Алекс Белл - Жасмин

— С кем подрался? — холодно поинтересовалась я.

— Ааа, ты спрашиваешь, чьих это рук дело? — спросил Джексон, указывая на свое изуродованное лицо. — Бена, естественно.

— Бена? — повторила я. — Когда?

— Чуть больше недели назад. Как раз перед его поездкой в Калифорнию.

— Я встречалась с ним как раз тогда и не заметила никаких следов, — сказала я. И стоило мне только произнести эти слова, как я поняла, что это не совсем так - костяшки его рук были в ужасном состоянии...

Джексон осклабился.

— Это потому, что он дождался, пока я напьюсь, жалкий трус! Бен любит избивать только беспомощных. Тебе ли не знать.

— В каком смысле?

Я ничего не понимала, о чем он говорил?

— Это Бен избил Лиама во время вашего медового месяца, не так ли?

— Бен? — сказала я, или хотела сказать, но получилось скорее: — Блерн?

Я мысленно вернулась в тот вечер: я ждала в нашем номере отеля, когда Лиам вернется со льдом; помню, еще подумала, чего он так долго? Помню ужас, который испытала, когда он вошел, и с его губ все еще капала кровь, помню, как разрыдалась, когда мы умыли его и обработали раны.

— Ааа, значит, Лиам так и не рассказал тебе, что это был Бен? — спросил Джексон, верно истолковав мое выражение лица.

Я не хотела ему верить. Несколько недель назад я бы даже не стала его слушать. Но после того, как Бен разбил мою скрипку и прокричал мне прямо в лицо, как он ненавидел собственного брата, я поверила Джексону. Какой смысл ему врать? Какая ему выгода от вранья? Лиам мне тогда сказал, что это был всего лишь какой-то пьяный гость, и отель его уже выставил... Меня там не было, я этого не видела. Наш медовый месяц... Может, Лиам мне солгал, чтобы не расстраивать.

На самом деле, учитывая сроки, возможно, именно после этого инцидента они и перестали общаться.

— Чем ты так разозлил Бена? — спросила я, не желая думать прямо сейчас о медовом месяце и Лиаме.

— Разумеется, тем, что явился в твой дом, — кисло ответил Джексон. — По-видимому, это преступление, постучаться кому-нибудь в дверь и задать пару вопросов.

— Мне кажется, врываться без приглашения в чужой дом, как раз и есть преступление, — холодно подчеркнула я.

— Ну, хорошо, что все хорошо кончается. В итоге мы все-таки договорились с Беном, что если я найду лебединую песню первым, то просто продам её Бену. Она ему больше нужна, чем мне. Так что все будут довольны. Пока я держусь как можно дальше от тебя, конечно. — Он вздохнул. — Я был уверен, что песня спрятана где-то здесь, но пока ничего не нашел.

— А с чего ты решил, что песня здесь? — спросила я осторожно, гадая, являлись ли кости и розы ему.

Но он только ответил:

— С того.

Я обернулась, чтобы посмотреть, на что он тычет пальцем. Джексон указывал на ближайшую белую статую.

— Что это? — спросила я.

— Она называется «Разлука влюбленных», — сказал Джексон с ухмылкой.

Я посветила своим фонариком. Это было печальное, красивое, в натуральную величину, художественное произведение, на котором изображалась женщина, с трудом выбирающаяся из гроба, чтобы утешить возлюбленного, который стоял над могилой, спрятав лицо в руках. У меня разболелось сердце при виде этой сцены, поэтому я опустила фонарик и повернулась к Джексону.

— И при чем тут статуя?

Джексон довольно долго молчал, но потом все же ответил уклончиво:

— Это поэтично. Лиаму бы понравилось. Это идеальный тайник. Песня должна быть здесь. Когда я впервые подумал об этом, то после уже не сомневался. Но я прихожу сюда четыре ночи подряд и не слышу никакого пения.

Я понимала, что у него есть причина получше, чем «это поэтично», считать, что Лиам спрятал песню здесь, но он определенно был не в настроении ею делиться... Но опять же, я не могла ему доверять. Поэтому я больше не хотела с ним ни о чем говорить, и все же один вопрос слетел с моих губ:

— Невеста Бена умирает?

Лицо Джексона расплылось в широкой улыбке, а потом он громко расхохотался, словно я сказала что-то смешное.

— Так он тебе сказал?

— Значит, это неправда, да?

Он улыбнулся еще шире.

— Ну, в некотором смысле, моя дорогая, — а затем добавил, — лучше я пойду. Не хочу схлопотать еще раз по роже от Бена, после нашей прошлой замечательной и дружелюбной беседы.

Я не стала препятствовать ему, когда он пошел к выходу с кладбища. После моего недавнего опыта общения с Беном, я пришла к выводу, что лучше выяснять какие-то детали в одиночку. И все же, пока я смотрела ему в след, мои губы сами собой выгнулись в презрительную улыбку. Виновен он или нет в тех преступлениях, которые на него повесил Бен, но Джексон определенно был мерзким человеком. Благодаря всего двум коротким беседам, я сделала вывод, что он высокомерный ублюдок, поэтому у меня никак не укладывалось в голове, что Лиам не то что мог находиться с ним в одной комнате, а еще и сговорился о чем-то и летал с ним в Германию. Я просто не могла представить их вместе. И все тут.

Я порылась в сумочке, в поисках бумажника, чтобы взглянуть на фотографию Лиама, лежащую внутри, как же они похожи с Беном... рост, телосложение, те же форма носа и цвет волос...

Лиам смотрел на меня с фотографии, и я тихо прошептала ему:

— Не волнуйся, любимый. Я знаю, что ты тоже терпеть не мог Джексона. И я понимаю, почему ты не хотел, чтобы я общалась с Беном. Я должна была довериться тебе с самого начала. Прости.

Вплоть до того момента воздух на кладбище был прохладен, но без ветра. Поэтому я не была готова, когда налетел безжалостный порыв ветра и вырвал фотографию у меня из пальцев. К счастью, я стояла близко к памятнику, и фото приклеилось ветром к одной из его сторон. Я потянулась, чтобы схватить фотографию, но меня опередила другая рука. Бледная, как и моя, но эта рука принадлежала каменной женщине, которая изо всех сил пыталась восстать из могилы.

Когда её пальцы сомкнулись вокруг моей фотографии, я с криком отпрыгнула назад, а бутылка, которую я все еще держала в руке, упала на землю и разбилась. Меня парализовало от ужаса. Я смотрела во все глаза, как женщина смяла фотографию, издав крик, наполненный болью и гневом, а потом выбросила комок на землю. После обе её руки потянулись к краю могилы, где стоял её возлюбленный, чтобы вновь предпринять попытку выбраться к нему.

Если раньше её тело было видно лишь наполовину, то теперь ей удалось почти полностью вытащить себя из камня. И все же ей было не сбежать. Похоже, она только и могла, что держаться за край могилы, чтобы её обратно не утянуло в мрамор.

А её возлюбленный так и стоял, прикрыв лицо руками, не подозревая о борьбе, творившейся у него под ногами.

Но когда пальцы её руки соскользнули с края плиты, она отчаянно взмахнула ею, чтобы ухватиться еще раз, и в эту секунду соскользнула и вторая её рука. Казалось, что теперь её неминуемо засосет в мрамор, но неожиданно запястье женщины схватила мужская рука. Её поймал возлюбленный женщины, который теперь стоял на коленях. Его мышцы плеч и спины были напряжены. Он очень старался её удержать. Сила, тянувшая ее вниз, была мощной, и все же ему удалось дюйм за дюймом вытащить её на поверхность. Ветер резко стих, и внезапно, в наступившей тишине я расслышала слова, которые произнес мужчина. Он стоял на коленях, прижимая возлюбленную к груди, положив голову ей на плечо. Его голос был тих, словно доносился откуда-то издалека, но я была уверена, что расслышала все верно:

— Ты не должна быть здесь!

Я прикрыла рот рукой, чтобы сдержать крик, нарастающий в моем горле. Этот голос был так похож на голос Лиама. Я сделала еще шаг назад, и моя нога наступила на осколок битого стекла, который хрустнул...

После чего все было кончено. В мгновение ока памятник стал таким, как прежде — она пыталась выбраться из могилы, а он стоял над ней, не подозревая, как она близко; та, что он когда-то полюбил всем сердцем раз и навсегда. Я хрипло дышала. Кладбище вдруг показалось мне неестественно тихим. Это был голос Лиама — я уверена! Если бы я выпила сегодня больше, то могла бы все списать на слуховые галлюцинации и игру воображения. Но не тут-то было. У меня в груди расцвела надежда. Я не могла сопротивляться этому чувству. Я старалась её гнать подальше, нельзя было и мечтать, что я когда-нибудь увижу Лиама. Он был мертв, он ушел навсегда. Если я хотя бы на секунду допущу обратное, то это будет сродни чувству, будто я теряю его снова и снова, и оно убьет меня.

Похоже, статуя была заколдована. Это единственное объяснение. Может быть, Джексон прав и лебединая песня под ней. А быть может, это был лишь еще один способ воззвать ко мне. Может быть, мне нужно было прямо сейчас браться за лопату и начинать копать... Я подавила стон. Как же у меня болели ноги, и я так вымокла и устала... Как жаль, что я выронила свою бутылку, а то прикончила бы её прямо здесь, на кладбище.

Я поискала фонариком фотографию Лиама, но её унес ветер. Меня не особо прельщала мысль рыть землю вокруг статуи, потому что я была уверена — это сложнее, чем кажется, а потому займет много времени и потребует не меньше сил. Кроме того, у меня не было никаких доказательств, что песня была спрятана именно здесь, а еще мне очень хотелось вернуться в отель. Но тогда мне придется ждать до завтрашнего вечера, прежде чем я смогу вернуться. Если я начну копать здесь средь бела дня, меня наверняка кто-то заметит.

Я постояла с мгновение, соображая, что делать дальше, ведя при этом внутреннюю борьбу с собой. Но потом услышала звук. Он был очень слабым, и если бы на кладбище не было так тихо, я бы ни за что его не услышала. Сквозь толщу земли до меня долетали ноты прекрасной песни. Я встала на карачки и приложила ухо к земле. Слышно было плохо, но это определенно была та же самая песня, что я слышала в немецком лесу  буквально прошлой ночью. Лебединая песня была здесь, прямо под статуей, но, судя по всему, очень глубоко.

На этот раз я застонала вслух и положила голову на землю. Я не имела ни малейшего понятия о том, где в Париже найти лопату и как управиться с раскопками всего за час. Кто знает, сколько мне придется копать, пока я до неё доберусь? Я вздохнула и поднялась. Что ж, по крайней мере, теперь я знаю, где она. Утром я найду лопату и... Я хмуро уставилась на землю. Песня начала отдаляться от меня... Она передвигалась.

Я спешно сделала несколько шагов и вновь её нашла. Но она не остановилась, и я последовала за ней. Она была где-то под землей — она двигалась. Она не оставила мне выбора, я шла на звук туда, куда она меня вела.

Какое-то время я шла по улицам и радовалась, что вокруг ни души, и меня никто не видит. Потому что мне казалось, что со стороны я производила впечатление какой-то психованной дамочки или пьяной, которая металась туда-сюда, меняя направления, когда песня ослабевала.

Наконец спустя почти десять минут блуждания по улицам, я остановилась на какой-то дороге, и песня умолкла, оставив лишь эхо грусти после себя. Ничего не понимая, я огляделась по сторонам. Вроде бы ничем не примечательная улица, разве что машин здесь стояло больше, чем на других. В конце дороги я увидела кольцевую развязку, в центре которой стояла большая статуя льва. В большинстве близлежащих зданий находились магазины, которые, разумеется, все были сейчас закрыты.

Я ничего не понимала. Кладбище имело смысл, но эта дорога... Я потерла глаза от усталости и раздражения. С меня хватит. Довольно на один день. Я развернулась, чтобы вернуться к себе в отель. Но тут увидела дорожный указатель: улица имени полковника Анри Роль-Танги.

Ну, по крайней мере, я была на правильном пути. Теперь я стояла и раздумывала, куда лучше пойти. Я уже знала наверняка, что это не кладбище. Но там должно быть что-то еще — другой монумент или статуя, что-то вроде крестика на карте. В общем, какой-то ориентир для Лиама, чтобы точно знать, где искать песню.

Но единственная статуя, которую я там видела — это огромный бронзовый лев в самом центре города на оживленной развязке. Я стояла и хмуро взирала на льва. Этого не может быть. Даже сейчас, ночью, на кольце очень оживленное движение, что уж говорить про день. Никто и никогда не сможет подобраться к статуе незамеченным. Может, год назад движение было не столь интенсивным... Хотя нет, это маловероятно. Да я и не думала, что Лиам решил устроить там тайник. Это было бы очень глупо. Если он знал, что оставляет песню надолго, то это означало, что он выбрал надежное место. Он не стал бы полагаться на волю случая.

Где еще можно надежно что-то спрятать, если не брать в расчет банковскую ячейку? Как найти надежное место в городе, где всегда что-то строится и сносится, улицы переименовываются. Если это не банк, то что? Даже кладбища иногда подчищали, чтобы освободить места для других. Все течет, все меняется. Нет места постоянству.