцами, алое свечение электрокамина, мерное тиканье часов… Борька, такой знакомый и родной и в то же время такой недостижимый, сидел теперь напротив. Можно протянуть руку и дотронуться! С ума сойти!

— А почему ты, такая красивая, и одна? В смысле, ни с кем не встречаешься. Или я ошибаюсь?

— Нет, ты не ошибаешься, — Юлька пригубила вино. — И не нужно говорить, что я красивая. Мы ведь оба знаем, что это не так.

— Чем отличаются русские женщины, — Боря досадливо цокнул языком, — так это тем, что совершенно не умеют реагировать на комплименты. Скажи ей, что у нее волосы великолепные — тут же начнет плести что-то про новую краску и знакомого парикмахера. Заикнись о ресницах — тут же выяснится, что все дело в ланкомовской туши… Вот ты, Юль, ты же прекрасно знаешь, что красивая. В зеркало ведь по утрам смотришься, правда? Так зачем нужно из себя еще что-то корчить?

Она неопределенно пожала плечами, но на сердце вдруг стало так хорошо, как не было еще никогда. Допили вино, еще немного поболтали, так, ни о чем, о всякой чепухе. А потом Борька пересел на диван и позвал Юлю:

— Иди сюда, нечего в кресле рассиживаться.

Она покорно поднялась и приблизилась.

— Садись, — Борис взял ее за руку, потянул к себе и вдруг укусил за запястье, легонько и быстро, не отводя от ее лица смеющихся глаз. Юлька изумленно ойкнула, а потом как-то сразу все поняла и, принимая правила игры, тоже несильно куснула его за ухо.

— Ах, ты так? Ну, держись.

Диван тоненько скрипнул, и она тут же оказалась лежащей на спине. Тяжесть мужского тела была непривычной и волнующей.

— Вот как тебя надо кусать, — прерывисто дыша, проговорил Борис и впился в ее губы грубым, жадным поцелуем. Юлька вздрогнула и как-то сразу обмякла. Она не сопротивлялась, когда Боря одну за одной расстегивал мелкие пуговички на ее блузке, и даже слегка приподняла бедра, когда он начал стаскивать с нее узкую юбку вместе с колготками.

— Создал же Господь совершенство, — восхищенно приговаривал он, проводя дрожащей ладонью по ее ноге. Рука его скользила от ступни по щиколотке и колену вверх, к кромке белоснежных плавочек. Замирала на мгновение, как бы раздумывая, и снова спускалась вниз. Юлька ждала неземного наслаждения и неги, но все это почему-то не приходило, зато нарастала странная, неудержимая дрожь.

— Ты так хочешь меня? — спросил Борис, стягивая плавочки с ее бедер. — Или, может быть, чего-то боишься?

— Боюсь.

— Чего?.. Ты что, девочка?

Юлька утвердительно кивнула. Боря, видимо, не понял, потому что переспросил.

— Да, да, девочка, — яростно и громко повторила она, начиная злиться и на себя, и на него.

— Ч-черт, — он резко выдохнул и откинулся на спину. — Не дрожи, ничего не будет. Я такую ответственность на себя не возьму.

С минуту они полежали молча, каждый уставившись на свой клочок потолка, а потом на грудь Борису легла узкая холодная кисть:

— Я взрослый человек и сама решаю, что мне делать. Я этого хочу.

Боли не было. Было только мучительное желание, чтобы то, что возилось и тыкалось где-то между ног, поскорее вошло в нее и задвигалось ровно, сильно и ритмично. Ведь так это, кажется, должно происходить? А когда все свершилось, наступило разочарование. Нет, Борис по-прежнему оставался желанным и любимым, а вот Это… Это осталось важным лишь потому, что приносило столько наслаждения ее Единственному мужчине. Юлька с нежной улыбкой провела трепетными пальцами по мускулистой спине, покрытой мелкими бисеринками пота.

— Слушай, — Борька повернулся на бок и лениво приоткрыл глаза, — а у тебя в самом деле никого не было?.. Дело в том, что этой самой… ну, в общем, того, что полагается, я не нашел.

Завопила ли она или просто забилась в истерике, судорожно сжав руками виски, Юлька не помнила. Очнулась она от того, что голый Борька, стоя на коленях, яростно тряс ее за плечи и испуганно кричал что-то прямо в лицо. Потом, сидя в кресле и закутавшись в какой-то огромный махровый халат, она, давясь слезами, рассказывала ему о том, как ненавидела свое отражение, о том, как считала себя ужасной дурнушкой и не верила, не верила, что кто-нибудь сможет ее полюбить. Борька, добродушно усмехаясь, убеждал ее, что многие красавицы в детстве были просто уродинами. И, главное, что у нее сейчас обалденно-сексапильная фигура и весьма-весьма привлекательные глазки. Жаль только, что нос от слез стал совсем красным и распухшим. Но Юлька продолжала плакать и благодарить Бориса за то, что он так добр к ней, и он стал сначала задумчивым, потом чуточку мрачным, а потом и вовсе скучным.

— А знаешь, — сказал он в конце концов, — когда ты появилась на пороге профкома, у тебя были такие ясные и лучистые глаза. Я почему-то тогда подумал: вот девушка, у которой в жизни все хорошо…

Расстались они уже через три месяца, встретившись еще несколько раз. Больше для порядка. В последний их вечер Борька, уже на правах друга, проговорил, положив руку ей на плечо:

— Красивая ты баба, Максакова. Почему только глаза у тебя, как у побитой собаки? Виноватые какие-то, просящие… Да не ты мужику должна быть благодарна за то, что вы вместе, а он тебе! Пойми ты, дурья башка!


… Он пришел, и все остальное стало мелким и неважным. А Юлька наконец обрела смысл своего существования. Конечно, она мечтала потом, через много дней, стать для Юрки необходимой как воздух. Стать его хлебом, водой, солнцем. А пока… Кто сказал, что плохо быть нужной, как изящный зажим для галстука, как терпкий запах дорогой туалетной воды, как пьянящий аромат хороших сигарет?

— Разве плохо быть просто отражением?.. Наверное, даже красивым отражением? — с пугливой радостью спрашивала она у зеркала, разглядывая свои глаза, брови и прикасаясь подушечками пальцев к нежной, атласной коже щек.

А все-таки жаль, что не получилось с курицей. Хотя жаркое в горшочках вполне может ее заменить. Что нужно усталому мужчине, вернувшемуся с работы? Конечно, бокал доброго вина, сытный ужин и нежная любящая подруга. Закончив свои дела, Юрий обязательно зайдет в экономический отдел, чтобы забрать ее и вместе поехать домой. А там ему, естественно, скажут, что Максакова отпросилась на два часа раньше и убежала в неизвестном направлении. Юрка разволнуется, бегом бросится к машине и будет ругаться сквозь зубы на каждом светофоре и нетерпеливо барабанить пальцами по рулю. А потом он войдет в квартиру и почувствует чудесные запахи, несущиеся из кухни, и увидит ее, выходящую из комнаты. И она наденет наконец то шикарное вишневое платье с совершенно безумным декольте на спине, которое всегда казалось ей слишком откровенным…

По Юлькиному плану до прихода Юрия оставалось еще больше получаса, но звук, доносившийся из прихожей, не оставлял никаких сомнений — кто-то поворачивал в замке ключ. Досадуя на то, что она до сих пор в халате, а значит, эффектного выхода не получится, Юлька вскочила с пуфика и выглянула в коридор. Юрий зашел в квартиру, привычным жестом поправил волосы перед зеркалом, повесил плащ в стенной шкаф и наклонился, чтобы расшнуровать ботинки.

— Юра, — тихонечко позвала она, — Юрочка…

Он поднял голову и взглянул на нее своими чудесными изумрудными глазами. «Его глаза, как вешняя листва… — пронеслось в голове у Юльки. — А мои тогда, интересно, как что? Как болотная ряска, что ли?»

— Юлечка, здравствуй, — Юра выпрямился, одернул брючины и, как-то виновато улыбаясь, подошел к ней. — Я сегодня раньше обычного. Честно говоря, не думал, что ты уже дома.

— Так ты за мной не заходил?

— Нет, — он помотал головой, стараясь смотреть куда-то в сторону.

— Но, надеюсь, про наш праздник ты не забыл?

— Праздник?.. Ах, ну да, конечно… Черт, как неудачно получилось, — Юрий с досадой стукнул кулаком по дверному косяку.

Юлька заулыбалась. Пусть, пусть он оставляет дома напряжение, накопившееся за рабочий день, пусть выплескивает эмоции, клокочущие под непроницаемой маской безукоризненно вежливого, спокойного делового человека. Ведь это дом, где его любят.

— Юля, нам надо с тобой серьезно поговорить, — Юрий прошел в комнату и сел на диван, откинувшись на спинку и положив на колени сцепленные руки. Его длинные аристократические пальцы со слегка утолщенными фалангами медленно и напряженно шевелились. Юлька какое-то время словно завороженная следила за этими живущими отдельной жизнью пальцами-гусеницами, а потом подняла глаза и увидела, что Юрий тоже не сводит с них внимательного, сосредоточенного взгляда.

— Что случилось? — ее голос гулко ударился о потолок. — Юра, что случилось?

Он резким движением головы откинул волосы со лба, подошел к окну, повертел в пальцах смешного игрушечного поросенка, висящего на пестром шнуре, а потом резко дернул. Нелепый обрывок веревки остался болтаться между шторами…

— Юля, я полюбил другую женщину и поэтому больше не могу жить с тобой. Прости меня, если можешь, ладно?

* * *

Юрка ушел, забрав свои вещи, а она осталась один на один с глупым вишневым платьем, в пустой квартире, заполненной никому не нужным ароматом мяса в горшочках. Плакать не хотелось, хотя от слез, наверное, стало бы легче. Юлька поднесла ладони к лицу, руки мелко дрожали. И ей вдруг стало мучительно стыдно за свои планы, неловко из-за этого слишком семейного кухонного запаха и развратного вечернего платья. И еще подумалось, что сейчас она заслуживает жалости: подумать только, бедная девочка так готовилась, так хотела сделать сюрприз, так старалась быть счастливой и любимой!..

Знакомый тяжелый ком снова подкатил к горлу. С самого детства Юлька просто физически не переносила, когда ее жалели. Это началось много лет назад. Однажды вечером она, как обычно, возилась в комнате с игрушками, когда мама позвала ее на кухню.

— Юлечка, — мама сидела на стуле возле окна и загадочно улыбалась, — ты вроде бы говорила, что хочешь иметь щенка?

Юлька почувствовала, как сердечко ее бешено заколотилось. Собака! Неужели собака? Неуклюжий лохматый комочек, который потом превратится в огромного пса! Ну, конечно же, это будет маленькая овчарочка с широкими сильными лапами и потешными висячими ушами.

Отец как-то неловко закашлялся и отвернулся к плите.

— Люда, ну не надо так, — пробормотал он смущенно.

— Да ну тебя, — добродушно усмехнулась мама и продолжила: — Так вот, мы решили, что ты заслужила такой подарок, и купили тебе собаку!

Юлька была еще слишком мала, чтобы почувствовать подвох, но что-то подсказало ей — рано радоваться и прыгать родителям на шею. И точно: мама, все так же таинственно улыбаясь, достала из кармана что-то крохотное, свободно умещающееся в ладони, и протянула Юльке.

Это был обычный значок в форме таксы. Белая пластмассовая собачка с тонким хвостиком и высунутым язычком задорно таращила на новую хозяйку глазки-бусинки. Юльке вдруг стало до слез жаль ни в чем не повинную таксу, жаль маму, которая хотела пошутить, жаль папу, который чувствовал все точно так же, как она, но ничего не мог поделать, и, конечно, жаль себя, обиженную и обманутую. А еще она панически испугалась, что вот сейчас кто-нибудь почувствует и скажет вслух, какая она несчастная. И станет в сто, нет, в тысячу раз горше… Но детского умишки хватило на то, чтобы сообразить: плакать нельзя! И тогда она улыбнулась, приколола нелюбимую собаку на лиф платьица и поцеловала маму. Потом говорила, говорила, говорила что-то по-детски глупое о том, что именно такого щенка она и хотела иметь и что такса очень красиво смотрится на ее одежде. А когда тяжелый ком в горле стал мешать дыханию, убежала в свою комнату, закрылась на защелку и долго сидела под столом, с ненавистью глядя на ящик с игрушками.

Таксу Юлька не выкинула и не потеряла: она еще долго болталась среди значков и открыток, и даже несколько раз «выходила в свет», приколотая к нагрудному кармашку красной кофточки. Щенка Юлька никогда уже больше не просила…


Комок в горле все так же мешал дышать, тишина давила на уши. Юля попробовала включить телевизор, но стало только хуже. Тогда она быстро натянула джинсы, накинула куртку и опрометью выскочила из квартиры. На улице было холодно и слякотно. Несколько человек мерзли на остановке в ожидании автобуса. Еще не зная, куда и зачем она собирается ехать, Юлька пристроилась в сторонке и вместе со всеми вошла в подошедший 72-й. Минут через сорок она уже стояла на пороге своего дома. Не того дома, где осталось злосчастное платье и обрывок шнурка на гардине. Юлька пришла в дом, где она выросла.