Кристиан схватил девушку за руки, чтобы помешать ей, но она стала бить его ногами. Никому не удавалось оттащить разъяренную Милену, пока в дело не вмешался отец, схвативший дочь за плечи и резко хлестнувший ее ладонью по лицу. Всхлипывая, она упала к его ногам.

– Папа, папа…

– Тсс, – прошептал Франтишек, – все в порядке. Я здесь.

Его глаза на мгновение задержались на Кристиане.

– Я прошу прощения за свою дочь. У бедняжки истерика. Она не знает, что делает, – добавил он по-чешски, глядя на Катринку.

Медленно повернувшись к Нине Грэхем, Катринка сказала:

– Извини, но мы с сыном должны вернуться в Нью-Йорк.

– Не глупи, – резко отозвалась Нина, – это простая истерика.

– Да, – согласилась Катринка, твердо прибавив: – Я навещу вас через день-два.

Стоило их «мерседесу» отъехать от кладбища, как Катринка повернулась к Кристиану и тихо сказала по-немецки:

– Рассказывай!

– Ты думаешь, я смогу объяснить тебе истерику этой девчонки? – насмешливо поинтересовался он.

– Рассказывай! – приказала Катринка и, подумав, добавила: – Не смей мне лгать!

Кристиан пожал плечами, но промолчал.

– Ты изнасиловал ее, не правда ли? Она говорила правду.

– Это не было изнасилованием, – сказал Кристиан тихо.

– А что же?

– Все было так, как я говорил. Мы начали спорить об Адаме. Я пытался успокоить ее, и одно пошло за другим.

– Она просила тебя остановиться? – Кристиан снова пожал плечами. – Она прогоняла тебя?

– Может быть, я не помню.

Катринка застонала. Она испытывала мучительную боль, какую никогда не испытывала раньше – смесь любви, стыда, отвращения и гнева.

– Как ты мог сделать это?

– Я был зол. Я потерял контроль над собой.

– Контроль? – вскричала Катринка. – Разве ты животное?

– Не говори так со мной! – вскинулся Кристиан. – Что ты знаешь обо мне? Каков я? Что я чувствую? Откуда ты можешь знать?

– Я знаю, что Милена – юная неопытная и наивная девушка и что ты ранил ее. Я знаю, что несла за нее ответственность. Я знаю, что доверяла тебе. Как я была глупа!

– Да, – спокойно согласился Кристиан.

В бешенстве Катринка подняла руку, желая влепить сыну пощечину, но он схватил ее за запястье.

– Не стоит! Сегодня подобных удовольствий у меня было предостаточно…

Рука матери безвольно повисла.

– В любом случае, я не позволю никому из родителей бить меня. Такого не случалось со мной с шести лет, когда я пригрозил Хеллерам, что расскажу, как они приставали ко мне, если не оставят меня в покое.

Глаза Катринки расширились от ужаса.

– Это правда?

Кристиан улыбнулся.

– Да. Ну, что касается моего отца, уважаемого посла… Вот почему Луиза заставила его отослать меня в школу. Ты веришь мне?

Катринка заломила руки.

– Не знаю, – сказала она наконец.

Ее сыну всегда нравилось шокировать, нравилось представляться интересным, нравилось подготавливать эффекты. Но мог ли он зайти так далеко?

– Я знаю, что это сложно. Таким вещам всегда трудно поверить.

У Катринки разболелась голова, она закрыла глаза. Потом снова открыла.

– Почему Милена оболгала себя?

– Ты снова об этом?

– Почему?

– Не знаю. Думаю, Адам решил, что для нее будет лучше не предавать это гласности. А тут еще ребенок. – Кристиан пожал плечами, словно это все объясняло.

Только сейчас Катринка поняла, что беспокоило ее с того самого дня, когда она узнала, что Милена беременна. Она никогда не верила до конца, что она носит под сердцем ребенка Адама. Никогда.

– Это твой ребенок, – прошептала она.

Кристиан слабо улыбнулся.

– Возможно.

– О Боже! – Она закрыла глаза. Голова болела и кружилась от всего того, что она услышала. Противоречивые чувства разрывали ее изнутри: злость на Кристиана; гнев на Хеллеров; отвращение к людям за боль, что они ей причинили; сочувствие по отношению к Милене, невинной жертве; жалость к сыну, который нуждался в ней.

– Ты попросишь у Милены прощения, – сказала она в конце концов.

– Я уже просил. На следующий день. Ты видишь, как она меня простила!

– Ты попросишь снова. Мы оба. Этого мало, но я не знаю, что еще можно сделать…


О своем разговоре с Кристианом Катринка никому не рассказала, даже Марку, когда он позвонил. Ей нужно было разобраться в своих чувствах, понять, чего она хочет, прежде чем довериться кому-то, пусть даже собственному мужу.

Кристиан не был так осторожен. Когда Пиа, надеясь пробиться сквозь броню бесчувственности, которой он себя окружал, в очередной раз поинтересовалась, что с ним происходит, он неожиданно все рассказал ей. Сначала девушка не поверила. Только когда разъяренный нескончаемыми вопросами Кристиан потерял контроль над собой и набросился на нее, Пиа осознала, каким неуправляемым он может быть. Прежде чем он успел ударить ее, она выбежала из дома, не взяв с собой даже кошелька. К счастью, ее мать была у себя и заплатила за такси. Пиа объяснила ей, что они с Кристианом поссорились, неважно, из-за чего, он напугал ее, и она к нему больше не вернется. Не давая дочери времени передумать, Лючия заказала им обеим билеты во Флоренцию, а сама заехала к Кристиану за вещами дочери. Он спокойно сидел в кресле, наблюдая за ней. На следующий день, как раз перед тем, как пришло время ехать в аэропорт, Лючия позвонила Катринке и сообщила, что они с Пиа улетают. Она не сказала, почему, хотя знала, что должна. Скорее всего, она просто не решалась сказать своей лучшей подруге, что считает ее сына больным.

– Разреши мне поговорить с Пиа, – попросила Катринка.

Лючия неохотно согласилась.

– Он ударил тебя?

– Нет, – сказала Пиа нетвердым голосом, – но хотел…

Катринка почувствовала облегчение. Лючия взяла трубку у дочери и добавила:

– Я не знаю, когда мы вернемся.

Сразу после похорон Адама Лючия прекратила свои отношения с Патриком. Это оказалось не так сложно, как она ожидала: Патрик был так ошеломлен случившимся, что даже не притворялся, будто это его заботит.

Катринка нажала на рычаг и позвонила Кристиану в офис «Ван Холлен Энтерпрайзис», куда он каждый день аккуратно являлся на работу, хотя и замечал, что отношение Кэри Пауэрса к нему изменилось от искреннего восхищения до глубокого недоверия.

– Завтра мы едем в Ньюпорт повидать Милену, – сказала ему Катринка.

– Я боюсь, что не сумею выбраться.

– Хочешь, я позвоню Кэри?

Он понял, что спорить бесполезно.

– Я сам поговорю с ним.

– Сегодня Пиа улетает во Флоренцию, – голос Катринки был холодным, злым.

– Я не тронул ее.

– Так она и сказала.

На следующий день Катринка поехала с Кристианом в Ньюпорт. Ее родственники до сих пор находились там и успели так надоесть Нине, что она поддалась уговорам Катринки и разрешила Милене уехать домой – хотя бы на время. Воспользовавшись общим улучшением настроения, Катринка попросила разрешения увидеться с Миленой, которая все это время оставалась одна в своей комнате.

Сначала Милена отказывалась, но Франтишек настоял на том, что на прощание она должна быть вежливой. Увидев Кристиана, шедшего за Катринкой, Милена испугалась и уже открыла было рот, чтобы закричать, но сдержалась.

Катринка закрыла за собой дверь и сказала:

– Мы пришли сказать, что оба очень огорчены. Кристиан – тем, что он сделал. Я – тем, что не верила тебе, – она повернулась в сторону Кристиана в ожидании.

– Прости меня, – промямлил он. – Я очень сожалею о том, что сделал. Если бы я только мог что-нибудь изменить.

Милена непроизвольно закрыла руками живот, который уже немного округлился.

– Вы рассказали кому-нибудь? – спросила она.

Катринка мгновение колебалась и честно ответила:

– Пиа знает.

– Она никому не скажет? – похоже, она осознала, чем угрожает разглашение тайны ее нерожденному еще ребенку.

– Вряд ли.

– Нет, – твердо сказал Кристиан. Он изучающе посмотрел на Милену и добавил: – Если я когда-нибудь понадоблюсь тебе… Дай мне знать.

– Если сможешь, прости нас, – Катринка подошла к ней и поцеловала в щеку.

Милена едва заметно кивнула.


Снова очутившись в своей машине, Катринка в изнеможении опустилась на кожаное кресло и сказала:

– На этот раз ты легко отделался.

– Следующего раза не будет, – заверил ее Кристиан.

– Ox, milacku, – вздохнула она, беря его за руку, – что мне с тобой делать?

Всего через несколько дней после смерти Адама начали распространяться слухи, причем не только в бульварных газетенках, но и в таких почтенных изданиях, как «Уолл-стрит джорнел» и «Нью-Йорк таймс».

Яхте Патрика Кейтса был нанесен серьезный ущерб, и она затонула, стоя на якоре неподалеку от Гринвича. Если бы Адам Грэхем не находился на борту во время взрыва, расследование могло быть не таким тщательным, и происшествие скорее всего сочли бы несчастным случаем. Однако на борту взорвавшейся яхты находился человек, и кому-то подобное обстоятельство могло показаться невероятным совпадением. Когда же дальнейшее расследование обнаружило, что взрыв произошел из-за двух небольших мин с часовым механизмом, никто больше не сомневался, что Адама Грэхема убили.

По этому поводу строились самые разные догадки, но хуже всего пришлось Марку ван Холлену, поскольку всем было известно, что незадолго до гибели Адама они повздорили. Кроме того, следствие обнаружило кое-какую документацию, свидетельствующую о незаконных попытках Адама Грэхема прибрать к рукам «Ван Холлен Энтерпрайзис» – мотив убийства налицо!

Гибель Адама, нескончаемые новые повороты его преступных сделок, грязные инсинуации о ней и Марке, постоянные вызовы в полицию, – все это не могло не нервировать Катринку.

Слава Богу, что никто еще не знает о связи Адама с Моникой Бранд, – сказала она через несколько дней после возвращения Марка из Европы, – иначе мы оба давно уже были бы приговорены к казни.

Впрочем, им пришлось бы еще хуже, если бы ход расследования освещала в прессе пресловутая Сабрина, которая, когда удача покинула Чарльза Вулфа, приняла предложение Морта Цукермана и сейчас была в далекой командировке.

Шугар Бенсон тоже не теряла времени даром. Обеспокоенная пропажей документов, она решила временно «залечь на дно» и нанесла с этой целью длительный визит бывшему любовнику в Рио, в городе, который давал большой простор ее талантам. Моника Бранд осталась в Лондоне, действуя самостоятельно на свой страх и риск.

Хотя Катринку и Марка раздражали спекуляции по поводу их участия в этой истории, они не принимали их всерьез. Друзья оказывали им всемерную поддержку, и их жизнь практически не изменилась.

Дела «Ван Холлен Энтерпрайзис» пошли в гору, что во многом зависело от успеха любимого детища Марка журнала «Интернейшнл», который победно шествовал по свету.

Марк в самом деле был бы вполне удовлетворен своей жизнью, если бы не одна нерешенная проблема: Кристиан. С одной стороны, Марк не хотел работать с предателем под одной крышей, а с другой – он никак не мог придумать способ прогнать Кристиана из компании, не рассказав обо всем Катринке. Катринка тоже мучилась из-за сына, не решаясь рассказать мужу всю правду о происшествии с Миленой.

Прошло около месяца, прежде чем события подошли к своей решающей стадии.

Прекрасным воскресным утром они завтракали, когда зазвонил домашний телефон. Марк снял трубку, выслушал сообщение дворецкого о том, кто на линии, и сказал Катринке:

– Это следователь из страховой компании. Сейчас опять начнутся проклятые расспросы.

Чертыхнувшись, он переключился на внешнюю линию и решительно спросил:

– Когда в конце концов закончится это несчастное следствие? – видимо его собеседник что-то сказал в ответ, потому что Марк поднял брови и попросил:

– Подождите немного, я хочу, чтобы это услышала моя жена! – Он передал ей трубку, а сам подсоединился по домашней линии.

– Я только что сказал, что мы выяснили, кто устроил взрыв, – повторил следователь.

– Кто? – поинтересовалась Катринка.

– Патрик Кейтс.

Марк охнул, а Катринка недоверчиво спросила:

– Но ведь он потратил столько денег на ремонт. Зачем было ее взрывать?

Следователь объяснил, что Патрик Кейтс как раз и рассчитывал на то, что все подумают именно так. За несколько недель расследования и два дня перекрестных допросов выяснилось, что Патрик Кейтс полностью промотал свое состояние. Все, что у него осталось – это дом в Коннектикуте и яхта. Дом уже был заложен, поэтому страховка за яхту представлялась особенно лакомым кусочком. К тому же никто, он был уверен, не обвинил бы его в умышленном взрыве собственной яхты после того, как он так заботливо ее обновил. Патрик надеялся, что расследование будет поверхностным, и он без труда получит страховку.

– Мы раскололи его, – закончил следователь.

Марк поблагодарил его за звонок и повесил трубку.