Таким образом, для побега действительно все было устроено. Алексей не сомневался, что Маша не отступит. Ждать оставалось совсем немного. Всего один только день, и их уже не будет здесь. Никто и не догадывался, что уже завтра бравого ротмистра не досчитаются среди собрания офицеров. Даже будущие его шаферы, самые отчаянные его приятели, не знали этого. Они только думали, что будут присутствовать на тайном венчании и предвкушали веселую проделку – похищение богатой невесты, вполне в старом добром гусарском духе. Дальнейшее им было неведомо.

В то же самое время Орлов случаем был в городе и посетил некую артистку, с которой уже успел договориться о приятном времяпрепровождении. От нее он узнал о готовящейся проделке. Конечно, без особых подробностей.

Тот самый актеришко, которому заплатил Лович, проболтался ей, желая похвалиться свалившимися на него деньгами. Однако он только и сказал, что его наняли сыграть роль священника, чтоб обмануть бдительность одной девицы. Ни имени ее, ни звания он, разумеется, не знал и сам, поэтому не смог их выдать. Но имя Ловича он все же назвал.

Орлов, памятуя о недавней беседе с приятелем, вечером от актрисы направился к князю, весь кипя желанием поделиться подробностями новейшей проделки Ловича. Он подробно изложил весь план Никите Александровичу. Точнее, все то, что узнал сам, а узнал он не так и много.

Орлов подумал, что эта девушка та самая, о которой они вчера толковали с Никитой. Отчего-то князь близко к сердцу принял эту их прошлую беседу. Значит, ему будет небезынтересно то, что он, Орлов, сможет нынче ему сообщить.

Князя Никиту Орлов застал дома. Тот сидел в печали и тоске, размышляя над своей любовной неудачей, и придумывал, что бы ему еще предпринять. Ретивое[8] князя разошлось не на шутку. Но столь сильные чувства притупили в нем обычную его изобретательность. Никогда он не пасовал перед обстоятельствами, и в былые времена всегда знал, что предпринять, дабы понравиться девице. Но никогда он не был так влюблен, как нынче. Так влюблен, что и себя уже не помнил.

– Что же, у меня для тебя новости! – возвестил ему Орлов, едва войдя в дом князя.

Лакей, впустивший его, был упрежден барином, что тот никого не хочет видеть. Однако это распоряжение он благополучно забыл, а может, и не собирался его выполнять, как это часто за ним водилось и за что ему неоднократно попадало от господ. Но тут эта забывчивость оказалась весьма кстати.

– Новости о нашем общем знакомом Ловиче, – прибавил Орлов.

– А что такое? – меланхолично спросил Никита.

Одного имени соперника ему уже было недостаточно, чтобы разозлиться. Он уже столько всего передумал за вечер, что изрядно утомился и теперь пребывал в некоторой апатии. Тут Орлов выложил князю всю слышанную им историю. При этом известии равнодушие Никиты как рукой сняло. Он подскочил и, не сводя глаз с Орлова, попросил его повторить все еще раз.

– Но как ее имя? Как имя? – спросил Никита.

– Ну, этого я не знаю. Думаю, это та девушка, о которой мы говорили в прошлый раз, – Орлов уселся и закинул ногу на ногу.

– Если это та, о ком я думаю… – тихо произнес Никита Александрович.

«Маша! Это она!» – у него вдруг не стало никаких сомнений.

Она так любила его, доверяла этому негодяю!… Доверила ему и жизнь, и честь, а он… так воспользоваться наивностью и доверчивостью девушки…

«Но, может, это не она, не Маша? Трудно решиться на такое против девушки, у которой есть заступники. Она не сирота, дворянка, из рода старого и известного… Но если это все же она… Да, это, несомненно, Маша! Больше быть некому!»

Никита похолодел, подумав, что может произойти с девушкой в руках этого подлеца. Лович собирался погубить невинное создание… Ее жизнь будет кончена…

– Так она не знает, что ее хотят обмануть… – пробормотал он вслух. – Вот в чем разгадка… И что за гнусная проделка!

– Что ты говоришь? – спросил Орлов.

– Надобно поспешить, упредить эту дрянь… Остановить его! – вскочил Никита. – Когда это должно произойти? Когда, Николай?

– Все назначено, кажется, на завтра… Но, быть может, я и ошибаюсь и это «венчание» состоится нынче… – недоуменно ответил Орлов.

Он не ожидал такой прыти от приятеля. Надо же, как его задело это известие. Впрочем, тут замешана женщина, и, как знать, может, Никита и знает, о ком идет речь.

– Да как же ты не узнал толком! – закричал Никита.

– Да моя актриска и сама толком не знает когда!

– Но когда, когда этот актер должен туда явиться, в эту церковь? Это он ей сказал?

– Ах, прости меня, братец, но я не догадывался, что тебе это так важно! Но ежели это сегодня…

– Ежели сегодня, то я еду тотчас же! Я, кажется, понял, против кого задумана эта история. Я должен предупредить ее… То есть их… Все семейство… Надобно успеть!

Никита, не медля ни одной минуты, выбежал из комнаты и велел седлать коня.

– Позволь мне ехать с тобой! – крикнул вслед ему Орлов.

– Нет! – твердо ответил Никита. – Дело это деликатное, семейное. Оно затрагивает честь молодой особы и посторонним о нем знать не след. Думаю, что у отца молодой особы сыщется достаточно средств, чтобы остановить преступление!

13

Ровно в назначенный вечер Маша сказалась больной. Девушка и в самом деле почувствовала себя заболевшей от переживаний и сомнений, терзавших ее. Бледность и головная боль сполна подтвердили ее слова, и, ничего не заподозрив, отец благословил ее на ночь. Маша ушла к себе в комнату, где у нее все уже было приготовлено к побегу. Она собрала немного вещей, довольно худо представляя себе, что может ей пригодиться. К тому же Маше казалось, что она совсем скоро вернется под родительский кров, ибо папенька простит ее, несомненно. К тому же она не заглядывала основательно дальше нынешней ночи. Что-то будет после? Ей все виделось достаточно смутно, и она не могла вообразить себе дальнейшего и возможных обстоятельств будущего. Привыкшая во всем полагаться на кого-то и не имевшая самостоятельности, Маша также решила, что все за нее решит и все устроит Алексей Иванович.

Меж тем время шло. Домашние уже разошлись по комнатам, утихомирилась и прислуга. Стало тихо-тихо. Девушка подошла к окну. Ей надобно будет скоро выйти на мороз, чтобы сесть в приготовленные Алексеем сани. Она поежилась. Те же сомнения, что и прошлой ночью, вновь возобновились в ее душе. Если бы сейчас кто-нибудь остановил ее! Если бы кто-нибудь сейчас вошел к ней и удержал! Но нет. Все спали, тишина по-прежнему стояла в доме. Только луна освещала двор, укрытый снегом.

На улице послышался легкий шум. Он был, должно быть, слышен только ей, ибо она прислушивалась. Показались сани. В них было двое человек. Верно, Алексей и возница. Маша, которая уже была полуодета, поспешно застегнула шубейку, завязала сверху капора платок, схватила свои нехитрые пожитки и бросилась вон из комнаты. За дверью ей пришлось усмирить свой порыв и идти почти крадучись. Но потом, когда Маша выскользнула во двор, она кинулась вперед, к саням. Алексей подхватил ее, помог взобраться, и возница резво погнал лошадей вперед, навстречу ее новой жизни.

Алексей, который не сказал ей ни слова, обнял ее, и она, повинуясь порыву, спрятала лицо у него на груди. Хотя ночь была и спокойной, но при быстрой езде сильный ветер больно и колко хлестал по щекам. Маше казалось, что ветер нарочно так щиплет ее, в наказание за побег.

В какие-то полчаса сани домчали их до цели.

«Вот уже и Марьинка, – подумала Маша. – Скоро, скоро…»

Лович что-то крикнул вознице, но что, Маша не разобрала. Миг – и они уже стояли на земле. Алексей обернулся к девушке и пристально взглянул на нее.

– Вы не передумали, Мария Михайловна? – спросил он, улыбнувшись. – Есть еще возможность вам вернуться домой, к папеньке… И никто ничего не узнает…

– Нет, я не передумала, – тихо молвила Маша.

Тон и вид Алексея смутили ее. Его вопрос заставил вздрогнуть.

«К чему он так говорит?» – подумала девушка.

– Но, быть может, это вы сомневаетесь? – спросила она.

– Нет. Раз что-то решив, я не сомневаюсь. И не меняю решения. Пан или пропал, – заметил Лович. – Как в карточной игре, я ставлю на судьбу, – загадочно прибавил он и поцеловал Маше руку. – Однако вам придется обождать здесь, – вдруг сказал он, глянув в сторону церкви.

– Как, прямо здесь? На улице? – изумленно спросила Маша.

– Да, моя дорогая. Ночь хотя и холодная, но вполне безветренная. Вы не замерзнете. К тому же привыкайте… Как знать, сколько нам с вами еще придется вытерпеть лишений? – усмехнулся он.

– Я не боюсь лишений, – твердо ответила девушка и осталась стоять во дворе, как ей и велел Лович.

Сам он оставил ее и вошел в церковь. Маша сначала стояла неподвижно, боясь сделать и шагу. Но через несколько минут она замерзла, да и любопытство одолело ее. Она решила подойти к церковному окну, довольно высокому, и попробовать заглянуть в него. Ей хотелось знать, что так долго делает там Алексей. Те несколько минут, что она ожидала его, показались ей чуть ли не вечностью.

Под окном стоял какой-то ящик, или что-то похожее. Маша взобралась на него.

– Господи, помоги мне, – прошептала она.

Девушка вся дрожала: частью от холода, а частью от страха. Затем она заглянула в окошко.

– Помоги мне, Отец Небесный, – испуганно шепнула она.

Ей чудилось, чудилось… Нет, это невозможно! Это кажется ей! Сейчас тут будет ее венчание, и все готово. Алексей договаривается о последнем, что им необходимо, но…

Но в церкви будто пели. Она не видела никого, ни одного человека, но слышала, несомненно, слышала голоса! Там отправляли службу…

«Не может быть! Ведь сейчас ночь, – с ужасом подумала Маша. – Да что поют-то?… Заупокойная! – Она даже вскрикнула. – К худу, ох, к худу!… Да нет, почудилось… Почудилось!»

И, не желая более испытывать судьбу, она быстро спрыгнула вниз и отбежала в сторону.

Некогда бытовало такое поверье, Маша часто слышала о нем, что, ежели кто ночью, в глухую Святочную полночь, подойдет к церкви, тот узнает свою судьбу. Услышишь свадебное пение, то, что надеялась нынче услышать Маша, – к добру, веселью, замужеству. Услышишь заупокойное – к смерти…

Конечно, теперь уже не Святки. И не полночь сейчас, но как страшно стало Маше. Да и что это было? Откуда взяться заупокойной службе? Не было же никого в церкви! Обман ли то встревоженного воображения? Или?…

Маша кое-как успокоила себя, заявив вслух, что не верит в подобные суеверия. И в гадания. Вот зеркало же ей нагадало Никиту, а она нынче станет женой Алексея! К тому же, верно, кто-то и в самом деле пел, а ей и почудилось «Со святыми упокой…».

Тут на двор выбежал Лович и махнул Маше рукою. Призвал ее к себе. Девушка быстро побежала к церковной двери, ожидая встретить за ней тепло, покой и счастие.

А дверь за ними затворил шафер, один из приятелей Ловича, офицер его же полка. Это именно он, развлекаясь, решил перед брачным торжеством во весь голос напеть то, что и услышала Маша. Он никак не думал, что невеста услышит его. Сия шутка казалась ему смешной и уместной, и была поддержана вторым шафером и актером, уже одетым в рясу…

Итак, за молодыми людьми затворились двери церкви, а тем временем…

Лович ошибался, когда говорил о том, что пока никто ничего не знает об их побеге. Возможности сохранить произошедшее в тайне у молодых людей уже не было. Глебовы, отец и сын, уже знали о происшедшем. И вот как это произошло.


К дому Глебовых подъехал верховой. Громким стуком и криками он перебудил всех обитателей усадьбы. Михаил Федорович, едва накинувши халат, выбежал из комнаты:

– Что случилось? – воскликнул он, увидев не кого иного, как Никиту Александровича.

– Михаил Федорович, у меня для вас чрезвычайное известие, – взволнованно произнес Никита.

– Да что случилось? Не томи! – Глебов не на шутку перепугался.

– Где ваша дочь, Мария Михайловна?

– Маша? – изумился Глебов. – Да что такое…

– Я подозреваю, что с нею произошло неладное. Дома ли она?

Ни слова не говоря более, Михаил Федорович направился к двери комнаты дочери.

Никита не знал, прав ли он. Точно ли Маша замешана в истории с Ловичем. Он не знал, как будет объясняться, если Маша сейчас окажется у себя. Но если он прав и Маша в беде… Он бы не простил себе промедления и нерешительности!

Тем временем Глебов постучал в дверь дочериной комнаты. На шум вышел Дмитрий, который недоуменно смотрел на князя и отца.

На стук Михаила Федоровича никто не ответил. Глебов постучал еще раз, но тут дверь комнаты распахнулась, и Михаил Федорович, не медля, вошел. Маши в комнате не было.

– Где она? – тихо вопросил он. – Где моя дочь?! – заревел он на весь дом.

Прислуга повыскочила из дверей, кинулась по дому, но Маши сыскать не было решительно никакой возможности.

– Что? Что случилось? Бога ради! – кинулся Глебов к Никите.