— Там, внизу, какие-то мужчины в форме, — еле дыша, сообщила она. Очевидно, она взбежала вверх по лестнице. — Мне кажется, они говорят о твоем отце.

Мое сердце забилось так сильно, что я стала хватать воздух ртом. Мужчины в форме — это либо полицейские, либо солдаты. Что им здесь надо? Поскольку мой отец вряд ли принадлежал к повстанцам, они же не могут его арестовать!

— Давай пойдем посмотрим, — сказала я, хватая Тхань за руку.

При этом я заметила, что ее пальцы были холодными как лед, словно она чего-то сильно боялась.

Мы вместе прокрались к лестнице. Няньки нигде не было видно, как и других слуг. Зато на нижнем этаже раздавались возбужденные голоса.

Я уловила лишь обрывки фраз, как-то связанные с восстаниями и смертью. Моя голова была не в состоянии свести их воедино.

Последовавший за этим плач моей матери оказался чем-то вроде отсутствующей части мозаики. Мать рыдала так ужасно, что мой позвоночник, как мне показалось, от страха превратился в лед. Мое сознание не хотело верить в это, но сердце уже все знало.

Я молча сидела на корточках рядом с Тхань и смотрела сквозь перила лестницы. Моя подруга, казалось, так же, как и я, поняла, что этой ночью с моим отцом произошло нечто ужасное. Но она ничего не говорила.

Когда взрослые в конце концов вышли в холл, жизнь снова вернулась к нам. Мы быстро шмыгнули наверх в мою комнату. Там мы уселись на пол.

— Он мертв, правда? — спросила я Тхань.

Она опустила голову и ничего не сказала. Этого ответа было достаточно. В тот момент мне следовало бы заплакать, но почему-то у меня в ушах все еще стояли рыдания Тхань, оплакивавшей свою мать.

Через какое-то время чужие люди покинули дом. Я взяла Тхань с собой в свою комнату, потому что не хотела этой ночью оставаться в одиночестве. Я ожидала, что кто-нибудь придет и скажет мне что-то определенное. И в ожидании я уснула.

— Твоего отца застрелили, — сказала мать, когда утром появилась в моей комнате.

Того, что Тхань спала вместе со мной в моей кровати, она, похоже, даже не заметила.

— Его доставили сюда вчера. Но ты не должна заходить в его комнату, поняла?

Это означало, что он лежит там, на смертном одре.

Я послушно кивнула и при этом ощутила, как мало печали я испытываю. Мне казалось, что это изменится, когда пройдет первое потрясение, но даже тогда, когда я стояла у могилы отца, я не чувствовала того ужасного жжения, которое, как я думала, должна была испытать.

Мой отец постоянно был на работе, мной он интересовался лишь тогда, когда нужно было показать меня кому-то или принять какое-то решение, касающееся меня. Он делал все для того, чтобы мать и я могли вести достойную жизнь. Но он никогда не занимался мной лично. Я должна была вести себя по отношению к нему уважительно и быть послушной. Невозможно было даже представить себе, чтобы он играл со мной в лошадки или какие-нибудь другие игры.

Моя же мать, в отличие от меня, была совершенно подавлена. Сразу же после похорон она слегла в постель и почти целый месяц не выходила из своей затемненной спальни.

Это очень беспокоило меня, потому что, пусть даже ее любовь была похожа на отшлифованный до блеска драгоценный камень, все же она всегда была рядом со мной. Я не хотела терять мать, потому что не знала, что без нее дальше будет с Тхань. Конечно, я могла бы попасть к своей бабушке, к этой жестокой старухе, но тогда Тхань точно очутилась бы на улице.

Я хотела зайти к матери, чтобы утешить ее, однако нянька удержала меня от этого. «Мать в трауре и не может выносить твоего вида», — объяснила она мне. Так что я вместе с Тхань сидела, свернувшись в клубочек, и через некоторое время мне даже понравилось, что никто не беспокоится обо мне, потому что так я могла слушать истории своей подруги и мы могли вместе гадать, как это — быть мертвым.

Со смертью моего отца для нас все изменилось. Я думала, что мы находимся в безопасности, однако дом больше не принадлежал нам. Собственно говоря, он никогда не был нашим. Нам разрешалось жить в нем лишь до тех пор, пока отец состоял на службе у императора и правительства. Но теперь он был мертв и его место должен был занять другой человек.

Когда мать сказала мне об этом, я по-настоящему осознала, какие последствия имеет смерть моего отца.

Нам не оставалось ничего иного, кроме как выселиться из прекрасного дома и отправиться к моей бабушке по материнской линии.

— А что будет с Тхань? — спросила я у мамы. — Мы же не можем выгнать ее на улицу.

— Ли может забрать ее к себе, — с отсутствующим видом ответила мать.

За несколько недель из сияющей красавицы она превратилась в некое подобие привидения, которое тихо кралось по коридорам. Она растерянным взглядом смотрела на жизнь, которую когда-то здесь вела.

— Она не хочет к Ли. Кроме того, их семья такая большая, что им не нужен лишний едок. Но нам, наверное, понадобится кто-то, кто будет нам помогать.

— Пусть это решает бабушка, — только и сказала мать, и в тот момент я ужасно разозлилась на нее.

Пока был жив мой отец, она предоставляла ему право принимать важные решения. А теперь она предоставит это право собственной матери.

Раньше я восхищалась своей матерью за ее элегантность, но теперь не хотела быть такой, как она, из-за ее нерешительности.

В один из серых дней после обеда мы покинули наш дом. Слугам разрешили там остаться. Они будут служить новому хозяину, если он этого захочет.

Как бы там ни было, но нас избавили от встречи с этой новой семьей.

То, что осталось после продажи личных вещей, мы в сумках потащили через весь город к моей, еще незнакомой мне, бабушке. Колониальное правительство предоставило нам повозку, но, поскольку моя мать отдавала себе отчет в том, что ее жизнь с красивыми платьями, светскими салонами и приемами закончилась, она отказалась от нее.

Наше новое жилище находилось в северном районе города, рядом с рисовыми полями, в такой местности, куда раньше я и ногой не ступила бы. Бабушку свою я знала только по фотографии. Пока мы жили в красивом доме, мы никогда не бывали у нее в гостях. Моя мать делала все возможное, чтобы скрыть свое простое происхождение, но теперь ей не оставалось ничего иного, кроме как пойти к ней.

Моя bà была худощавой женщиной с резкими чертами лица. Ее руки были костлявыми и узловатыми от тяжелой работы. Ее муж утонул во время наводнения, и с тех пор она едва сводила концы с концами, зарабатывая себе на жизнь шитьем. У нее было очень много небольших заказов. В этой местности никто не мог позволить себе заказать красивое вечернее платье. Но многие просили бабушку перешить старые предметы одежды или сшить новые, поэтому у нее было достаточно средств даже для того, чтобы принять нас к себе.

Она бросила на мою мать ледяной взгляд, когда та ей поклонилась.

— Я думаю, что ты и не вспомнила бы обо мне, если бы твой муж не умер, — начала bà хриплым строгим голосом. — Но так уж получается, что все происходит, как хотят боги. В конце концов любое высокомерие когда-нибудь бывает наказано.

Я не знала причины плохих отношений между матерью и бабушкой, однако чувствовала, что это как-то связано с моим отцом. Maman вышла замуж за мужчину, занимавшего более высокое положение в обществе, чем она. Может быть, это было его желанием, а может, желанием его матери, чтобы моя maman порвала со своей семьей и не поддерживала с ней никаких связей.

Поскольку моя бабушка со стороны отца отказалась пустить к себе свою невестку, моя мать теперь полностью зависела от той семьи, из которой происходила.

— Собственно говоря, я не должна была пускать тебя к себе после того, как ты поступила со мной. Однако в твоих жилах течет моя кровь и кровь твоего отца, и я прогневила бы своих предков, если бы отказалась заботиться о тебе. Как бы там ни было, от твоего брака появился ребенок, так что я не могу назвать его бессмысленным.

От таких злых слов моя мать, казалось, становилась все меньше и меньше, а тем временем bà обратила взор на меня.

Меня неприятно поразила сцена, которую я вынуждена была наблюдать, так как я привыкла видеть, как моя мать раздает приказы или мило болтает с кем-то. То, что кто-то может грубо отчитать ее, до сих пор не укладывалось у меня в голове, потому что даже мой отец обращался с ней очень уважительно и любезно.

То, что бабушка так обошлась с моей матерью, обидело и разозлило меня, и мне было трудно это скрыть.

Bà какое-то время внимательно рассматривала меня, а затем сказала:

— К счастью, ты мало похожа на своего отца. Скорее, ты удалась в наш род. Твоя мать когда-нибудь рассказывала тебе обо мне, пока вы жили в красивом доме?

Я взглянула на свою maman, которая немного дрожала. Ей явно было очень трудно держать себя в руках.

— Рассказывала, — ответила я, и это не было ложью.

Бабушка, казалось, не поверила мне. Она насмешливо фыркнула и сказала:

— Твоя дочь, кажется, испытывает к нам больше уважения, чем ты! Она держится своей матери и принимает ее сторону.

Maman заплакала:

— Прости меня! Я так сожалею! Ты же знаешь, как все было. Я так его любила!

Бабушка отмахнулась:

— И вот теперь ты видишь, до чего довела тебя такая глупость, как любовь! Я сразу сказала тебе, что ничего дельного из этого не выйдет. Он был слишком хорош для тебя. Тебе надо было послушаться меня и выйти за парня, которого мы тебе подыскали. И ты не должна была отдаляться от своей семьи. Тогда тебе не пришлось бы сейчас выть!

Моя мать горько рыдала, однако это не разжалобило бабушку. Она снова повернулась ко мне:

— Надеюсь, что ты умеешь хорошо и упорно работать. Я не думаю, что тебя научили чему-то путному, однако ты, похоже, не глупа. Покажи-ка мне свои руки!

Я протянула ей ладони. Бабушка взяла их в свои и что-то презрительно прошипела. Я, со своей стороны, почувствовала, что руки у нее такие же крепкие и жесткие, как и сердце.

— У тебя подвижные пальцы. Это хорошо. Будешь помогать мне шить.

— Но я не умею шить.

— Значит, научишься.

Она отпустила мои руки, и по ее взгляду было понятно, что она не потерпит никаких возражений.

— А это кто? — спросила bà и указала на Тхань, которая с испуганным видом стояла у двери. — Это тоже твой ребенок? Что-то она не похожа ни на тебя, ни на твоего мужа.

— Это не мой ребенок, а…

Я видела, что моя мать чуть не сказала «служанка», но она понимала, что это вызвало бы еще больше насмешек со стороны ее матери.

Это было очень невежливо, однако я ни в коем случае не хотела, чтобы bà продолжала насмехаться над maman, поэтому поспешила вмешаться:

— Это Тхань. Она сирота, которую мы приняли к себе.

Моя бабушка окинула меня гневным взглядом, но этот взгляд смягчился, когда я не отвела глаз.

— Так-так, сирота. Я никогда бы не поверила, что семья из высшего общества возьмет к себе девочку с улицы.

Она кивком подозвала Тхань к себе. Та робко подошла ближе.

— А что случилось с твоей семьей? — спросила бабушка.

Тхань едва могла говорить.

— Они умерли, — с трудом произнесла она хриплым голосом.

— Рассказывай! — потребовала bà, и Тхань, взяв себя в руки, поведала о своем отце, матери и о ее тихой смерти.

— Тебе пришлось нелегко, но все же ты до самого конца хранила верность матери. А это качество я ценю очень высоко. — Бабушка снова взглянула на maman. — Как бы там ни было, ты привела с собой двух человек, которые понимают, что такое семья. Это хорошо.

Она еще какое-то время наслаждалась отчаянием дочери, а затем повернулась к Тхань:

— Поскольку мне может помогать лишь одна из вас, другой придется искать себе работу. Если ты занималась ловлей рыбы, значит, сможешь сажать рис на полях. Один мой знакомый владеет несколькими рисовыми полями рядом с городом, и ему всегда нужны помощники. Если ты будешь беречься змей, то сможешь зарабатывать неплохие деньги, которые нужны семье. С этого момента ты наша, при условии, что ты будешь уважать наш род.

Тхань поспешно кивнула и посмотрела на меня. Я улыбнулась ей, но тут же быстро отвела взгляд и снова стала смотреть перед собой.

Бабушка больше не обращала на нас внимания. Ей недостаточно было тех слез, которые пролила ее дочь, и она сказала ей:

— Ты будешь вести домашнее хозяйство. И отвечать за уборную. А я смогу брать больше заказов и зарабатывать больше денег для своей неверной дочери.

Чистить уборную — это было самое большое оскорбление для моей матери, которое только можно было себе представить. Но она больше не плакала, а молча выносила свой позор. Bà, казалось, этого и ожидала, потому что с довольным видом кивнула: