От испуга я закрыла рот рукой. Неужели я его убила? Статуэтка лежала рядом с ним на полу. Раны на голове у Хансена не было, но, может быть, он сломал себе шею…

Мне показалось, что я слышу голос Тхань: «Беги! Наверное, другие уже услышали шум и сейчас появятся здесь. Тогда тебя покарают!»

Я бросилась к выходу, радуясь тому, что деньги Арианы были у меня с собой. Однако эйфория моментально закончилась. Дверь была закрыта на ключ! А ключа в замке не было…

Где же мне взять ключ? Я стала выдвигать ящики столов, но там ничего не было.

Мой взгляд упал на Хансена, который все еще лежал без движения. Дом принадлежал ему, значит, ключи должны быть у него с собой.

Я едва решилась дотронуться до него, боясь, что он в любой момент может очнуться и схватить меня. Помедлив, я робко прикоснулась к нему кончиками пальцев. В голове у меня тикали невидимые часы. Чем больше времени пройдет, тем выше вероятность того, что он очнется. Сначала я залезла к нему под пиджак, и моя рука ощутила неприятное тепло его тела. Мое сердце бешено колотилось.

«Если он очнется, ты умрешь», — эта мысль билась в моей голове.

К моему огромному разочарованию, в карманах пиджака Хансена ничего не было. А в карманах брюк? Мне было страшно опускать туда руку. «Ты должна это сделать», — сказала я себе и с отвращением сунула руку в карман его брюк. Однако и там ничего не обнаружила.

В панике, готовая разрыдаться, я выпрямилась и осмотрелась по сторонам. Где Жизель могла спрятать ключи? Неужели в своей спальне?

Я вспомнила о двери, из которой вышел Хансен. Прислушавшись к тому, что делается в коридоре, и еще раз бросив внимательный взгляд на сутенера, я выскользнула из кабинета и прокралась к двери. Ох, как я надеялась, что за этой дверью не находится спальня, в которой он ночевал с Жизель!

Однако именно так, конечно, и было! Теплые влажные испарения ударили мне в нос. Жизель лежала, укрывшись одеялом, и тихо похрапывала. Мне стало плохо, когда я почувствовала запах, свидетельствующий о том, что Хансен только что с ней переспал.

«Почему, собственно говоря, Хансен тайком выходил из ее спальни?» — спросила я себя, но сейчас у меня не было времени на размышления. На тумбочке рядом с кроватью я увидела связку ключей. Я на цыпочках прокралась туда.

При этом я все время прислушивалась к тому, что делается в коридоре.

«Если я убила его, то он, конечно, меня не удержит. А если нет?»

Впрочем, в глубине души я все же надеялась, что он жив, потому что не хотела, чтобы меня повесили!

Пока я смотрела на Жизель, надеясь, что она меня не услышит, мои пальцы сами собой потянулись к ключам. Я приподняла их, не заметив, что один из них отсоединен от связки. Едва я взяла связку, как он упал на тумбочку, причем так громко стукнул, что для меня этот звук прозвучал, как раскат грома.

Я затаила дыхание.

Храп Жизель стих, и она беспокойно заворочалась.

«Беги отсюда! — сказала я себе. — Беги быстрее, пока она не поняла, что происходит!»

Я выскочила из спальни. В следующий миг я испугалась тени, которая показалась из двери, ведущей в кабинет. Неужели Хансен снова встал на ноги? Позади меня на подушках ворочалась Жизель. Однако потом мне стало понятно, что эту тень отбрасывал не человек. И что Хансен все еще должен находиться внутри кабинета. У окна в комнате Жизель стояли высокие напольные часы. Это их тень падала через дверной проем.

Я торопливо пошла дальше.

Заглянув в кабинет, я увидела, что Хансен по-прежнему лежит на полу. Неужели он действительно был мертв? Я могла бы посмотреть, так ли это, но в тот момент главным для меня было исчезнуть отсюда.

Трясущимися руками я стала искать в связке подходящий ключ. И каждый раз, когда я находила не тот ключ, мне хотелось закричать.

Наконец я отыскала нужный ключ. Замок открылся, и я очутилась на свободе!

Чуть погодя я вышла во внутренний двор. Добравшись до ворот, я еще раз оглянулась назад, на «Красный дом». Его глаза, таившие угрозу, сейчас были закрыты, но в любой момент это могло измениться.

И вот я незаметно выбралась на улицу.

9

Этой ночью Мелани не могла уснуть. У нее из головы не выходило предложение Дорнберга, и к тому же история прабабушки, рассказанная накануне, так потрясла ее, что девушка долго не могла уснуть.

Неужели все действительно так и было? Мелани не могла поверить в то, что ее прабабушка была продана в бордель. Однако Ханна не стала бы ей лгать.

Вечером Мария была по-настоящему удивлена тем, какая печальная тишина воцарилась за столом.

Прабабушка попросила Мелани никому не рассказывать о ее истории — ни Елене, ни Марии, ни Роберту. Время, проведенное Ханной в Гамбурге, должно было оставаться их тайной. И так оно и будет.

Но тем не менее Мелани задавала себе вопрос: что же ей делать, зная все это? И что будет дальше?

Когда матрац вдруг показался ей слишком жестким, а одеяло — слишком теплым, она встала и накинула на себя купальный халат. Бросив взгляд на часы, она увидела, что был уже четвертый час ночи. На горизонте показалась серебряная полоска. Птицы завели свои песни, которые в ночной тишине казались какими-то нереальными.

Походив некоторое время по комнате взад и вперед, Мелани вытащила из ящика стола бумагу для писем. Пора.

Она уселась за маленький письменный стол и стала писать Роберту, рассказывая ему о прошедших днях. В конце письма она попросила у него совета. При этом мысли Мелани вдруг обратились к той ночи, когда они с ним впервые ночевали у Ханны и Марии. Бабушка и прабабушка настояли на том, чтобы она представила им своего друга, вместе с которым живет уже полгода.

— Как ты думаешь, я понравился твоей прабабушке? — спросил Роберт, снимая с себя футболку.

— Думаю, что да. По крайней мере она тебя не выгнала, — ответила Мелани.

Роберт рассмеялся и бросил в нее футболку.

— Ты уверена, что твоя прабабушка может так поступить? Она показалась мне очень приятной пожилой дамой.

— Ну, приятные пожилые дамы когда-то тоже были темпераментными молодыми женщинами. Кто знает, что вытворяла моя прабабушка в юности.

— Наверняка мужчины толпами бегали за ней. К счастью, вы все, кажется, похожи на нее. Думаю, что еще никогда не видел такой красивой женщины в возрасте за девяносто. Большинство пожилых дам просто приятные, милые, но твоя прабабушка настоящая красавица.

— Если ты хочешь убедиться в том, что понравился ей, повтори ей эти слова, — ответила Мелани, встала и обхватила его руками. — Но не дай бог ты бросишь меня и сбежишь с Ханной! Этого я тебе не прощу.

Роберт нежно поцеловал ее. Его губы казались тонкой шелковой вуалью, которая медленно скользила по ее коже. Мелани охватило желание, постоянно оживавшее внутри нее, стоило лишь ему появиться вблизи, и теперь это желание выросло у нее в груди, заставив броситься к Роберту и с силой прижаться губами. Она вдохнула его запах, почувствовала его тепло. Все было так прекрасно, что она даже громко вздохнула. Мелани очень часто обнимала его тело, и все же в такой момент, как этот, ей показалось, что она держит Роберта в объятиях первый раз. Она стала целовать его грудь так нежно, словно пробовала его кожу на вкус.

— Эй, секунду, — прошептал он. Его лицо тоже горело от желания, но разум все же одержал верх. — Мы же не можем заниматься этим в доме твоей прабабушки.

Эти слова, произнесенные шепотом, еще сильнее возбудили Мелани. Конечно, этого нельзя было делать. По крайней мере обычным способом. Но в этот миг она так мечтала о его прикосновениях, о тяжести его тела на своем теле, о его движениях. Ей нравилось то, как прилипала их мокрая от пота кожа, словно они хотели слиться воедино навеки.

— Бабушка спит очень крепко, и судя по виду прабабушки, она тоже не собирается бодрствовать, — ответила Мелани и прикусила его кожу, да так, что Роберт застонал.

Она точно знала, что ему это нравится и он не сможет устоять, когда она ласкает его таким образом.

— Кроме того, мы ведь можем вести себя тихо, не так ли?

— Ты — и вдруг тихо? — спросил он с широкой улыбкой и осторожно повел ее к кровати.

— Показать тебе, как я это делаю?

— Да, пожалуйста. Да!

Роберт притянул ее к себе и крепко поцеловал, а затем его руки забрались под ее футболку. То, как он гладил ее по спине снизу вверх, заставило Мелани тихо вздохнуть. Но она старалась не издавать громких звуков: ей хотелось доказать ему, что она сможет это.

Несколько мгновений спустя, когда они обнаженные лежали друг возле друга и целовались, Мелани чуть не забыла о своих благих намерениях. Роберт провел языком по чувствительному месту на ее шее, и девушка тихо застонала, чем вызвала у него широкую улыбку.

— Ты все-таки не можешь вести себя тихо, — прошептал он и продолжил свое занятие.

Мелани прикусила губу, положила руки на его затылок и стала гладить его плечи. Поласкав несколько минут, Роберт взял ее, и ей вдруг стало совершенно все равно, что скажут ее бабушки, если все-таки услышат их. Мелани и Роберт погрузились в свои ощущения, забыв о том, где они находятся, пока сон в конце концов не одолел их.

Мелани отложила шариковую ручку в сторону. Несколько слезинок упали на лист бумаги и немного размыли текст. Сердце девушки горело от боли, но воспоминания заставили ее улыбнуться.

Нет, конечно, так не бывает, если перестаешь любить человека.

Вложив письмо в конверт и заклеив его, Мелани встала.

Еще будучи ребенком, она любила прогуливаться по комнатам, где выставлена одежда, конечно, тайком, когда все уже спали. И сейчас она ощущала легкое щекотание в животе, когда кралась по коридору, а потом по лестнице вниз. Перед дверью, ведущей в бывший банкетный зал, девушка остановилась. Красный глаз охранной сигнализации сердито сверкнул ей навстречу. Мелани набрала код на табло, а затем открыла дверь.

Ее встретило тихое шипение кондиционера. В витринах отражался лунный свет, падавший через окна. Рука Мелани потянулась к выключателю, однако затем девушка передумала. Лунного света было достаточно, чтобы рассмотреть одежду.

Мелани стала переходить от витрины к витрине.

Ее бабушка и прабабушка классифицировали экспонаты музея по столетиям. Те, что относились к теме «Средневековье», были довольно немногочисленными. Оригиналов здесь не было, но, поскольку Ханна и Мария посчитали, что нельзя лишать людей понятия об этой эпохе, они заказали два платья — наряд благородной дамы и жены купца. Экспонаты шестнадцатого и семнадцатого веков тоже были реконструированы, а вот что касается восемнадцатого века, то Ханне много лет назад удалось купить французское платье в стиле барокко — настоящую редкость в частной коллекции. Платье пережило бурю Французской революции. Мелани испытывала глубокое уважение к швеям, которые вручную делали каждый шов, каждую строчку, каждую маленькую розочку.

Для раздела «Девятнадцатый век» Ханна собрала очень много находок: пышные платья в стиле бидермейер и жесткие мужские костюмы, элегантные сюртуки, дополненные высокими цилиндрами, и платья с украшенными рюшами турнюрами. Тонкие перчатки висели на спинках стульев, словно ожидая, что в следующий миг их наденут. Гвоздем программы были различные корсеты, которые собирала Мария. Подобно тому как Ханна любила шляпы, страстью Марии были корсеты, пусть даже у нее никогда не было необходимости носить их. У нее были модели из бархата, парчи и шелка, с различными рисунками, ярких расцветок или же размытых, пастельных тонов, украшенные кружевами или вышивкой. Для корсетов была отдельная витрина, где они красовались на изящных манекенах в комбинации с длинными панталонами или кринолинами.

Во время одного из посещений музея Роберт в шутку потребовал от Мелани, чтобы та иногда надевала нечто подобное, чтобы возбуждать его.

Бо́льшая часть экспозиции относилась к двадцатому веку. Здесь у Ханны и Марии были только подлинные вещи. Мелани сразу же увидела, что тут больше экспонатов, чем могли охватить взглядом посетители за время одного посещения. Собственно говоря, платья с чердака на самом деле были не нужны. «Тем лучше, — сказала она себе. — В таком случае у меня будет достаточно экспонатов для собственного показа мод». От этой мысли ей снова стало легче. Мелани сразу же вспомнила нескольких манекенщиц, которые за небольшую плату смогли бы продемонстрировать эти платья и которые не были бы слишком высокого роста для этих размеров. «Но все надо делать постепенно, шаг за шагом», — напомнила она себе и пошла дальше.

Пустое место, где раньше находилось свадебное платье, выглядело как-то странно, и это настроило Мелани на печальный лад. «Вот так и в моей жизни», — сказала она себе, и внезапно у нее пропало желание осматривать экспозицию. Она повернулась и поспешно ушла из помещения, даже не бросив прощального взгляда на одежду.