— Вот приедет Мишка на майские — мы с ним поженимся, и я в Питер к нему уеду! — хвасталась одна, та, что поменьше ростом, с каштановыми волосами и густой чёлкой а-ля ретро.

— Ну, Юлька, дерзай! Москаля давно уже пора взять в оборот, — смеялась другая, рыжая, — Может, из всех нас хоть у вас что-то получится…

— Перестань, Анька, — шутливо отмахнулась Юля, — Вон смотри: утки в пруду! Давай-ка я их сфоткаю…

Девушки сбежали вниз к пруду. Лишь та, что хмурилась и молчала, отошла в сторону и устало села на бревно. Трудно было узнать в этой хмурой и сутулой неудачнице прежнюю Оливу, ту, которой она была всего-то год назад. Теперь густые, чёрно-рыжие волосы её поблекли, стали какого-то неопределённо-серого цвета и унылой паклей свисали на лицо и на плечи девушки; глаза её, прежде такие выразительные, поблекли и заплыли от постоянных слёз. Переживания состарили Оливу, и, глядя на это бледное опухшее лицо, эти мешки под глазами, эти растрескавшиеся губы, эти серые волосы, похожие на паклю, трудно было поверить в то, что ей всего двадцать два года, и ещё труднее было представить, что вот эта неудачница ещё когда-то умела смеяться и нравиться людям.

Аня и Юля, смеясь и шутливо толкаясь, подбежали к Оливе. Внезапно у Ани завибрировал телефон.

— Интересно, кто это ещё, — произнесла Аня, открывая смску. Юля наклонилась над её телефоном и вдруг обе девушки многозначительно переглянулись между собой и заулыбались.

— Что? Что там такое?! — встрепенулась до последнего нерва Олива.

— Да так… — замялась Аня, пряча глаза.

— Что? Почему вы молчите?! — Олива вырвала телефон у неё из рук. Аня даже растерялась.

«Отправитель: Салтыkoff.

Сообщение: Хэй, Анго! Как поживает Москва-столица? Говорит зона Р29. Сегодня высылаю по почте твою книгу. Приём!»

Олива, прочитав это сообщение, вернула Ане телефон и вдруг взвыла в голос, бросившись ничком на перила скамейки.

— Господи ты Боже мой, ну куда Ты смотришь?! Куда?!?! Неужели не видишь, что делают люди, как они обижают других, почему же Ты не вступишься за обиженных, почему не покараешь предателей?! Почему, Господи?! Почему??? Почему?!?!?!

— Ну вот… начинается… — обречённо закатила глаза Аня, — Чёрт его дёрнул написать мне именно сейчас…

— Ну, полно, Оля, полно, — Юля присела на корточки, пытаясь успокоить заходящуюся в рыданиях Оливу, — Не надо плакать здесь… Возьми себя в руки…

— Ответь ему, ответь ему сейчас же, чтобы засунул себе в жопу эту книжку!!! — исступленно ревела Олива, — Я завтра куплю тебе десять таких книжек, только пошли его на хер! Ну пожалуйста!!!

— Ну ладно, ладно, всё, Аня уже послала его и пошлёт ещё раз, только возьми себя в руки, а то на нас уже люди смотрят, — умоляла Юля.

— Плевала я на людей!!! Я несчастный человек…

Даже дома Олива не долго не могла успокоиться. Все разговаривали с ней как с душевнобольной, и её это распаляло ещё сильнее.

«За что мне это, Господи?! За что мне так не везёт, за что такие страдания?!» — думала она, обливаясь слезами…

«А может, ты это заслужила? — вдруг пронеслось в её голове, — Ничего не бывает просто так. Вспомни, как ты поносила и оскорбляла людей ни за что… Как оскорбляла Даниила, который не был ни в чём виноват перед тобой, так как заранее честно объяснил тебе свои позиции… Вспомни, как ты опускала его перед Салтыковым, как смеялась вместе с Салтыковым над Даниилом, пускала слухи, что он импотент, так как не переспал с тобой, а того не поняла, что он в первую очередь не о себе, а о тебе же, дуре, подумал, чтобы ты потом не страдала! А как ты Никки оскорбляла, какими грязными ругательствами публично поносила ты её, за то только, что Даниил выбрал её, а не тебя! Вот и получай за это по полной программе — ты вполне это заслужила своей дуростью и злостью, чтоб с тобой вот так обошлись…»

…Не сразу Олива решилась написать Никки. Но настал такой день, когда отчаяние и боль вдруг толкнули её прийти с повинной к ней — к своей давней сопернице. И вот теперь Олива сидела и изливала душу перед той, которую раньше считала своим врагом…

— Просто может не стоит его так ненавидеть, — сказала Никки, выслушав её, — Ведь это всё не случайно… И мне кажется ты не любила его даже… Просто нашелся человек который исполнит твое главное желание, быть с кем-то рядом да ни абы с кем, а с тем кто тебя лююбит… а больно сейчас твоему униженному самолюбию… Может пора просто научиться отдавать любовь, не ждя ничего взамен? Просто ненависть убивает тебя, ты задыхаешься только от нее….. И меня ты тоже ненавидела, а я хотела быть тебе другом и не говорила ничего о том что у нас что-то с Даниилом есть только потому что он меня попросил… Но Боже мой, как это было давно… и теперь это так неважно… А я просто не понимаю зачем ты пришла теперь ко мне… ведь ты считаешь меня лживой насквозь…

— Не надо, — отвечала Олива сквозь слёзы, — Зачем ты мне это говоришь, мне ведь и так тошно. Это было сто лет назад, и ты меня тоже ненавидела, потому что мы с тобой одного и того же парня делили. И в итоге он оказался не твой и не мой…. Ты думаешь, меня не скребёт, не свербит это всё, и что было тоже….. прости….. хотя нет, ты не простишь, наверное. Мне всегда трудно это было делать — прощения просить. Тошно мне, покончила бы я с этой жизнью, да как уйдёшь с таким камнем на душе. Не знаю, короче… Не удивляйся ничему — мне щас действительно мутно. Может, я мазохист? наверное…

— Оль, я никогда на тебя не злилась… И извиняться тебе не за что передо мной…

…А в это самое время в одном из архангельских диско-баров встретил Кузька Салтыкова. Разумеется, Салтыков был не один, а с какой-то девицей. Вальяжно развалившись на кожаном диване, он в одной руке держал водочный коктейль, другая же бесцеремонно покоилась на бедре этой девицы. В то время как Олива убивалась у себя в Москве, считая свою жизнь конченной, Салтыков, наоборот, чувствовал себя вполне довольным и жизнерадостным.

— А! Кузя, здорово! — заулыбался он, увидев приятеля, — Как дела? Что там у нас с Агтустудом?

— Потихоньку, — усмехнулся Кузька, — Вчера запустил новые блоги. Теперь там гораздо больше функций в настройках. Жаль только — юзеров почти не осталось, но эту проблему со временем уладим, я думаю. Кстати, я тебе там скинул кое-что — будешь в инете, зацени.

— Ну, дык, не вопрос! — сказал Салтыков, — Кстати, познакомься: это моя… любимая девушка, так сказать…

— Вот как? Очень приятно, — улыбнулся ей Кузька, — Не возражаешь, если я твоего молодого человека украду на пять минут? Сходим за пивом и тут же вернёмся.

— Да, разумеется, — кивнула девица.

— Ну как она тебе? — спросил Салтыков, когда они с Кузькой отошли к стойке бара.

— Красотка, — усмехнулся Кузька, — Это и есть та самая, о которой ты мне рассказывал?

— Та самая, — сказал Салтыков.

— А Олива?

— Чё Олива? Всё уж давно кончено, — отмахнулся он.

— Да уж… И стоило тогда начинать…

— Да с чего! Тут и ежу ясно, она просто зацепилась за меня, чтобы сюда переехать, — внезапно разоткровенничался Салтыков, — Обломалась девочка — представляю, как она меня щас проклинает…

— Ладно, не будем об этом, — сказал Кузька, — Кстати, говорят Москаль в Москву тут на майские праздники собирается?

— Да, я знаю. Поедет в Москоу свой гарем окучивать, — Салтыков цинично усмехнулся, — Кстати, хорошо что ты мне напомнил — щас ему смску отправлю.

И Салтыков, усмехаясь, быстро накатал Майклу смс:

«МайкелЪ, когда в Москве будешь, скажи Оливии, что я её любил сильнее всех, а она меня так и не поняла».

Гл. 7. Увалень

Самолёт из Питера минута в минуту приземлился в аэропорту Шереметьево. Перекинув через плечо свою дорожную сумку, Майкл сошёл с самолёта и с внутренним трепетом огляделся по сторонам.

Москва… Как много в этом слове! Для Майкла Москва была почти то же, что для Оливы Архангельск. Тут он впервые побывал прошлым летом, тут получил за три дня впечатлений больше, чем за всю свою жизнь. И, конечно, именно здесь, в Москве, Майкл встретил свою любовь… Даже не одну, а целых две: сначала Волкову, потом Полякову. И теперь в Москве его ждали не одна и не две, а целых четыре подруги. Архангельские друзья Майкла, которые со школьных лет знали его как увальня, теперь даже завидовали ему: вот как он их всех переплюнул!

— У Москалюши нашего в Москве целый гарем из четырёх жён, — шутил Салтыков, — Поехал наш султан в Москву свой гарем окучивать…

— Да уж, где тебе теперь с Москалём тягаться, — поддевал его Павля, — Москаль-то наш, однако, покруче тебя будет!

Майкла, конечно, очень смущали все эти шутки. Ему самому было даже немного неловко от того, что в Москве у него две девушки, и он ехал встречаться с ними обеими, не считая ещё двух своих подруг, Аню и Оливу. Ведь Настя, разочаровавшись в Гладиаторе, теперь снова общалась с Майклом, а Майкл, чувствуя, что ему нравится Юля, никак не мог понять, что же он теперь чувствует к Насте — просто дружескую симпатию, или нечто большее. Майкл уже давно ломал голову над этой дилеммой, и, хоть Олива и Салтыков в один голос советовали ему не париться над этим вопросом, а наоборот наслаждаться тем, что у него в Москве не одна девушка, а целых две — ведь в мусульманских странах нет ничего плохого в том, чтобы иметь одновременно несколько жён, Майкл всё равно чувствовал в этой ситуации что-то не то. И когда он сошёл с трапа самолёта и ступил на московскую землю — сильное волнение охватило его.

На Комсомольской его встретила Юля. Олива тоже хотела поехать встречать Майкла, но Юля попросила Аню отговорить её, сославшись на то, что ей бы хотелось этот вечер провести с Майклом наедине, без посторонних. Оливу, признаться, это очень сильно задело и обидело — она же как-никак тоже была подругой Майкла, а теперь появляется какая-то девка — и привет родному дому? Она же сама их познакомила — и теперь, стало быть, можно её «задвинуть»? Это было последней каплей, примешавшейся к полной чаше обиды и горя, постигшего её в этом году, и, поскольку у Оливы и так в последнее время глаза были постоянно на мокром месте, тут она не выдержала и разревелась окончательно. Это произошло на работе, прямо после разговора по аське с Аней. И тут, как назло, Оливу вызвал к себе в кабинет начальник. Она быстро вытерла слёзы и понесла ему папку с письмами, стараясь спрятать от него своё зарёванное лицо. Однако проницательный шеф заметил и спросил, что случилось. Получив ответ, он только и произнёс:

— Даа… Мужика тебе надо, вот что. Время-то уходит…

И Олива, задетая за живое, с трудом удержалась, чтобы не вылететь из кабинета пулей.

Тем временем Майкл и Юля гуляли по Москве. Майкл с восторгом озирался вокруг себя — весенняя Москва кружила голову, в Питере ещё деревья голые стоят, а тут — листики уже зелёные, пушистые с золотистой пыльцой почки верб, их сводящий с ума аромат… И девушка рядом, совсем близко… Такая маленькая, хрупкая, утончённая, как сама весна, как эти нежные листики на деревьях… Майкл впервые посмотрел на Юлю другими глазами. Ему страстно захотелось обнять её, поцеловать. Подойдя к скамейке в парке, они сели. Майкл приблизил своё лицо к ней, зажмурился, поцеловал в губы…

Поцелуй продолжался где-то полминуты. Эти полминуты показались Майклу раем и пролетели для него как одно мгновение. Затем Юля вырвалась.

— Поехали со мной в гостиницу, — выпалил Майкл, окончательно потеряв голову.

— Нет, нет… Я совсем забыла — мне пора домой… — Юля нервно посмотрела на часы.

— Так рано? — изумился Майкл.

— Мне маме надо помочь, она просила…

— Ну ладно, — расстроенно пробубнил Майкл, — Давай я тебя провожу…

— Нет, Миш, не надо, — Юля встала со скамьи.

Майкл обнял её, попробовал поцеловать ещё раз — она резко вырвалась. Он убрал руки.

— Ну как хочешь…

Юля моментально скрылась в толпе. Отойдя на некоторое расстояние, сорвалась на бег, то и дело оглядываясь, не идёт ли он следом. В метро отдышалась. Уф, слава Богу, отвязалась…

Настроение у неё было ужасное. И как она могла увлечься таким вот увальнем? Как могла общаться с ним целых полгода? Ещё и замуж за него собиралась… А приехал — так одним своим видом все иллюзии разрушил…

В сущности, они же общались-то фактически только по инету. Да пару раз встретились мельком — один раз осенью гуляли в Царицыно, да другой раз в Питере, и то не успели там даже толком погулять — Олива всё сорвала. А теперь, когда Майкл остался с Юлей наедине, она впервые заметила, что он потолстел, вихры у него торчат во все стороны, как будто только что с постели, да ещё и одевается как лох — футболку в штаны заправляет… Живот выпирает из-под футболки, да ещё и потом от него разит — видимо, даже не знает, что такое дезодорант…