Александра Хоукинз - Жар ночи

— Клянусь, больно не будет, — поддразнил он ее. Девушка паниковала, так что вернуться к обольстительным ножкам ему придется чуть позже. Сейчас же он должен был заявить о своих правах. — Я попросил тебя о поцелуе. Позволь же мне ответить услугой на услугу.

И он без предупреждения развел ее коленки. Руки его, отбросив оставшиеся ярды ткани, устремились прямиком к вожделенному призу, скрытому меж ее бедер.

— Синклер!.. Син!

Алексиус учуял острый, пряный аромат возбуждения, хотя Джулиана боролась и с ним, и сама с собой. Большими пальцами он раздвинул мягкие складки у входа в сокровенную пещеру и поцеловал ее.

Джулиана изогнулась, беспомощно хватая воздух пальцами. Если она еще надеялась отвлечь его от достижения поставленной цели, то явно недооценила решимость молодого человека. Он распоряжался ее телом по своему усмотрению. Она лежала на спине, раздвинув ноги, и Алексиус не намерен был останавливаться, пока в нее не войдет.

Одним резким толчком он и правда мог удовлетворить и свои нужды, и пожелания сестры.

Джулиана, точно выброшенная на берег рыба, жадно хватала воздух ртом, пока Алексиус полизывал ее чувствительный бутон.

— Ты знаешь, я таки хочу десерт. — Он втянул в себя нежнейшую плоть, чувствуя, как бутон набухает от касаний его языка. У него самого в штанах происходило нечто подобное: член уже рвался на свободу, увеличиваясь с каждой секундой.

— Как же сладко! — приговаривал он, дразня ее женское естество пальцем, на котором уже блестели капли ее росы. Конечно же, он обязан был двигаться вглубь.

Джулиана, не прекращая стонать, выгнулась трепещущим мостиком.

К счастью, ей больше не хотелось вырывать волосы из его шевелюры. Покорно опустив сжатые кулачки, она молча наслаждалась его ласками.

Алексиус упивался густым запахом ее возбуждения. Она его хотела. Ее желание обволакивало ему язык, губы, пальцы. Член его рвался в бой — скорее бы измерить глубину ее горячего, влажного колодца! Не сомневаясь, что Джулиана его не отвергнет, он совершал вращательные движения во влагалище большим пальцем, попутно ублажая распухший бутон своим талантливым языком.

Джулиана внезапно издала пронзительный вопль и приподняла бедра, будто умоляя его взять от нее больше. Алексиус с радостью повиновался. Окунув в ее сладкую дырочку палец, он мечтательно ловил ритмический пульс ее внутренних мышц; наконец она упала, обессилев от блаженства.

Став на колени, он вытер рукавом влагу с подбородка и окинул сладострастным взглядом Джулиану, пока та переводила дух.

Алексиус выскользнул из смокинга и отбросил его на диван. Нарочито неторопливо он развязал шейный платок и расстегнул пуговицы рубашки у горла. Запах ее тела щекотал ему ноздри, пробуждая неутолимый плотский голод.

Затем он расстегнул штаны, обнажив свой вздыбленный пенис, и немного опустил их, открывая ее взору мускулистые ягодицы. Их первое соитие будет молниеносным, лихорадочным, ибо он ждал этого момента слишком долго. А потом он, уже не торопясь, разденет ее и исследует все те волнующие изгибы, что скрывало платье.

Алексиус лег на нее и занял удобную позу меж ее ног.

Джулиана улыбнулась ему, все еще сияя той страстью, которую он в ней пробудил.

— Ты такой греховодник!

Он усмехнулся ее хриплому голоску.

— А ты, моя знойная колдунья, слишком соблазнительна, чтобы я мог тебе воспротивиться. Я должен тобою овладеть.

Алексиус развел ее потайные губы головкой члена. Закрыв глаза и исторгнув жалобный стон, он позволил ее влажной плоти объять его твердый, ненасытный орган.

— Господи!

Тугое, но гостеприимное нутро Джулианы стало бы его погибелью, если б он не совладал с собой. Ему не терпелось заполнить ее целиком; он глубоко в нее вонзался, налегая на нее всей массой своего тела и всеми силами своей похоти приближая член к самой сердцевине.

— Что ты делаешь?! — вскрикнула Джулиана.

Прижавшись лицом к ее плечу и дрожа всем телом, он принимал ее слабые удары. Голова у него еще кружилась от потрясающего открытия — он получил физическое подтверждение тому факту, о котором в глубине души знал с момента их первой встречи. Страстная женщина, лежавшая под ним, была девственницей. Лорд Кид не был ее любовником.

«Белль просила, чтобы я лишил Джулиану невинности», — сурово напомнил себе Алексиус.

Но сестра одновременно заставила его в этой невинности и усомниться, что, по сути, стало ее главным козырем. Ведь поначалу он отказывался исполнить просьбу.

Алексиус с большим опозданием понял, чего боялась Белль: девственность была единственным подарком, который его сестра не могла преподнести лорду Киду. Поэтому она считала невинность Джулианы угрозой, нуждавшейся в устранении.

Алексиус поцеловал Джулиану в плечо. Да, он сорвал ее цветок — но, черт побери, он сорвал его не для сестры!

— Син… — прошептала Джулиана, упираясь руками в его плечи.

Внутренние мышцы ее пещерки напряглись, стискивая его член. Он старался не шевелиться.

— Тихо. Перестань сопротивляться, Джулиана. Твое тело примет меня, когда меня примет твой разум.

— Мне больно.

В его глазах мелькнуло раскаяние. Увидев боль в ее светло-зеленых глазах, он готов был уже смилостивиться, но отступать было поздно. Теперь он должен был доказать ей, что этим единением может насладиться и она.

— Я знаю. — Он поцеловал ее заплаканные щеки. — Я был слишком груб. Прости мне мою невоздержанность.

Скрытая страсть, которую он всегда угадывал в Джулиане, еще просто не успела проявиться. Он вспомнил их недавнюю игру с жемчужным ожерельем, вспомнил, как она извивалась, когда он ублажал ее жадным ртом. Мошонка его твердела от одной мысли, что он вкусил ее плод первым.

Джулиана принадлежала ему.

Она сделала глубокий вдох, когда Алексиус осторожно отступил, правда, лишь затем, чтобы вторгнуться со всей мощью.

— Давай лучше остановимся.

— Может, так и впрямь было бы лучше, но это жестоко — бросать меня в таком незавидном положении! — Он плавно повел бедрами. Невзирая на боль, внутри она была мокрой и радушно принимала вторжение.

— Жестоко? Это я, значит, жестокая?

На время забыв о ее страхах и причиняемых ей неудобствах, Алексиус с ленцой поглаживал ее своим членом.

— Не по своей воле, разумеется, — пояснил он. — Равно как и я не хотел причинить тебе боль. Помнишь, как тебе было приятно, когда я целовал тебя внизу?

Она вскинула руки к груди. Пускай ее груди и скрывал жесткий лиф, Алексиус подозревал, что соски в корсете ноют от возбуждения. Ему не терпелось поскорее к ним прильнуть.

— Да.

Просунув ладонь под ее ягодицу, он так глубоко ввел член, что они оба застонали.

— Я могу доставить тебе еще большее удовольствие. Обещаю: ты будешь выкрикивать мое имя, когда я кончу.

На простодушное личико Джулианы легла тень сомнения. И он, признаться, не стал бы ее за это винить. И тем не менее ее тело помнило блаженство, которое оно уже познало. Узкие ножны поддались, впуская в себя меч и умащивая для него свои стенки.

Накрыв ее губы своими, Алексиус задвигался быстрее. Щекоча ее языком, он одной свободной рукой повторял контур ее бедра, талии — и, наконец, груди. Оторвавшись от ее рта, он осторожно куснул сосок.

— Син!

На сей раз это был возглас удивления. Неумолимая в своей решимости, рука Алексиуса вернулась к ее ягодице. Крепко прижимая ее к себе, он продолжал ввергаться пенисом в ее глубины. Она уже настолько увлажнилась, что он решил себя больше не сдерживать и задавать удобный ему самому темп.

Джулиана завопила.

Ослепленный желанием, Алексиус молча возликовал, когда их бедра инстинктивно сошлись, делая их соитие еще глубже. От крика женщины мошонка его затвердела, а тупая головка члена разбухла пуще прежнего. С хриплым криком он исторг в ее пульсирующее лоно горячее семя.

Лишь бессильно рухнув, по-прежнему не вынимая меча из складчатых ножен, он понял, что его обещание исполнилось. Трепеща в безудержных судорогах страсти, Джулиана выкрикнула его имя.

Если бы у Алексиуса оставались хоть какие-то силы, он бы взревел от удовольствия.

Шли дни, складываясь в недели, а Джулиана продолжала наслаждаться тайным романом с маркизом Синклерским. Она поклялась не раскрывать этот секрет даже сестрам: те ее не поняли бы и, что еще ужасней, запросто могли донести матери. А маркиз, несмотря на его распутство, был слишком заманчивым трофеем для пожилой маркизы. Если бы леди Данкомб посмела потребовать от Сина формальной помолвки, Джулиана могла бы его вообще никогда не увидеть.

Хотя Сина, по-видимому, радовали их близкие отношения, Джулиана не могла представить себе, чтобы он припал на одно колено, присягнул на верность и признался ей в любви. Брак интересовал его не больше, чем саму Джулиану, и она не боялась признать, что как только ее семейство вернется в загородный коттедж, Син исчезнет из ее жизни навсегда.

Это было неизбежно.

Как приход лета после весны.

Жизнь в доме Айверсов, между тем, была далека от идиллии. Слепота, присущая всем влюбленным, не мешала Джулиане замечать все усиливающуюся меланхолию матери. Лорд Данкомбский, их кузен, прибыл в Лондон и нанес родственникам визит, и приятного в этом было мало. Отослав дочерей, маркиза приняла удар на себя.

После этого разговора находиться в Лондоне ей нравилось все меньше. Разумеется, она упорно отрицала все подозрения дочерей; разумеется, она лгала.

Накануне вечером Джулиана наткнулась на мать и лорда Гомфри, беседовавших в вестибюле. Она видела графа несколько раз, но все-таки не знала его в достаточной мере, чтобы судить о его характере. Сделать это она смогла лишь тогда, когда услышала, как он угрожает ее матери. К сожалению, Джулиана стояла слишком далеко и не могла расслышать, о чем именно они говорили, но этот джентльмен явно в чем-то обвинял маркизу, и тон его не сулил ничего хорошего.

Джулиана намеревалась выпытать у матери правду, даже если бы ей самой пришлось опуститься до угроз.

— Скажи мне прямо, маман, — потребовала после завтрака Джулиана, когда они наконец остались одни, — чего от тебя добивается лорд Гомфри?

Нижняя губа леди Данкомб задрожала от суровости тона родной дочери. Джулиана всегда старалась обращаться с матерью уважительно, ибо мать уважения, несомненно, заслуживала, но ее уловки вконец ей надоели.

— И не ври мне, пожалуйста.

Леди Данкомб коснулась губ дрожащей рукой и прокашлялась, собираясь с силами.

— Помнишь мои самодовольные заверения, будто мне стало чаще везти за карточным столом?

Обе леди переместились на диван.

— Да. И я знаю, что ты говорила правду. Около недели назад я случайно услышала, как ты разговаривала с кредиторами и оплачивала предъявленные ими счета.

На глаза маркизы набежали слезы.

— Да, какое-то время удача мне улыбалась. По крайней мере, эти дельцы от меня отстали. Но однажды вечером за стол сел лорд Гомфри…

Джулиана извлекла из ридикюля кружевной носовой платок.

— Возьми. — Она сама осторожно промокнула щеки матери и вложила платок ей в руку. — Я предполагаю, что вечер закончился не очень хорошо.

Леди Данкомб шумно высморкалась в платок.

— Мы шли вровень: то я выигрывала, то он. Мы оживленно болтали, и я даже позволила себе вольность немного пофлиртовать с ним.

— А потом ты начала проигрывать.

— И проиграла все подчистую. Это был сущий кошмар! Я понесла ужасные убытки. Разумеется, лорд Гомфри отнесся к моим затруднениям с сочувствием. Он благородно предложил мне сделать еще одну ставку, чтобы я могла…

Джулиана начала массировать виски, чтобы унять внезапную головную боль.

— О маман, как же ты могла…

От неприятных воспоминаний черты лица маркизы сделались жестче.

— И как я ни пыталась восстановить равновесие…

— …только глубже влезала в долги.

Леди Данкомб всплеснула руками.

— С моей стороны было полнейшим безрассудством принять ставку лорда Гомфри! Я сразу должна была понять, что он задумал, но проигрыш выбил меня из колеи и поверг в отчаяние…

Гнев в сердце Джулианы сменился жалостью. Ее семья не в первый раз сталкивалась с финансовыми затруднениями — и она подозревала, не в последний. Маркиза хорошо играла в карты, но даже умелого игрока может сразить достойный соперник. Джулиана обняла мать.

— Не переживай, маман. Мы что-нибудь придумаем, и ты непременно расплатишься с лордом Гомфри.

Услышав слова поддержки, маркиза, казалось, окончательно пала духом. Уткнувшись в плечо дочери, она горько заплакала.