О торговце тканью люди говорили, что он плохо обращается со своей женой. А если это передалось его сыновьям?

И вообще, я пока что не хотела иметь детей! То, что рассказала мне Тхань — что роды связаны с кровью, криками и сильной болью, — вызывало у меня страх.

Через некоторое время мои слезы иссякли, но я продолжала всхлипывать.

— Я как раз пришла с рынка, немного позже, чем обычно, и услышала, что у нас гость, — начала рассказывать я.

Тхань наморщила лоб:

— Гость? Но мать с отчимом предупредили бы нас об этом.

Я покачала головой:

— Они этого не сделали. Они даже не сказали нам, что хотят выдать меня замуж.

— Замуж? За кого?

— За сына торговца тканью. Он сегодня был у нас дома, и они все с ним обсудили! — Слезы снова хлынули из моих глаз. — Они считают, что для меня это большая честь.

Тхань, казалось, была потрясена.

— Но у сыновей торговца тканью головы, как у лошадей. И, кроме того, у них какие-то делишки с tây. Может быть, во французском квартале к этому относятся хорошо, но здешние люди их не любят.

— Наверное, отец изменил свое мнение по поводу французов, — ответила я с горечью. — Он утверждал, что я буду очень рада.

Тхань погладила меня по голове. Очевидно, она тоже не знала, что делать, но хотела утешить меня.

Мы довольно долго молча сидели на обочине. Мимо нас медленно проезжала повозка, запряженная волом. На ней спал возница, натянув шляпу из рисовой соломки себе на лицо. Вол, казалось, точно знал, куда нужно двигаться. И вдруг я тоже поняла это.

— Мы могли бы уехать отсюда, — услышала я свой голос, когда повозка проехала мимо нас.

Тхань ослабила объятия и посмотрела на меня:

— Уехать? Но куда?

— Куда-нибудь, где нас не смогут выдать замуж против нашей воли. Может быть, в Ханой. Или в Китай.

Тхань покачала головой:

— Мы не можем просто так взять и уйти из дому! У нас ведь есть долг перед нашей семьей. Мы ее часть. Ты же видела, что вышло, когда твоя мать бросила свою семью.

Я снова рассердилась, на этот раз уже на Тхань.

— Ты ведь хочешь стать врачом, не так ли? — бросила я ей и вскочила на ноги.

В следующий момент тон моего голоса стал неприятен мне самой. Но Тхань, похоже, почувствовала то же, что и я.

— Неужели ты веришь, что пойдешь учиться? Они выдадут тебя замуж точно так же, как и меня. Может быть, еще за одного сына продавца тканью.

Тхань покачала головой:

— Этого они не сделают. Я не их дочь и вскоре стану самостоятельным человеком. — Но, пока она говорила эти слова, в ее глазах появилось сомнение.

— Они приняли тебя в семью как дочь! — возразила я. — Поскольку ты должна быть благодарна им, и в особенности нашему отчиму, тебя они уж точно выдадут замуж. — Я схватила подругу за руку. — Если мы останемся здесь, то никогда не сможем заниматься тем, чем хотим. Может быть, я сама еще не знаю, чего хочу от жизни, но выходить замуж я уж точно не собираюсь. Если и связать с кем-то свою жизнь, то с мужчиной, которого я сама себе выберу и полюблю. А ты — ты ведь хочешь учиться. Но здесь тебе этого не позволят все равно, сколько бы денег ты ни собрала…

Тхань несколько минут молча смотрела на свою обувь, к которой прилипла грязь с рисового поля.

— Но их все равно не хватит, если мы уедем в Ханой. Там у меня так же мало шансов поступить в университет, как и здесь, я уже узнавала. — В ее голосе прозвучала горечь, и мне стало жаль, что я разрушила ее иллюзии. — Но, может быть…

Тхань подняла глаза. В них появился лихорадочный блеск.

— Может быть, мы смогли бы уехать в Европу или Америку. Я недавно слышала, как один француз рассказывал о том, что женщины там могут учиться в высших учебных заведениях. — Она схватила меня за руки. — Мы вдвоем сможем это сделать!

Казалось, она моментально забыла о привязанности к своей семье. Или же она всего лишь хотела меня успокоить? В тот момент мне было все равно. Тхань послала луч солнца сквозь тучи, сгустившиеся надо мной.

— Но для поездки нам нужны деньги. Больше, чем я сумела сэкономить. — Энтузиазм Тхань исчез так же неожиданно, как и загорелся. — Нет, мы не сможем этого сделать. Нам нужно поговорить с матерью. Может быть, нам удастся заставить ее убедить отца хотя бы не выдавать тебя именно за этого парня.

Солнечный луч исчез, а серая мгла, окружавшая меня, казалось, стала еще плотнее и темнее. Я удрученно покачала головой:

— Она не сможет отговорить его. Он глава семьи. Даже бабушка не смогла бы его убедить, если бы была здорова. У нас остается единственный выход — бегство.

Тхань схватила меня за руку. Ее ладонь была такой же холодной, как и моя.

— Давай сначала посмотрим, что нам скажут дома. Утро вечера мудренее.

Она была права: убегать сломя голову было бы глупо. Для такого плана нужна подготовка. До обручения должно пройти некоторое время. И к тому же пройдет еще какое-то время, прежде чем я выйду замуж. Может быть, они еще не договорились насчет приданого.

Я тяжело опустилась на камень рядом с Тхань. Я чувствовала себя совершенно обессиленной. Даже не знаю, через какое время Тхань подняла меня на ноги.

Между тем стало смеркаться. Когда мы пришли домой, гость уже ушел. Maman и отчим снова занесли bà в дом.

Тхань и я молча выгрузили мои покупки и помыли грязную посуду в старом эмалированном тазу.

— Хоа Нхай, — раздался через некоторое время голос матери над нашими головами. — Мы хотим поговорить с тобой.

Тхань сжала губы, а затем ободряюще кивнула мне. Мне было бы лучше, если бы мать сразу же отчитала меня за поздний приход, но для этого ей не надо было бы вести меня к кузнецу.

Я быстро вытерла руки и последовала за maman в комнату, в которой они разговаривали с торговцем тканью. В воздухе висел неприятный запах сигарет. Мой отчим не курил, но, очевидно, гость предпочитал табачные изделия французов.

Отчим сидел на циновке из рисовой соломки и пил чай, глядя в окно на улицу, жизнь на которой все больше и больше сковывала темнота. Лишь когда я опустилась перед ним на корточки, он перевел взгляд на меня.

Кузнец был порядочным, честным человеком, он никогда не относился плохо к моей матери или к нам с Тхань. Я пыталась убедить себя в этом, чтобы внушить себе надежду на то, что я, быть может, сумею его отговорить. Ведь в Сайгоне так много молодых мужчин. Почему же я должна выйти замуж именно за одного из сыновей торговца тканью?

Мое тело непроизвольно напряглось. Чтобы отчим не догадался по моему лицу, что со мной происходит, я смотрела на свои руки, лежащие на коленях.

Maman села рядом с мужем.

— Тебе уже семнадцать лет, — сказал отчим почти торжественно. — Пришла пора искать тебе мужа.

«Да вы уже нашли его», — чуть не вырвалось у меня, однако мне удалось взять себя в руки. Я продолжала сидеть с опущенной головой, рассматривая циновку из рисовой соломки. Маленький жучок с трудом карабкался по тесно переплетенным соломинкам. Его тонкие ножки снова и снова застревали в промежутках между стеблями, которые, наверное, казались ему глубокими канавами и рвами. Вот так же будет и со мной, если я выйду замуж за сына торговца тканью. Как бы я ни старалась, я не смогу избежать брака, если он однажды будет заключен.

Погрузившись в мысли о жуке, я едва не пропустила мимо ушей то, что говорил отчим. И лишь имя торговца тканью вернуло меня к действительности.

— Его сын Минь был бы подходящим женихом для тебя. Мы приняли решение позволить ему просить твоей руки.

Значит, Минь. Мое предположение оказалось верным. Меня снова охватил гнев.

— А если я не хочу выходить за него? — вырвалось у меня, и в следующее мгновение я сама испугалась этого, потому что детям нельзя было перечить отцу и матери.

— Дочери не подобает подвергать сомнению решение своих родителей, — строго сказала мать.

Ее голос звучал так, как тогда, когда я вернулась с прогулки в город. Но в тот день мне удалось убедить ее принять к нам Тхань. Сейчас же у меня было такое чувство, будто я сижу перед статуей. Никто бы не смог смягчить ее сердце.

— Ты познакомишься с Минем на следующих выходных и будешь вести себя как подобает, — добавила она. — Мы будем принимать здесь всю их семью, потому что они хотят узнать как можно больше о своей невестке.

«А что, если они от меня откажутся? Что, если я им не понравлюсь?» Я не решилась задать эти вопросы, но в этом и не было необходимости, потому что я уже знала ответ матери: «Тогда ты сама во всем будешь виновата».

— А… а Минь согласен?

Я при всем желании не могла поверить, будто нравлюсь ему. Наверное, он вообще меня толком не рассмотрел!

— Речь идет о союзе двух семей и о благосостоянии их детей, — снова заговорил кузнец. — Нам этот союз необходим. У господина Хана есть связи среди французов. Он повысит наш авторитет, и это будет честью для нас.

«И еще он приведет к нам хорошую клиентуру», — с горечью подумала я. Французы, покупающие шелковую ткань, в конце концов придут и в кузницу. И, может быть, будут делать заказы для нового аэропорта. Лишь теперь я поняла, почему мой отчим так мечтательно об этом говорил. Просто я не ожидала от него такого.

— Ты очень хорошо говоришь по-французски, ты умная и хорошо справляешься с работой по дому, — стал перечислять мои достоинства отчим, а maman в это время одобрительно кивала головой. — Кроме того, ты прекрасно шьешь. У тебя есть все, что господин Хан ожидает от невестки. Как ты знаешь, Минь — старший сын, и когда-нибудь он унаследует лавку.

Кузнец на какое-то время замолчал, затем глубоко вздохнул и сказал последнее слово:

— Ты будешь хорошо обеспечена. В наше время это может предложить своим дочерям не каждая семья. Радуйся нашему выбору.

Еще несколько мгновений я сидела, уставившись на циновку из рисовой соломки. Жук тем временем уже куда-то исчез, выбравшись через дырку. Неужели такая же дырка существует и для меня? Или же мне придется вечно мучиться, ведя такую жизнь, которой я для себя не хотела?

В этот момент я пожелала себе набраться мужества, но мне это не удалось. Если бы я сейчас запротестовала и стала спорить с родителями, если бы я стала возражать, это привело бы лишь к тому, что меня бы наказали. И мне все равно пришлось бы выйти замуж за Миня.

Когда я вышла из комнаты, жемчужный занавес тихонько задребезжал. Сразу же после того, как я вошла в кухню, там появилась Тхань. Она несла в руке пустую чайную чашку. Наверное, она как раз давала bà попить и воспользовалась возможностью подслушать наш разговор.

— Минь… — тихо сказала я и подошла к очагу, чтобы выгрести золу. — Они хотят выдать меня замуж за Миня.

— За лошадиную голову? — Тхань тряхнула волосами, словно лошадь гривой, и широко ухмыльнулась. — У тебя будет куча мелких блох.

Собственно говоря, мне было не до смеха, однако подруге удалось меня рассмешить.

Тхань погладила меня по спине.

— Все будет хорошо. Пусть пройдет эта ночь, а утром мы будем умнее.

Прошло несколько бессонных ночей. Мысль о побеге из дому внушала мне страх. Но вместе с тем это была единственная возможность избежать нежеланного замужества.

Мои мысли все время вращались по кругу. Мне казалось, что я стою на распутье. Одна дорога ведет в лавку, где продаются ткани, к Миню, а другая — в джунгли неизвестности. Тхань сказала: «Европа». Там женщинам разрешено учиться в университетах. Получать высшее образование. Я не знала, хочу ли этого, но, конечно, там даже швея зарабатывает намного больше. Да и, кроме того, Тхань утверждала, что в Европе женщина сама может выбирать себе мужа.

Неделя подошла к концу, и в наш дом пришел господин Хан с сыном и женой. Я не старалась быть особенно интересной или умной собеседницей, но, казалось, именно это им и понравилось. Моя мать после этого визита имела очень довольный вид и похвалила меня за хорошее поведение.

Ночью я тихо плакала. Следующее утро нарисовало синие тени у меня под глазами, и я чувствовала себя слишком слабой, чтобы встать с постели. С тех пор как угроза замужества стала витать над моей головой, словно грозовая туча, мне не удавалось шить так много, как раньше. Я была рассеянной, постоянно ранила иголкой пальцы, пачкала ткань кровью, после чего мне приходилось ее отстирывать. По вечерам я молча съедала свою порцию и так же молча выполняла свою работу.

Тхань тоже, казалось, лишилась дара речи. Когда мы вдвоем находились в своей комнатушке, то просто сидели рядом, ничего не говоря. И все же мне казалось, что она умеет читать мои мысли точно так же, как я ее.

Однажды ночью мы даже заснули сидя, прислонившись друг к другу, а утром проснулись в таком же положении. У нас болели кости, но мы были счастливы. Это счастье, казалось, было очень хрупким, потому что если мы так ничего и не придумаем, если не решимся сделать шаг прочь из нашего дома, то, вероятно, из-за моего замужества будем разлучены навсегда.