Даниэла Стил - Жажда странствий

— Разве? — Она попыталась принять беспечный вид, отвернулась, чтобы заказать еще порцию спиртного. — Не совсем так.

— Именно так. — Он крепко взял ее за руку, подождал, пока она посмотрит ему в глаза. — Почему ты мне не сказала?

Одри не смогла справиться с собой — глаза заволокли слезы.

— Я не хотела тревожить тебя. — Она говорила почти шепотом.

Он молча обнял ее, и она расплакалась.

— Прости меня. Я сама во всем виновата. Все время думаю, что если бы я не сделала того-то и того-то… Может быть… — У нее не было сил продолжать, но он понял ее.

— Не терзай себя, дорогая. Случилось — так случилось…

Ты не представляешь, как мне горько… Но у нас еще будет шанс. Обещаю тебе. — Он ласково улыбнулся. — Надеюсь, в следующий раз ты поставишь меня в известность.

Одри кивнула, улыбнулась, вытерла лицо платком, который он ей протянул. Но он снова нахмурился. Конечно, хорошо, что они увиделись, он немного успокоился — Чарльз места себе не находил, волновался за нее с тех пор, как встретился с Джеймсом.

— Джеймс сказал, тебе было очень плохо. А сейчас все в порядке?

— Все нормально. Ви не отходила от меня.

— Она верный друг. — Он коснулся ее щеки своими длинными пальцами, нежно поцеловал в губы, все-таки это счастье, что она рядом. — Ужасно, Од… Ужасно, что меня не было с тобой.

— Ты бы ничего не смог сделать. — Одри глубоко вздохнула. — Очень было тяжело… Ты и Молли далеко… Я только о вас и думала. — Она посмотрела на него. — Я должна была приехать к тебе…

Чарльз кивнул. Может, она и правильно сделала, что приехала. Чарльз расплатился с барменом, и они пошли наверх. Он нес ее сумки, у двери номера он взял ее на руки, переступил порог и положил ее на постель.

— Добро пожаловать домой, будущая миссис Паркер-Скотт! — Он усмехнулся, а она удивленно вскинула брови.

— У тебя какие-то новости? Письмо от Шарлотты? — Она уже перестала и надеяться на такой поворот в их жизни.

— Нет, письма я не получал, но Джеймс привез любопытную информацию. Он тебе ничего не рассказывал?

Одри покачала головой.

— Похоже, у моей очаровательной первой жены существует небольшая тайна.

— Да? — спросила Одри с явным интересом. Его улыбка стала еще шире. С тех пор как Джеймс сообщил ему эту новость, он пребывал в хорошем настроении, его мучила только тревога за Одри. Будет здорово, если они смогут пожениться, теперь он загонит Шарлотту в угол!

— У милой леди обнаружились странные склонности. Оказывается, она предпочитает женщин.

— Она лесбиянка? — В отличие от Ви Одри не стеснялась называть вещи своими именами. Она смотрела на Чарли. — Ты в этом уверен?

— Абсолютно. Ви видела, как она целовалась с какой-то девицей в переулке. Странно, почему Ви тебе не сказала.

— Наверное, тогда нам было не до того (а так именно и было). Чудеса! А что из этого следует?

— Пригрожу ей, что напишу в «Таймс» о ее похождениях, если она не даст мне развода. Ты одобряешь мой план?

Оба повеселели. Чарли сел на кровать рядом с ней, и через минуту они забыли обо всем… О Шарлотте, Джеймсе, леди Ви… Они помнили лишь друг о друге, помнили только о том, как они счастливы, что снова вместе.

На следующее утро Чарли вновь выглядел мрачным — он боялся оставлять Одри в Каире.

— Пойми, здесь военная зона. Муссолини начал наступление на Египет.

Она улыбнулась и сжала его руку, лежавшую на столе.

— Ты же знаешь итальянцев, дорогой. Они будут добираться сюда целую вечность.

Одри не собиралась уезжать, она решительно отказывалась подчиняться ему, и постепенно он привык к тому, что она рядом.

Месяц спустя все по-прежнему ожидали наступления итальянцев. Одри успела завести много новых знакомств, они часами сидели с Чарли на террасе отеля «Шепард» за рюмкой спиртного в компании других журналистов. Все привыкли к Одри, и Чарли даже перестал уговаривать ее вернуться домой. Ему было хорошо с ней, единственное неприятное приключение произошло с ними, когда они отправились в пустыню — они попали в песчаную бурю. Уже бывали случаи гибели иностранцев, попавших в такие бури, и генерал Уэйвелл, бригадный командир, сделал им строгое предупреждение. Большую часть времени они проводили в Каире. Одри хотела было проведать Молли на Рождество, но побоялась, что Чарли не разрешит ей вернуться. Ви написала, что Рождество они проведут вместе — она, дети, свекор и Джеймс — и что Молли прекрасно себя чувствует, весела и ни в чем не нуждается. Эти заверения подруги еще больше укрепили Одри в решении остаться с Чарли в Каире.

В декабре англичане приняли решение очистить от итальянцев Ливию. Двадцать первого января 1941 года английские войска взяли Тобрук, а седьмого февраля итальянцы капитулировали.

Но в городе обсуждали другую, более важную новость — немцы, крайне недовольные провалом итальянцев в ливийской кампании, решили послать туда своих солдат во главе с немецким генералом и заставить англичан сдать свои позиции. Во время падения Тобрука и капитуляции итальянцев все только и говорили о загадочном немецком генерале, который должен был появиться со дня на день; никто из высшего командования англичан не знал, кого именно пришлют. Спустя два дня после капитуляции итальянцев Уэйвелл пригласил Чарли на ужин. Они долго беседовали, однако, вернувшись в отель, Чарльз не стал делиться с Одри полученной информацией.

— Он сообщил тебе что-нибудь о немецком генерале? Кто это может быть? — спросила Одри.

— Нет, не сообщил, — ответил Чарльз, стараясь не смотреть ей в глаза, и стал раздеваться.

— Уэйвелл встревожен?

Это уж точно, Уэйвелл покой потерял, но Чарльзу не хотелось говорить об этом Одри. Он собирался только предупредить ее, что уезжает на несколько дней, но куда именно — сказать не мог. Пока он раздумывал, как ему выкрутиться, Одри остановилась перед ним.

— Ты не слушаешь меня, Чарли. — Она пристально смотрела на него. Одри слишком хорошо его знала. Этого-то он и боялся. Легче предстать перед немецким генералом, чем выдержать допрос этой женщины.

— Да слушаю я тебя. Од! Вспоминаю ужин. Отлично покормили. На десерт угостили чем-то потрясающе вкусным, каким-то национальным египетским блюдом.

— Не морочь мне голову! — Она сидела на краю кровати и подозрительно рассматривала его. — Ты что-то скрываешь, Паркер-Скотт. Что?

— Ради Бога, успокойся. Я дьявольски устал, Од, не пытай меня. Если бы я что-нибудь знал о немцах, я бы сказал тебе. — Он повернулся к ней спиной, изображая досаду, однако ее настроение не соответствовало создавшейся ситуации, поэтому она прильнула к нему. Они уже несколько месяцев жили в этом отеле и чувствовали себя здесь как дома, Чарли всерьез нервничал, не зная, что ответить Одри.

— Не очень-то ты дружелюбно сегодня настроен, Чарли, — прошептала она.

Он повернулся на спину и посмотрел на нее с жалобной улыбкой.

— Господи, до чего же ты иногда бываешь надоедливой!

Тебе никто раньше об этом не говорил?

Она усмехнулась:

— Просто ни у кого не было такой возможности.

Он знал, что был ее первым и единственным мужчиной, и улыбнулся.

— Тебе не хочется хотя бы немного вздремнуть. Од? — Ему предстояло встать рано утром, но он не хотел говорить ей об этом сейчас.

— Я хочу знать, что ты от меня скрываешь. Влюбился в кого-нибудь сегодня вечером? В Каире с тобой такое случалось. — Она приподнялась на локте и смотрела на него сверху вниз. — Знаешь, Чарльз, шпион ты никудышный. Я всегда могу сказать, когда ты лжешь.

— Только никому об этом не сообщай. Од. — От ее слов у него по спине мурашки побежали; надо думать, у нее хватило ума не болтать об этом в министерстве. — Я никогда не лгу тебе.

— Не лжешь, если речь идет о каком-нибудь пустяке. Но когда ты начинаешь лгать, у тебя кончик носа белеет. Как у Пиноккио.

Он лежал на подушках, закрыв глаза. Она просто безнадежна. Открыв глаза, Чарли уставился в потолок. Нет смысла продолжать отмалчиваться. Она будет терзать его всю ночь. Его собственная Мата Хари.

— Я уезжаю на несколько дней, но куда — сказать не могу. И не спрашивай!

— Чарли! — изумленно воскликнула она и села на постели. — Видишь, ты врешь мне, когда собираешься что-то предпринять.

— Я не врал тебе.

— Нет, врал. Так что это за поездка?

— Я же ответил, Одри. Я не могу тебе сказать. Это сверхсекретно.

— Опасно?

— Нет. — Он не хотел, чтобы она волновалась.

— Тогда почему ты не можешь мне рассказать, куда ты едешь?

— С генералом Уэйвеллом в небольшую командировку. Я дал ему слово, что ничего никому не скажу. — Он постарался говорить безразличным тоном, словно речь шла о ерунде. Ей вдруг пришло в голову, что у генерала Уэйвелла есть любовница.

— Его сердечные дела?

— Одри… не могу ничего говорить. Вопрос мужской чести.

Он всячески старался успокоить ее, в конце концов она поверила ему, поддалась на его уговоры. После жарких объятий, засыпая, она поцеловала его.

— И надолго вы уезжаете?

— На несколько дней… Но заклинаю, никому ни слова.

Она заснула, а он с улыбкой подумал, что не такой уж он плохой разведчик, как считала она. Он дал слово раздобыть необходимую англичанам информацию.

Пока Чарли утром одевался, Одри приготовила свои фотоаппараты и выпила чашку кофе. Завтрак им приносили в номер, здешние хрустящие булочки были потрясающе вкусными — Одри постоянно причитала, что она из-за них расплывается как на дрожжах. Мурлыча что-то себе под нос, она нечаянно бросила взгляд на туалетный столик Чарли и остолбенела.

— Зачем тебе мой паспорт? — спросила она. Обычно Одри держала его в боковом кармане сумки для фотоаппаратов, чтобы он находился под рукой на тот случай, если ей понадобится предъявить документы. Ей как американке всюду была зеленая улица, и, получи она английское подданство, ей было бы гораздо труднее передвигаться. Американский паспорт давал ей огромное преимущество — ведь Америка еще не вступила в войну.

Одри была представительницей нейтральной державы, не то что Чарли. Одри подошла к столику, чтобы взять паспорт, недоумевая, как он попал туда, пока Чарли лихорадочно соображал, как бы отвлечь ее. Он остановил Одри в ту секунду, когда она собралась было протянуть за ним руку, и спросил, налила ли она ему чаю, при этом схватил паспорт и пересек комнату, как будто хотел положить его в ее сумку, но поймал на себе ее настороженный взгляд. Она поставила чайник на поднос и пристально следила за ним.

— Это не мой паспорт, Чарли, ведь так? — Она быстро все сообразила, и Чарли проклял тот день, когда разрешил ей остаться в Каире. У этой бестии слишком хорошо варил котелок.

Но как теперь от нее отделаться?

Глядя на нее, он покачал головой:

— Не твой, Одри.

— Тогда чей?

Они смотрели друг на друга, застыв в разных углах комнаты, и впервые до нее стало доходить истинное положение вещей.

Одри вдруг поняла, что все эти годы он работал в разведке.

Чарльз и не собирался больше отрицать этого. Одно неосторожно брошенное ею слово могло погубить его.

— — Это мой паспорт.

Она кивнула: ей все стало абсолютно ясно.

— Я раньше и не подозревала, — сказала она почти шепотом. — Он на чужое имя? — Она не знала, до какой степени он будет сейчас откровенен с ней и насколько тесно он связан с разведкой.

— Моя мама была американкой, им ничего не стоило выдать мне этот паспорт.

Фальшивыми в этом документе были только въездные и выездные визы из самых разных точек земного шара. Судя по этому паспорту, Чарльз был заядлым путешественником-американцем, где только не побывал, но ведь для журналистов это обычное дело — им приходится много ездить. Чарльзу не составляло никакого труда разговаривать с американским акцентом, и, когда он продемонстрировал Одри свои способности, она была потрясена. На самом деле он научился говорить как заправский американец, прожив долгие годы с матерью. Он всегда с поразительной легкостью передразнивал своих американских друзей, а сейчас он старался чуть больше. Одри с тревогой смотрела на него.

— Это серьезно, да? — Он утвердительно кивнул головой.

Оба это понимали. — Можно, я тоже поеду?

— Нельзя.

— Скажи хоть, куда ты едешь.

И тут он совершил первую серьезную ошибку.

— В Триполи.

Больше он ничего не собирался говорить ей, но этого было достаточно, чтобы она все поняла.

— Господи, ты едешь, чтобы выяснить… — , Да, он ехал выяснить, кто же этот немецкий генерал. Ехал под видом американского журналиста, а потом вернется и обо всем доложит Уэйвеллу. — Чарли! Ты должен позволить мне поехать с тобой! — Судя по решимости, написанной на ее лице, отступать она не собиралась. — Тебе ведь нужны будут фотографии.

— Я сам буду фотографировать. Одри, ты никуда не поедешь.