Тия Дивайн - Жажда наслаждений

«Моя дорогая,

Тебе не стоит так волноваться, позволь мне одному нести бремя нашей вечной любви. Я так дорожу минутами с тобой наедине, что отныне не позволю ни единому слову о нем сорваться с твоих прекрасных губ. Он всего лишь песчинка в безграничном небе нашей страсти. Все будет — должно быть! — хорошо. Мы созданы друг для друга. Нам стоит запастись терпением, и мы обязательно будем за него вознаграждены».

Второе письмо также было от Ричарда:

«Моя дорогая,

Возможно, ты считаешь, что я неблагодарно и невнимательно отнесся к новости, которую ты сегодня сообщила. Позволь мне лишь сказать, что я вне себя от счастья и готов коснуться рукой небес. С таким известием, дорогая, мы можем смотреть в будущее, планировать новую жизнь, и никакие слова больше не нужны. Абсолютно все указывает на то, что рано или поздно мы будем вместе».

Что за новость? Какое известие? Возможно… может быть… — можно понять по-разному…

Последнее письмо было написано рукой Дороти:

«Милый, я бы так хотела, чтобы эти слова дошли до тебя, но ты уже далеко, поэтому я их пишу только для того, чтобы „услышать“, как я сама говорю, их, ведь мне так трудно в них поверить: он отсылает и меня тоже. Как он сказал, для отдыха, выздоровления и для моего собственного „блага“. По его словам, „до того времени, как…“ Затем все снова будет по-прежнему… Но говорю тебе, любовь моя, без тебя ничто уже никогда не будет по-прежнему. Каким-то образом мы должны найти в себе силы продолжать жить».

Но Дороти потеряла любимого, проиграла битву и в конечном итоге проиграла все.

Дрожа всем телом, Элизабет опустила письма.

…Все будет по-прежнему… Она гонялась за абстракцией и в конце концов нашла саму себя. Разделенные десятками лет, Элизабет и Дороти вели сходные жизни.

Такое заключение потрясало сильнее всего.

Две несчастные и одинокие женщины, так или иначе покинутые своими мужьями и возлюбленными.

После таких событий уже ничего не могло быть по-прежнему.

Можно ли было что-то почерпнуть из недосказанностей и смутных упоминаний, которые значили что-либо или не значили ничего? Могла ли их интерпретация в суде означать, что Николас должен быть лишен наследства?

Она снова просмотрела письма.

«…для отдыха, выздоровления и для моего собственного „блага“. По его словам, „до того времени, как…“

Как что?

«…новость, которую ты сегодня сообщила…»

От какого известия Ричард мог быть «вне себя от счастья»? У Элизабет напрашивался очевидный для нее ответ…

Однако ее теория выглядела притянутой за уши. За словами Дороти могло скрываться что угодно.

«…то, что сокрыто во мне…»

Как жаль, что Дороти приходилось облекать каждую мысль в туманную и неясную форму.

Несчастные влюбленные. Элизабет снова взяла в руки фотографию Ричарда. Лихой, отважный Ричард Мейси отправился за семь морей, чтобы попытаться забыть любимую женщину.

Но… уехал ли он один? Или с ребенком? Вот в чем вопрос, и в расплывчатых выражениях из писем Элизабет могла усмотреть все, что ей хотелось увидеть.

Все, что могло бы устранить Николаса из Шенстоуна.

Она почувствовала, как внутри зажегся огонек надежды. Неистовое желание ее отца вернуть Шенстоун неожиданно показалось не таким уж несбыточным. Таким же теперь казалось и будущее с Питером.

Найденные письма и записки помогут ей выиграть битву и выковать свое счастье.

Но ведь они принадлежат Николасу.

К черту, сейчас не время для угрызений совести. Она уже совершила слишком много грехов. И она не собиралась страдать от несчастной любви, подобно Дороти.

Но что же делать с бесценным архивом писем Дороти? Наиболее разумным казалось вернуть его на место. Сделать так, будто все осталось нетронутым, — положить дорожный кейс обратно на чердак, оставив при себе три или четыре письма, а также фотографию Ричарда.

И никогда не выпускать их из вида.

Элизабет будто наблюдала за собой со стороны, замечая растущее недоверие и подозрительность, пока она пыталась решить, где спрятать четыре письма и фотографию, чтобы их никто не обнаружил.

Что, если Николас вздумает обыскать ее комнату? Или если случится еще один пожар? Или ее отец будет продолжать требовать от нее действий?

Элизабет пришла в голову идея спрятать их под крышкой стола, но Николас уже знал об этом тайнике.

Она почувствовала, что ходит по кругу. Нельзя под кроватью, под простынями или в шкафу среди одежды. Или под ковром, за занавесками, под стулом, в столе.

Так где же спрятать четыре драгоценных письма и фотографию?

Было одно возможное решение: спрятать их на себе.

Но даже на себе — учитывая страсть Николаса и потребности Питера — прятать было слишком рискованно.

— Элизабет, ты где?

Черт, снова отец. Она еле успела закинуть письма и фотографию в кейс и задвинуть его под кровать, как он распахнул дверь.

— Где ты была? Николас полон идей, как встретить свою наследницу и жениться на ней. Одна мысль о его женитьбе начисто лишила меня аппетита.

— Вечеринка внесет необходимые перемены в наш образ жизни, — сказала Элизабет.

— Только если ты повлияешь на обстоятельства, — проворчал отец. — Николас действительно решил найти себе жену.

— Тогда мы поможем ему всем, чем сможем.

— Элизабет. Я не позволю насмехаться над моими словами. Ситуация слишком серьезная, нет — она просто катастрофическая.

Она знала; ей стоило только взглянуть на него, на его искаженное лицо, его резкие движения. Он, конечно, будет отрицать, но что еще его могло так взволновать, как не деньги?

— Я уже устала, что ты на меня давишь. Скажи своему другу Краснову, что денег больше не будет.

— Ты не понимаешь всей сложности дела. Я несу ответственность не перед одним Красновым: в проект вовлечены и другие инвесторы.

— Тогда тебе придется их из него извлечь. Твоя жизнь не должна зависеть от того, найду ли я способ вернуть себе Шенстоун.

— Тогда готовь мне гроб, дорогая. Если я не смогу сдержать своих обязательств, то для меня такое положение будет означать верную смерть.

Она почувствовала легкий укол страха. Отец, очевидно, слишком далеко зашел со своими капиталовложениями. Вероятно, он недалек от банкротства.

Если он находился в таком отчаянном положении, был так напуган, так сильно нуждался в деньгах, он мог стать клиентом для ростовщиков.

Элизабет, конечно, считала, что он уже рассматривал такую возможность. Но его жизнь вдали от города пока помогала ему избегать соблазнов.

Поездка в Лондон, очевидно, позволила ему принять лишь временные меры. Он заткнул одну дыру в своем проекте, но тут обнаружилась другая, на которую у него уже не оставалось средств на личном счету.

Так могло продолжаться вечно. Его затея подобна бездонному колодцу, куда он уже кинул уйму денег, продолжая раз за разом вытаскивать оттуда пустое ведро.

Ему пришла пора остановиться и ограничить свои расходы. И перестать зависеть от нее. Она даже не хотела вспоминать, сколько денег он спустил в свой колодец. Вполне возможно, что на них он мог бы безбедно жить до конца своих дней.

Бесполезно теперь думать о его затеях, когда он давит на нее и по другой причине. Ее отец был азартен до безобразия, и его стратегия всегда была одинакова: вкладывать все больше и больше денег, пока он не сорвет куш. Слова «осторожность» и «благоразумие» отсутствовали в его словаре.

В ее словаре их тоже не было, иначе как еще объяснить ее попытки лишить Николаса наследства? В конце концов, как бы то ни было, она была дочерью своего отца.

И она тоже хотела, чтобы ее рискованные проекты принесли прибыль.

Вокруг сновали слуги, включившиеся в процесс подготовки дома к вечеринке, которая была запланирована на следующую неделю. Для оказания помощи в составлении списка приглашенных был вызван викарий. Кроме того, наняты дополнительные работники для очистки помещений и два повара.

— Кто мог подумать, что вечеринка Николаса вызовет такой переполох? — проговорил отец Элизабет, когда он, Питер и сама Элизабет сидели на террасе после ленча. — Мы так себя ведем, будто мы никогда ни одной не посещали.

— Так и есть, ведь прошло уже несколько месяцев с тех пор, как мы вернулись в Шенстоун. Николас живет здесь неделю с лишним, а кажется, будто прошла целая жизнь, — заметила Элизабет. — Вечеринка будет хорошей переменой.

— У Николаса даже нечего надеть на вечеринку, — вполголоса сказал отец. — Помнишь?

Она помнила: у Николаса было только три строгих черных костюма, хотя черный цвет подходит к любому случаю. Но она позаботится о нем.

— Николасу придется хорошо поработать, чтобы успеть разослать все приглашения, — сказал Питер. — Кто из землевладельческой элиты знает про нового графа Шенстоуна? Он получил всего одно приглашение от Бакстера Грейнджа на осеннюю охоту. Но здесь сыграл роль викарий. Так что будет крайне интересно посмотреть, насколько хорошо он ориентируется в обществе и примет ли общество Эксбери его в свои ряды. Меня заботит, чего он хочет добиться, собрав здесь всех.

— Ты крайне подозрителен, — проговорил отец Элизабет. — О чем ты думаешь?

— Есть некоторые препятствия, которые могут помешать ему быстро найти себе жену, — задумчиво сказал Питер.

— Ну, теперь я спокоен, — пробормотал отец Элизабет. — Как будто мы когда-нибудь были в чем-либо уверены.

— Фредерик, ты самый большой скептик на свете. Ты позволил Николасу испугать нас до полусмерти своим объявлением. Но если ты посмотришь внимательнее, ты увидишь, что для претворения в жизнь такого плана нужно много времени. Если, конечно, начинать с самого начала, как и вынужден делать Николас. Поэтому ничто не заставляет тебя немедленно отказаться от твоих планов.

— У меня нет планов. Элизабет отвергла все мои предложения.

— Мудро, — пробормотал Питер. — Все, что предлагает твой отец, Элизабет, может только привести к полной катастрофе.

— Я рада, что ты так считаешь. — Элизабет на самом деле была рада. Они не должны ничего замышлять против Николаса. Она спасет их всех, спасет Шенстоун при помощи писем Дороти, которыми она не преминет воспользоваться, если только Николас задумает завести какой-нибудь роман.

Но до той поры им совершенно не обязательно ни о чем знать.

Ее оружием должна быть внезапность. Знание придавало силы.

— Итак, — продолжал Питер, — вот что ты должна будешь сделать.

— У тебя тоже есть план? — удивилась Элизабет.

— Я не скажу тебе ничего такого, чего бы ты от меня не слышала раньше, милая девочка. Но теперь, раз уж Николас решил найти себе жену, мои слова становятся более настойчивыми.

И вот снова вся ответственность за выполнение чужого плана ложилась на нее.

— Так что же такого я могу сделать, чего не можете вы с моим отцом?

— Соблазни его, Элизабет, и забери у него все.

Слова Питера потрясли ее. Ошеломленная, она долго смотрела на него, затем перевела взгляд на отца. Тот лишь пожал плечами.

…Ты же женщина, Элизабет. Ты знаешь, что делать…

Если он имел в виду постель, то она уже давно в ней побывала.

А теперь настало время с головой зарыться в ложь.

— Забавно, — пробормотала она, тряся головой. — Просто неслыханно. — Достаточно ли благочестиво звучали ее слова? Достаточно ли возмущенно? — Вы просто хотите наложить руки на Шенстоун, — раздраженно добавила она. Правильный ли она выбрала тон?

— Нет, Элизабет, — холодно ответил Питер. — Мы хотим вернуть Шенстоун тебе. Разве иначе мы бы могли тебе такое предложить? Такой неожиданный поворот событий — поиск жены Николасом — все меняет. Ты должна признать, что здесь я и Фредерик не можем составить тебе конкуренцию. Если мы считаем, что женитьба займет больше времени, чем предполагает Николас, мы не должны отрицать самой такой вероятности. Поэтому мы должны предупредить появление в Шенстоуне любой возможной кандидатки на место жены Николаса. Не думаю, что их будет очень уж много. Все заботливые мамаши увезли своих дочерей в Лондон, где у них будет возможность попасться на глаза какому-нибудь американскому миллионеру, ищущему жену. В радиусе двадцати миль не найдется дюжины миловидных девственниц, не уехавших в город. Ему совсем не обязательно жениться на наследнице, Элизабет. Ему нужна самка для размножения.

Она зажала уши руками.

— Я не намерена больше выслушивать ваши наставления.

— Кто еще может его образумить, как не ты, Элизабет? Ты можешь охмурить его с ног до головы, если захочешь. — Питер не обращал внимания на ее реакцию. — Я знаю, что можешь. Он хочет тебя. Ты должна. Мы можем использовать это в своих целях. Мы всего лишь просим тебя отвлечь его желание от других дел. Чем дольше он будет искать себе жену, тем больше у нас будет времени на разработку плана лишения его Шенстоуна. Честно говоря, от тебя и не требуется делать ничего такого, чего бы ты уже не делала.