Она ощутила резкую боль в груди и прошептала:

— До свидания, Мейсон.

— Не спеши! Я должен знать, в чем дело. То ты сама страстность и огонь, то враждебность и лед. Почему, Кейтлин?

— Я не хочу говорить об этом.

— Я должен знать!

— Но я не могу ответить. Так что, если тебе нечего больше сказать, я вешаю трубку.

— Мне есть что сказать.

Чуть помолчав, Кейтлин подсказала с горьким сарказмом:

— Подходит время выплаты.

— Еще не подошло. Помнишь, после банкета я освободил тебя от выплат?

— Я помню, — глухим голосом отозвалась она, боясь заплакать, закричать, забиться в истерике. — Но все равно время платить близко.

Молчание. Потом Мейсон неожиданно заявил:

— Деньги тебе не понадобятся.

— И почему это я не удивлена? Что, придумал, как я еще могу тебе услужить?

Он не отреагировал на иронию.

— Я хочу, чтобы ты приготовила чемодан, Кейтлин.

Она мгновенно насторожилась.

— Чемодан?..

— Ты не ослышалась.

— Чемодан — с чем?

— Со всем необходимым в расчете на две недели.

— На две недели?..

— Для начала. Об остальном позаботимся потом. Вряд ли ты будешь одеваться часто.

Кейтлин так сжала трубку, что побелели костяшки пальцев.

— Ты человек без нервов, Мейсон.

— Правда?

— Правда, и тебе это известно... Две недели где?

Смех, раздавшийся в трубке, был таким обольстительным, что у Кейтлин закружилась голова.

— А это, — ответил Мейсон, — сюрприз.

Что же он придумал на сей раз? Кейтлин испугалась, поняв, насколько хочет узнать это. Прошло не меньше минуты, прежде чем она вспомнила, что ее отношение к Мейсону, насколько бы серьезно оно ни было, никакого значения не имеет: его планы на ее счет всегда подчинялись какой-либо цели. А какова эта цель в данном случае, догадаться нетрудно.

— Я не могу оставить ранчо на две недели.

— Наверняка сможешь, — бодро отозвался он.

— Нет, — твердо сказала Кейтлин. — И два дня принесли достаточно вреда. Уехать же на две недели попросту невозможно. Не знаю, что ты там придумал, но это не имеет никакого значения, потому что мой ответ не изменится.

— Если тебе кажется, что у тебя не хватит ковбоев, чтобы удержать ранчо на плаву в твое отсутствие, я помогу все устроить.

— Я не нуждаюсь в твоей помощи, Мейсон.

Он рассмеялся.

— Независимая, всегда готовая дать отпор мисс Маллин... А не приходило ли в твою головку, любимая, что моя идея может тебе понравиться?

Любимая...

— Не называй меня так, — прошипела она. — И скажи только одно: надо ли мне будет в эти две недели спать с тобой?

— Это входит в программу, — жизнерадостно сообщил Мейсон.

Две недели любви. Просыпаться по утрам и видеть Мейсона рядом с собой. Сама мысль об этом была блаженством. А потом снова терпеть унижения?

— Мой ответ — нет.

— Но, разумеется, — он словно не слышал отказа, — две недели это только начало.

В душе Кейтлин закипал гнев. Как смеет Мейсон обращаться с ней так, будто она продажная женщина, всегда готовая его ублажать?!

— И на какой же именно срок ты рассчитываешь?

— На длительный, Кейтлин. Весьма длительный.

— Длительный — это сколько? Месяц?

— Еще дольше.

А он хам! Невозможный, непревзойденный хам. И она непременно выскажет ему это в лицо — причем в самых доступных выражениях. Но прежде надо еще кое-что выяснить. Значит, придется поиграть еще немного.

Стараясь говорить как можно спокойнее, Кейтлин поинтересовалась:

— А что я получу за это?

Ответом было молчание. Странное молчание.

— Что получу я? — повторила Кейтлин.

— А как ты думаешь?

— Судя по прошлому опыту, могу предположить, что ты собираешься освободить меня от выплат.

— Их больше не будет.

— Совсем? — недоверчиво уточнила она.

— Совсем.

Кейтлин закрыла глаза. Не платить. Не волноваться о будущем. Стать наконец свободной. Жить без постоянной тревоги за то, что ее любимое ранчо отберут.

Но она не станет до конца свободной. Потому что всегда будет Мейсон и его притязания. Притязания, которые Кейтлин приняла бы с радостью, будь они основаны на любви. Но со стороны Мейсона любви не было, и это делало невозможными любые соглашения.

— Ты предлагаешь мне, — цедила слова Кейтлин, — стать твоей содержанкой.

— Не помню, чтобы я это говорил.

— Как это еще называется?

— "Замужество" не подойдет? — мягко поинтересовался Мейсон.

— Замужество! — Кровь отхлынула от ее щек.

— Я прошу тебя выйти за меня, Кейтлин.

— Ты просишь об этом не в первый раз, — сказала она, когда обрела возможность говорить.

— Верно.

Ей вспомнилось первое предложение Мейсона и тогдашний разговор о его великом плане. Он получит ранчо, чего бы это ни стоило. А в придачу ему нужна Кейтлин. Планы, достойные Наполеона, должны были вот-вот осуществиться. Так Мейсон, во всяком случае, думал.

— Ответ все тот же. Нет! — отрезала она.

— Ты не дала себе труда подумать.

— Думать не о чем.

— И все же подумай, Кейтлин. Ничего больше не платить. И твое ранчо остается твоим.

— И проводить каждую ночь в твоей постели.

— Но тебе же понравилось быть со мной! Чем угодно клянусь, понравилось. Не настолько ты хорошая актриса, Кейтлин.

— Мы тогда прекрасно провели время на банкете — Она почти шептала. — И я... Ну, одно ведь тянет за собой другое, верно? Но с тех пор у меня было время подумать. Я хотела бы, чтобы ничего тогда не было.

— И поэтому ты не отвечала на мои звонки?

— Д-да...

Мейсон долго молчал.

— И все же почему бы тебе не обдумать мое предложение? — спросил он наконец.

— Здесь не о чем думать, Мейсон. Я не пойду к тебе в содержанки. И в жены тоже.

— В таком случае зачем было интересоваться, что ты получишь?

— Из любопытства. Просто захотелось знать, что ты предложишь. Видишь ли, Мейсон, мне не надо обдумывать твое предложение, потому что ответ никогда не изменится.

Его голос вдруг стал жестким.

— Понятно.

— Надеюсь. Я скорее пойду на риск потерять ранчо, чем выйду за тебя. Что касается взносов...

— Да?

— Я найду возможность платить.

Она очень старалась, чтобы голос был тверд, и оставалось лишь надеяться, что эта твердость скроет сомнения и страхи.


Кейтлин вела лошадь в денник, когда перед ней словно из-под земли выросла высокая фигура.

— Мейсон!

— Привет, Кейтлин.

— Давно ты здесь?

— Достаточно.

Кейтлин не понравился его тон, и она вызывающе спросила:

— Ты на что намекаешь?

— Я здесь достаточно долго, чтобы увидеть, что происходит.

— Что бы ни происходило, тебя это не касается! Это ранчо все еще мое, и, чем бы я ни занималась здесь, это мое и только мое дело!

— Что ты задумала, Кейтлин?

Сердце ее забилось быстро и беспокойно: Мейсон был кем угодно, только не тупицей.

— Просто развлекалась с бочонками, — беззаботно отозвалась Кейтлин.

— Развлекалась? — резко переспросил он.

Кейтлин небрежно повела плечами.

— Подумаешь, поупражнялась немного.

— Эти штучки для родео, Кейтлин. И ты будешь уверять меня, что просто развлекалась?

— А почему бы и нет?

Его рука вцепилась ей в подбородок, жесткие пальцы впились в нежную кожу. Кейтлин, хоть и знала, насколько Мейсон опасен, почувствовала возбуждение. Она так давно не виделась с ним!

— Надеюсь, ты не собираешься принимать участия в родео, Кейтлин?

— А тебе не все ли равно?

Его глаза больше не улыбались, взгляд стал зловещим.

— Мы уже как-то говорили об этом, — напомнил он. — Я предупреждал тогда, что выступления в родео опасны. Ты можешь разбиться. Или тебя ранят.

— Я скажу тебе то же, что говорила тогда: даже если и так, тебя это волновать не должно.

— Однако волнует.

— С чего это вдруг тебе волноваться, ранят меня или нет? Тебе же станет легче жить, если я не буду болтаться под ногами.

— Меня волнует, когда женщину ранят, — возразил Мейсон и счел нужным уточнить: — Любую женщину.

Прежде чем Кейтлин ощутила боль оттого, что ее не выделяют из общего ряда, Мейсон добавил:

— Решено и подписано, Кейтлин: в родео ты не участвуешь.

— Решено и подписано другое: ты не сможешь помешать мне, если я захочу.

Пальцы сильнее сдавили ее подбородок.

— Ой ли?

Она взглянула с вызовом.

— Нет, не сможешь.

Он едва слышно выругался. Его терпению явно приходил конец.

— Так ты все-таки будешь участвовать в родео, Кейтлин?

Он стоял слишком близко. После нескольких недель разлуки его прикосновение, пускай и грубое, действовало донельзя возбуждающе. И все же Кейтлин сумела превозмочь себя. Резким жестом стряхнув руку Мейсона, она твердо заявила:

— Я не обязана отвечать тебе.

Но он был настойчив.

— Это и есть твой способ раздобыть деньги для взносов по закладной? Если так, Кейтлин, я запрещаю тебе даже попытаться им воспользоваться. Если тебе нужна отсрочка, так и скажи.

— До сих пор ты ни разу не соглашался.

— Все когда-нибудь бывает впервые.

Велико искушение, но Кейтлин решила, что негоже ей принимать милость от Мейсона.

— Мне не нужна отсрочка.

Что-то дрогнуло в его лице.

— Понятно. Не хочешь рассказать, как добудешь деньги?

— Не хочу.

— Мне нужно твое слово, что ты не станешь участвовать в родео.

— Не могу тебе его дать. И я по-прежнему не понимаю, почему это так много для тебя значит.

— Я уже назвал тебе причину.

— Другие женщины в родео участвуют.

— Да — опытные ковбои. Ты никогда в жизни не выступала в родео.

— Все когда-нибудь бывает впервые, — передразнила она Мейсона.

— Кейтлин! — рявкнул он, теряя терпение.

Она ядовито улыбнулась и вкрадчиво осведомилась:

— Тебе не кажется, что ты делаешь из мухи слона? Ты утверждаешь, что я собираюсь выступать в родео, но я ведь этого не говорю.

— Если б собиралась, ты бы мне не призналась.

— Верно. Кстати, Мейсон, ты так и не сказал мне, зачем приехал. По моим подсчетам, день выплаты еще не сегодня.

— Я хотел поговорить с тобой о взносах...

— Мы уже говорили.

— ...глядя тебе в глаза.

— О Боже, как интригующе звучит! Я так понимаю, у тебя еще какое-нибудь блестящее предложение?

— Все то же самое.

В душе Кейтлин боролись разные чувства. Ничего ей так не хотелось, как броситься в объятия Мейсона. Предательский голосок уже нашептывал ей, так ли уж это плохо — принять его предложение, пусть он ее и не любит.

— Ты еще не понял, что зря тратишь время? — донесся до Кейтлин собственный жесткий голос. — Делай мне самые заманчивые предложения, я все равно не передумаю, что бы ты ни сказал.

— Никогда, Кейтлин? — Он заглянул ей в глаза.

— Никогда. — Твердо, как только могла, Кейтлин подтвердила: — Не передумаю, что бы ты ни сказал. Я уже говорила тебе это: я не стану твоей, даже если это будет означать потерю ранчо.


9


Кейтлин была на пастбище, когда над головой пролетел знакомый самолет. Она радостно воскликнула:

— Мейсон!

Меньше суток прошло с ее триумфа на родео — триумфа, отравленного скандалом, который закатил ей Мейсон. Его столь скорый визит означал, должно быть, что гнев Мейсона поостыл.

Она помчалась к посадочной полосе и успела как раз вовремя. Привязав лошадь к ближайшему дереву, Кейтлин выбежала на полосу в тот самый миг, когда высокая фигура выпрыгнула из самолета.

— Мейсон!

Он мог сделать хотя бы шаг ей навстречу, но не стал и отстраненно наблюдал, как Кейтлин спешит к нему.

— Привет, Кейтлин, — прозвучало более чем холодно.

Она смотрела в суровое лицо того, кого любила, лицо сейчас сердитое и хмурое, и счастье ее медленно таяло. Кейтлин отступила на шаг.

— Мейсон, что случилось? — И, когда он не ответил, догадалась: — Ты еще злишься...

Он пожал плечами.

— А чего ты ждала?

— Я надеялась, ты уже остыл. Что ты рад за меня. Может быть, даже горд тем, чего я добилась...

Что-то дрогнуло во взгляде Мейсона, и Кейтлин на миг решила, что достучалась до него. Но голос, когда Мейсон заговорил, был все так же резок.