Диллиан, прижимая к себе наскоро приготовленный сандвич, пробиралась через огромный пустой холл. Она проклинала чудовище, которое заперло дверь. Ей бы давно следовало стащить ключ, но она не могла предположить, что им воспользуется ее враг.

Она ненавидела этот ужасный холл. Возможно, днем, когда его освещают лучи солнца, проникающие через цветные стекла витражей, он не кажется таким страшным. Ночью его заполняли грозные тени и невидимые глазу существа. Эхо отдавалось в его пугающей пустоте.

Тишина ее не обманула. Где-то здесь затаился монстр. Только наверху она будет в безопасности.

Она нигде не находила его. Как может такой крупный мужчина, как маркиз, спрятаться в абсолютно пустом холле? Через стеклянный купол было видно, что взошла луна. Но Диллиан не видела ничего, кроме тени парадной лестницы. Должно быть, он поджидает ее наверху.

Она крадучись направилась к боковому выходу. Она может выйти из дома и устроиться на ночлег в амбаре. Весенняя ночь была достаточно теплой. Если же боковая дверь заперта, она проберется в библиотеку и спрячется на подоконнике за шторой. Он наверняка не будет обыскивать весь нижний этаж.

Она почти приняла решение, когда дверь за ее спиной захлопнулась. Черт! Каким-то образом он оказался позади нее.

Она в панике метнулась к парадной лестнице – и ударилась о широкую грудь огромной фигуры, выступившей из-за железного рыцаря. Сандвич тут же превратился в лепешку.

– Поймал! – загремел над ее головой ликующий голос, и сильные руки прижали ее к стройному худощавому мужскому телу. Диллиан показалось, что ее тело расплющилось, она задыхалась, и в то же время ею овладело какое-то чувство, которому она не находила названия. Впервые в жизни она оказалась в мужских объятиях и не могла сказать с уверенностью, что ей это неприятно.

Стараясь не поддаваться нахлынувшим на нее ощущениям, она закричала:

– Отпустите меня, вы, осел!

Она пыталась вырваться, но напрасно. Рядом с ним она впервые в жизни почувствовала себя маленькой и слабой.

– Отпустить? – с легкой насмешкой спросил он. – Чтобы мы продолжили эту игру? Хватит, наигрались.

Он схватил ее в охапку и потащил к своему кабинету. Диллиан извивалась, пытаясь освободиться, но вскоре поняла, что силы слишком не равны. К тому же она только сейчас узнала, какой твердой может быть грудь мужчины. Или его бедра.

Она замерла, ощутив, как к ней прижимается что-то твердое. Словно прочитав ее мысли, он перекинул ее через руку, и она оказалась у него под мышкой. Она колотила его кулаками, но делала больно себе, а не ему. Осознав унизительность своего положения, Диллиан тихо застонала и закрыла глаза. Она не открыла их даже тогда, когда, войдя в кабинет, он швырнул ее на диван. Зажмурившись, она ждала, когда этот монстр зажжет лампу и увидит ее в мальчишеской одежде. Ее щеки ярко вспыхнули от стыда.

К ее удивлению, он не стал зажигать лампу. Она осторожно открыла глаза. Темная фигура в плаще возвышалась перед ней, но она не видела его лица. Он стоял, уперев руки в бока и широко расставив ноги. Его поза ей очень не понравилась.

– Не окажете ли вы мне честь и не назовете ли ваше имя? – насмешливо спросил он.

Диллиан задумалась. Она сомневалась, что он поверит ей, если она расскажет правду. Действительно, как поверить, что двадцатипятилетняя компаньонка почтенной леди может прятаться по коридорам и воровать еду? И он, разумеется, догадался, что, несмотря на одежду, перед ним не мальчик. Может быть, придумать какую-нибудь трогательную историю…

Он нетерпеливо прервал ее размышления:

– Если вы собираетесь мне солгать, делайте это побыстрее. Мне будет интересно послушать. Впрочем, я уже догадываюсь, откуда вы взялись. Я подожду, когда проснется леди и подтвердит мои догадки. А пока вы будете находиться здесь. Я не собираюсь тратить еще неделю на охоту за вами.

Диллиан ахнула, когда маркиз, схватив за шиворот, резким движением поставил ее на ноги. Она замахала кулаками, попыталась ударить его ногой, но он не обращал внимания на ее удары. Ей стало страшно. Она не знала этого человека. Он мог сделать с ней все, что угодно, и бросить ее кости волкам. Или просто замуровать ее в стене. И едва ли об этом кто-нибудь узнает.

Бланш узнает. Она обратится к герцогу, но будет уже поздно. Она вскрикнула, когда маркиз бросил ее в кресло, стоявшее у камина.

– Вы не имеете права так обращаться со мной, чудовище! – закричала она, вскакивая на ноги.

– По-моему, самое легкое наказание за взлом и воровство – это высылка из Англии. Поскольку американцы отказываются принимать отбросы британского общества, вам, возможно, придется познакомиться с климатом Австралии. – Он толкнул Диллиан обратно в кресло.

Выдернув из занавески шнур, он крепко привязал Диллиан к креслу, делая это неторопливо и аккуратно. Дрожь пробежала по ее телу, когда он нечаянно коснулся ее груди. Она попыталась скрыть свой страх, воскликнув:

– Это неслыханно! Вы не можете так поступить со мной! Я леди. У меня большие связи. Нельзя обращаться со мной как с воровкой.

– Разве? Кто это сказал? – Он оглянулся по сторонам, явно в поисках еще одной веревки.

Когда он отошел от нее, страх ее рассеялся, и ей захотелось кричать от ярости. Он даже не желает ее слушать! Уперся как бык и отказывается говорить разумно. Когда он снова подошел, она ударила его в живот.

В ответ маркиз взял Диллиан за лодыжку и обвязал шелковым шнуром. Он делал это не грубо, а просто деловито и почти с нежностью. Еще ни один мужчина не прикасался к ее ногам. То, что она почувствовала при этом, ей не понравилось. Она попробовала освободить ногу.

– На вашем месте я бы не делал этого, – равнодушно бросил он. – Бесполезно. Я буду, снисходителен, только пока вы не доставляете мне беспокойства.

– Я всего лишь охраняла Бланш, – огрызнулась она, когда он, опустившись на колени, привязал ее лодыжку к ножке кресла. Его близость волновала ее. Она поняла, как неприлично выглядит в штанах, когда он, стоя между ее коленями, привязывал вторую ногу. Она дрожала от волнения и страха.

Казалось, он не замечал напряжения своей пленницы, пока не завязал последний узел. Когда он поднял голову, она была благодарна темноте, которая не позволяла ему увидеть страх на ее лице. Поднимаясь, он оперся на ее бедро, и она чуть не потеряла сознание.

– Вот такими я люблю моих женщин, – удовлетворенно произнес он. – Может, еще завязать вам рот, чтобы вы не мешали мне спать?

– Не посмеете! – в гневе вскричала она. – Я пытаюсь объяснить, что вы ошибаетесь. Я не воровка.

– Но вы и не гостья. Я вас не приглашал. Всю неделю вы по ночам грабили мою кладовую, мешали мне спать, вызвали страшную панику среди слуг и рвали мои цветы без моего разрешения. Считаю, что заслуживаю возмещения убытков.

Он отошел от нее, вероятно, собираясь лечь на диван. Диллиан задергала руками и ногами, стараясь освободиться.

– А я вычистила вашу поганую спальню, ваша королевская светлость! Что еще вы хотите заставить меня делать? Выскоблить вашу кухню? Увидев грязь, в которой вы живете, я подумала, что кто-нибудь оценит мои труды. Очевидно, вы действительно животное, а не только им кажетесь, если предпочитаете жить в такой грязной норе.

Он повернулся и сурово посмотрел на нее.

– У меня есть на это причины. И не вам меня судить. Пора спать. Скоро утро.

У нее вырвался крик отчаяния, когда он улегся на диван и накрылся плащом. От ее крика он даже не пошевелился.

Решив не сдаваться, Диллиан задергалась в кресле, пытаясь освободиться от веревок.

Глава 5

Было раннее утро. Гэвин, прислонившись к перилам лестницы, смотрел на запертую дверь кабинета. Когда он уходил оттуда, его пленница, измученная попытками освободиться, наконец, уснула. Он был уверен, что она провела остаток ночи в этих бесплодных попытках.

Ночью в темноте ему было трудно рассмотреть ее, и все же он увидел достаточно. Она была миниатюрна, однако прекрасно сложена. Он помнил упругость ее бедра, когда имел глупость опереться на него ладонью. Он старался не думать о том, как давно он не прикасался к бедрам женщины. Но его мысли упорно возвращались к каштановым локонам, рассыпавшимся по ее лбу. Гэвин провел рукой по шраму, обезобразившему его лицо. Он давно продал роскошные зеркала, но ему было достаточно взглянуть в ручное зеркало, чтобы убедиться, что он за последнее время не стал красивее.

Возможно, Майкл прав. Ему следует покорить больную, лежавшую наверху. Даже если к леди Бланш вернется зрение, она, увидев собственное лицо, уже не испугается его шрамов. А эта очаровательная женщина в кабинете закричит от ужаса, как только он повернется к ней израненной щекой. Он в этом не сомневался, поскольку такое случалось слишком часто. И особенно с красивыми женщинами, а эта женщина в кабинете была олицетворением красоты.

К тому же она умна, своенравна и изобретательна. Гэвин не мог понять, с какой целью она прячется в его доме и сводит его с ума. Но он догадывался, что это как-то связано с леди Бланш.

Он услышал, как в кабинете что-то стукнуло. Должно быть, она уже проснулась. Она может покалечиться, если будет продолжать свои попытки освободиться. Он должен пойти туда и, преодолев ее коварные уловки, заставить ее признаться. Но если он войдет, она увидит его лицо. Только немногие видели его – полуслепая Матильда и его кузины, но у них была железная выдержка. Он не имел права ожидать того же от незнакомки.

Он мог бы надеть плащ с капюшоном, но, черт подери, он был в своем доме. Он носил плащ в холодную погоду, а дни становились все теплее. И он не хотел появиться перед ней в костюме чудовища, прячущего свое лицо. Если она увидит его шрамы и разразится криками ужаса, это доставит ему удовольствие – он отомстит ей за то, что она пугала по ночам его слуг.

С этой коварной мыслью Гэвин отпер дверь и вошел в кабинет.

Она уже освободила обе руки и, лежа на полу, придавленная креслом, пыталась развязать веревки на ногах. Упав вместе с креслом, она должна была быть вся в синяках и кричать от боли. Но она подняла глаза на Гэвина, вернее, на ту часть его тела, которую могла увидеть из своего положения, то есть на его колени, и разразилась потоком невообразимых оскорблений, характеризовавших его предков как помесь гнусных насекомых с мерзкими крысами. Гэвин никогда еще не слышал, чтобы кто-то ругался с такой изобретательностью, не употребляя при этом ни одного бранного слова.

Он терпеливо выслушал ее тираду и, взявшись за спинку кресла, сказал:

– Держитесь, я подниму вас.

Она тихо выругалась, но ухватилась за подлокотники. Подняв кресло, Гэвин остался стоять позади, чтобы она не увидела его лица. Во всех комнатах шторы были задернуты, и в них царил полумрак. Да она могла просто и не смотреть на него, как это делали слуги. Но Гэвин, не щадя себя, подошел к окну и раздвинул шторы.

– Если вы попытаетесь убежать, я поймаю вас, – спокойно предупредил он, чувствуя, как солнечные лучи согревают его лицо.

– Я не убегу. У меня ноги онемели. Вы уже навестили Бланш? Она будет беспокоиться, если я не зайду к ней.

Услышав в ее голосе тревогу, он повернулся и неожиданно обнаружил, что она с любопытством смотрит на него. Внутренне сжавшись, он ждал, когда она хорошенько его рассмотрит и закричит от ужаса. Но глаза его прелестной пленницы лишь чуть расширились, и она повернула голову так, чтобы свет не мешал ей разглядывать его лицо.

– А я-то не понимала, милорд, почему вы так усердно прятались, и ожидала увидеть безобразного урода. Я разочарована. У вас всего лишь следы от рапиры. А рисунок этих шрамов что-нибудь обозначает?

Он раздраженно сжал в кулаке истлевшую штору и резким движением сорвал ее с карниза. Утреннее солнце залило комнату.

За его спиной послышался насмешливый голос:

– Прекрасно, милорд. Теперь на очереди канделябры? Или вы их уже продали?

Гэвину захотелось зарычать и сорвать еще одну штору. Он был готов на все, чтобы только заставить ее трястись от страха. Он умел это делать. Даже слуги старались не попадаться ему на глаза. Кроме Матильды, конечно. Но он чувствовал, что ему пришлось бы прибегнуть к физическому воздействию, чтобы испугать эту женщину.

Поэтому Гэвин повернулся к ней и изобразил злобную улыбку. Он знал, как зловеща эта улыбка. У него на одной щеке был поврежден мускул, и злобно-насмешливое выражение его лица заставляло людей отводить взгляд.

– Доброе утро, – вкрадчивым тоном произнес он. Может, она подумает, что он собирается съесть ее на завтрак?

Она продолжала развязывать веревки на ногах.

– Рада, что вы так считаете. Я голодна. Боюсь, что моим обедом вчера насладились крысы, – пробурчала она.

Он испытал непреодолимое желание рассмеяться. В последнее время даже Майклу не удавалось его рассмешить. Он не мог расслабиться и засмеяться от души. И вообще не помнил, когда он в последний раз смеялся. И сейчас не будет.