– Я не хотел, чтобы все так получилось. Вы должны мне верить.

– С чего бы это?

– Потому что это правда, – упорствовал Декер, и страх в его темных глазах был, насколько Энни могла судить, искренним. – Я и подумать не мог... Я не хотел, чтобы кто-то пострадал!

Энни вздохнула. Она слишком устала, чтобы злиться.

– Но если бы не вы, эти мужчины не курили бы возле конюшни. Их вообще возле дома Рика не было бы.

– Я никому не давал разрешения подъезжать ни к дому, ни к постройкам...

– Вы вообще не имели никакого права давать или не давать кому бы то ни было разрешения, – перебила его Энни. Она едва держалась на ногах. В теле появилась какая-то странная легкость. Казалось, дунь на нее ветерок – улетит. – Просто до вас это не доходит. Ведь так?

Декер промолчал.

– Благодарите Бога за то, что Рик остался жив и что ни коровы, ни лошади не пострадали. Если бы Рик, сержант Хар-рисон и те два индейца не смогли спасти бельгийцев и если бы жеребенок погиб, я бы на вас никогда больше не взглянула. – И Энни пошла дальше.

– Но ведь вы сами просили меня о помощи! Или вы забыли? – Декер схватил ее за руку. – Вам ведь понравилось, что средства массовой информации проявили к вам столько внимания.

Энни остановилась.

– Чего вы от меня хотите, Оуэн? Чтобы я вас поблагодарила? Да будет вам. Себе вы можете лгать сколько угодно, но мы с вами оба знаем, почему вы это сделали. – Она вырвала у него свою руку. – А теперь пустите меня. Я не хочу вас видеть, а тем более разговаривать с вами.

Оставив его стоять, бледного, растерянного, Энни вышла из госпиталя и, сев в машину, поехала обратно на ферму. Но слова Декера не давали ей покоя, груз вины тяжело давил на плечи, не давал дышать. Пришлось даже открыть окно и впустить в салон свежего воздуха.

Чувство вины ещё больше усилилось на подъезде к дому Рика, когда взору Энни открылись почерневшие руины конюшни и с полдюжины зевак. Сгрудившись на обочине дороги, они с любопытством взирали на пожарище. Да, Уорфилд сегодня будет гудеть, как потревоженный улей. И естественно, фургон с телевидения, похоже, поселился тут навечно, раздраженно подумала Энни. А у репортеров даже камеры наготове.

И никаких угрызений совести! Как будто не по их вине произошел пожар. А впрочем, что это она так раскипятилась? Ведь они всего лишь выполняют свою работу. И тем не менее Энни никак не могла подавить раздражение.

Для женщины, которая и сама зарабатывала на жизнь с помощью фотоаппарата, чувство это было совершенно незнакомым. Полицейский офицер – мужчина в летах, с седеющими волосами, подстриженными ежиком, и брюшком – стоял на охране собственности Рика. Подъехав к нему, Энни опустила боковое стекло и сказала:

– Я хочу, чтобы никто не подходил к дому. – Краешком глаза она заметила, что оператор с журналистом устремились к ней. – Я не стану отвечать ни на какие вопросы и не буду рассказывать про Рика. Если хотят, пускай звонят в госпиталь.

– Хорошо, мэм. Я позабочусь о том, чтобы вас не беспокоили. Эй! – крикнул он. – Назад! Леди не желает давать интервью.

Сворачивая на подъездную аллею, Энни заметила в зеркале заднего вида, что полицейский вступил в долгую и – судя по тому, как он размахивал руками, – горячую дискуссию с журналистом.

Войдя в дом, Энни первым делом накормила Бака, после чего крепко обняла и прижалась щекой к его теплой пушистой шерстке. А потом позвонила Декерам, надеясь застать дома Карен или Хизер, но никто не подошел к телефону.

Она повесила трубку и долго стояла посреди кухни: не было никаких сил двигаться. Как же без Рика тихо и пусто в доме!

В мрачной тишине раздался телефонный звонок.

Энни потянулась было к трубке – а вдруг это Рик? – но вовремя догадалась, что он сейчас никак не может позвонить. Она безвольно опустила руку и стала ждать, когда включится автоответчик.

– Мисс Бекетт, – послышался женский голос. – Звонят из мэрии Янгстауна. Хотим сообщить вам, что ваши планы относительно перезахоронения лейтенанта Хадсона остаются в силе. И управление по делам ветеранов войны, и городской совет согласились взять все расходы на себя. Прошу вас позвонить как можно скорее. Мы бы хотели, чтобы вы дали интервью нашей газете и местному телевидению. – Женщина помолчала. – То, что вы сделали... просто чудесно, и мы хотим, чтобы все люди нашего города узнали о вашем поступке.

Послышался металлический щелчок – выключился автоответчик. В доме наступила такая неприятная тишина, что Энни стало не по себе и она выскочила на крыльцо, захлопнув за собой дверь.

«Просто чудесно»... Как же!

Глубоко вдохнув все еще пахнувший едким дымом воздух, Энни посмотрела на пожарище. Все вокруг было покрыто серым пеплом. Жуткую картину дополняли поле, усеянное сухими, поникшими колосьями, и небо, покрытое тяжелыми, мрачными тучами. Такое ощущение, что ферма заброшена, что на ней давным-давно никто не живет.

Энни понимала, что Рик получит страховку, достаточную для того, чтобы заново отстроить конюшню и коровник. Хорошо еще, что сгорели только они. Он мог запросто потерять все свое стадо коров и всех лошадей, которыми так гордился, или – не дай Бог! – Хизер, которая находилась в непосредственной близости от пожара.

И все-таки Энни мучило угрызение совести, которое ничто не могло облегчить. Рик ей доверял, и вот что из этого получилось. Не найдя покоя на крыльце, Энни вернулась в дом.

Снова зазвонил телефон.

– Эй, Ларе, – послышался грубоватый мужской голос. – Это Эрик. Только что мне позвонила Карен, рассказала, что случилось, и сказала, что ты уже уехал в Мадисон. Надеюсь, ты остановился в доме Рика. Я оставлю для тебя сообщение в госпитале на тот случай, если ты сейчас там, но в то же время имей в виду, что мы с Марсией будем в Мэдисоне завтра. Передай Рику, пусть держится. Мы все уладим.

Энни глубоко вздохнула. Пришла пора уезжать.

Скоро сюда нагрянут братья и сестра Рика и еще какие-нибудь родственники. Потом будут заходить соседи, предлагать помощь... Даже если у нее хватит смелости остаться и взглянуть Рику в глаза, она ему не нужна. И меньше всего на свете ей хочется оказаться под обстрелом придирчивых взглядов семейства Магнуссон.

Если братья Рика приедут и увидят ее здесь, они бог знает что вообразят себе об их отношениях. Одна лишь мысль о том, что придется объясняться, в чем-то оправдываться, привела Энни в ужас.

Нет, нужно уезжать! Здесь ей больше делать нечего. Работа закончена. Льюиса она нашла, его доброе имя восстановила, и этого вполне достаточно, по крайней мере на данный момент.

Энни устало потащилась наверх, в свою комнату, стараясь ничего не касаться, чтобы не вымазать сажей, приняла душ и выбросила одежду, в которой была, – все равно ее уже не отстирать, а если бы и удалось это сделать, она никогда не сможет заставить себя снова ее надеть. После этого собрала все свои вещи и отнесла их в машину. Потом сделала несколько телефонных звонков и даже еще раз позвонила Декерам, надеясь поговорить с Хизер и попрощаться с ней, но услышала лишь длинные гудки.

Наконец, когда солнце уже начало садиться за серые, набухшие дождем тучи, Энни села к кухонному столу, выписала Рику последний чек и, секунду поколебавшись, набросала коротенькую записку:


«Когда ты вернешься, меня здесь уже не будет. Я повезу Льюиса домой. Ты знаешь, я должна это сделать. Так будет справедливо. И потом, после того, что сегодня произошло, я не смогу смотреть в глаза ни тебе, ни твоим родным. Может быть, и ты не захочешь меня видеть, вот я и подумала, что лучше нам с тобой на какое-то время расстаться. Может быть, по прошествии его мы сможем вновь общаться друг с другом. А пока прими мои самые искренние извинения за ту боль, которую я тебе причинила. О Баке, лошадях и коровах не волнуйся. До приезда твоих братьев о них позаботятся. Я очень рада, что с Титанией все в порядке. Оставляю тебе чек, хотела бы выписать его на большую сумму, но увы... А я стольким тебе обязана».


Энни прислонила записку к кофеварке, потом в последний раз прошлась по дому Рика и под молчаливыми взглядами многочисленных поколений Магнуссонов, с трудом сдерживая слезы, захлопнула каждую дверь, закрыла пианино и задернула шторы.


– Прошу вас, подумайте хорошенько, мистер Магнуссон. Вы еще слишком слабы, чтобы покидать нас, – проговорил врач, стоя в дверях палаты вместе с двумя медицинскими сестрами и наблюдая за тем, как Рик медленно натягивает джинсы. Те самые, которые Энни купила вчера, вместе с бумажником и ключами. Ну что за идиотки эти медсестры! Надо же такое придумать – взять и выгнать ее из госпиталя!

– Не беспокойтесь, – прошептал он. Говорить нормальным голосом было еще больно. – Я поеду домой.

Домой, к Энни. Он ее уже достаточно хорошо знал, чтобы понимать: пока он тут вылеживается, она наверняка распсиховалась и решилась на какую-то глупость. Нужно как можно быстрее ехать домой, только бы не опоздать. Если бы вчера его не накачали всякой дрянью, так что он проспал до утра, он бы послал на ферму Ларса.

– Я вас не выпишу! – заявил врач.

Рик кивнул. Отлично. И сделал ему знак отодвинуться, чтобы он мог выйти из этой чертовой крошечной палаты, пропитанной тошнотворным запахом и заставленной всякими непонятными медицинскими штуковинами. Врач не шелохнулся.

– А как вы собираетесь добраться до дому?

– Вызовите такси.

– До самого... – врач взглянул на табличку, которую держал в руке, – Уорфилда? Это будет стоить кругленькую сумму.

– Плевать. – Ларе и Шейла остановились в Мэдисоне в гостинице, но Рик не хотел к ним обращаться. Во всяком случае, пока. – Вызовите такси, быстрее.

Врач кивнул сестре, той, что постарше, одетой в уродливую хламиду неопределенного цвета. Это она несколько ми-нут назад обнаружила, что Рик встал с постели, и, сделав ему выговор, как маленькому, побежала за доктором.

Неодобрительно взглянув на Рика, сестра тем не менее отправилась выполнять распоряжение, и полчаса спустя Рик уже ехал домой на заднем сиденье ярко-желтого такси, водитель которого, похоже, был из молчунов и не горел желанием развлекать своего пассажира.

Поездка и в самом деле влетела в копеечку, однако, к удивлению Рика, водитель взять деньги отказался.

– Похоже, вы попали в передрягу, мистер. Так что приберегите свои денежки, удачи вам.

И, прежде чем Рик успел возразить, развернулся и уехал.

Несколько минут Рик постоял во дворе, глядя сначала на пустое место у гаража, где Энни всегда ставила свою машину, потом на сгоревшую конюшню. Наконец, глубоко вздохнув, подошел к дому и стал медленно подниматься на крыльцо. Дверь оказалась не заперта, и, когда Рик открыл ее, к нему с радостным лаем бросился Бак. Встав на задние лапы, он передними уперся Рику в грудь и лизнул его в подбородок. Приятно, конечно, что тебя так встречают, однако он предпочел бы, чтобы собака встретила его вместе с Энни. А Энни – Рик понял это с первого взгляда – уехала.

Дом был погружен во мрак. Казалось, Энни унесла вместе с собой и все солнечное тепло. Рик машинально посмотрел на кофеварку. Как он и ожидал, к ней была прислонена аккуратно сложенная записка.

Вместо того чтобы подойти и прочитать ее, Рик отодвинул стоявший у стола стул и сел. Подошел Бак, положил голову на колено хозяина и с обожанием уставился на него. И только в этот момент до Рика по-настоящему дошло, что Энни уехала и больше никогда не вернется.

– О Господи, – прошептал он и тотчас же пожалел о том, что это сделал: горло сильно засаднило. Такое ощущение, будто в реанимации в горло ему вставляли не пластиковую, а стальную трубку.

Он медленно поднялся, чувствуя ломоту во всем теле, подошел к кофеварке и взял записку. В этот момент он заметил, что еще какая-то бумажка упала на пол. Со стоном нагнувшись, Рик поднял ее. Чек!

Грудь пронзила острая боль, не имевшая к пожару никакого отношения. Осторожно вытащив бумажник, Рик положил в него чек рядом с остальными, которые он не превратил в наличные и теперь уже не превратит.

Потом прочитал записку. Раз, другой.

И снова уселся к столу. Его душил гнев, и в то же время он никак не мог осознать того, что произошло. С одной стороны, он понимал, что Энни уехала, но с другой – очень надеялся на то, что ошибается. Он не винил ее за пожар, а вот за то, что бросила его, возненавидел.

Чувствуя, что все плывет у него перед глазами, Рик закрыл их. Как же он устал! И как болят тело и душа!

– Когда я просил тебя отпустить ее, парень, я вовсе не это имел в виду, – обессилено прошептал он, обращаясь к Льюису.

Ответом ему были раскаты грома.

Несколько секунд Рик недоуменно вслушивался в эти звуки, вторгшиеся в его мрачные мысли, потом встал и подошел к окну. Неужели и в самом деле гром?

Оказалось, так оно и есть. В небе, затянутом серыми тучами, уже сверкали молнии. Рик вышел на крыльцо, вдохнул полной грудью пахнувший дождем и горелым деревом воздух, однако не смог заставить себя взглянуть ни на то место, где совсем недавно стояла конюшня, ни на то, где, сгрудившись в табун, на поле паслись лошади.