Карен Робардс - Желание под солнцем

– Мы на острове – нет, даже не на острове, для этого он недостаточно велик. Крошечный клочок суши посреди Атлантического океана. Мы обошли его весь по кругу и не увидели ни единого признака жизни, за исключением нас самих. Если только нет кого-нибудь в глубине – а я не думаю, что есть, иначе мы бы заметили хоть какие-то свидетельства этого, – мы совсем одни.

Глаза Лайлы расширились.

– Совсем одни? – Она нервно сглотнула, когда значение этих слов проникло в ее сознание. – Ты хочешь сказать, что мы… на необитаемом острове? – почти что пропищала она.

– Именно, – подтвердил он и снова закрыл глаза.

Уже почти стемнело, и они переместились так, чтобы устроиться в маленькой впадинке у самого основания взгорка. У Джосса кружилась голова всякий раз, как он вставал, и стоило немалых усилий перевести его туда. Но он посчитал, что лучше им находиться поближе к единственному источнику пресной воды, и она согласилась. У Лайлы не хватило духу сказать ему, что маленькое озерцо быстро уменьшается. Если они будут бережливы, то воды хватит еще на день-два. А завтра он, возможно, почувствует себя лучше, и они поищут еще.

Ей ужасно хотелось есть, и она знала, что и ему, должно быть, тоже. Но приготовить еду из краба, или ящерицы, или птицы было выше ее сил. Вначале пришлось бы поймать, потом убить, потом найти какой-то способ приготовить – или есть сырым. От этой мысли ее передернуло, какой бы голодной она ни была. А Джосс не в состоянии справиться с этой задачей за них обоих. Уж наверняка они смогут обойтись одну ночь без еды. До нее дошло, что, по сути дела, уже довольно давно никто из них не ел ничего существенного.

Еще одна телесная проблема была решена на дальней стороне мыса, на краю рощицы. Управившись с этим, она была вознаграждена тем, что споткнулась о кокосовый орех. Еще один лежал неподалеку, и она подхватила их со всем торжеством охотника за сокровищами. Задрав голову вверх, она увидела, что густые ветви, покачивающиеся футах в тридцати над ней, принадлежат кокосовым пальмам. Это зрелище было настолько чудесным, что ей захотелось прыгать и скакать от радости. По крайней мере теперь голодная смерть им не грозит.

Задержавшись только для того, чтобы расколоть один из орехов о большой камень – не зря же она выросла на Барбадосе! – она поспешила обратно к Джоссу, Когда она вернулась, он сидел, прислонившись спиной к поросшей травой дюне. Поразительно, как один лишь вид его вызывал в ней ощущение безопасности.

– Где ты была? – сварливо поинтересовался он, но ее слишком переполняла радость, чтобы ответить в том же духе.

– Смотри, – сказала она, чуть ли не подпрыгивая, когда приблизилась. В каждой руке она держала по половинке кокосового ореха. Второй орех она оставила возле камня, чтобы забрать позже.

– Что это? – Джосс оглядел коричневые волосатые полумесяцы с куда меньшим восторгом, чем они заслуживали.

– Это кокос. – Лайла опустилась на колени с ним рядом, протягивая одну половинку ему. – Вот, возьми. Молочко можно выпить, а мякоть съесть, а скорлупу потом можно будет использовать вместо чашки.

Джосс взял скорлупу и воззрился на белесую жидкость, плавающую в середине белой мякоти, с таким выражением, как будто она предлагала ему съесть червя.

– Это очень вкусно! – нетерпеливо поведала она ему и показала, сделав глоток. Наблюдая за ней, он недоверчиво понюхал свою половину. Затем сделал маленький глоток и скривился.

– Тебе не нравится? – удивилась Лайла. На Барбадосе кокосовые орехи пользовались всеобщей любовью. Их ели, как только они падали на землю. Они были вроде фруктов в английском саду.

– Не особенно.

– Все равно выпей.

Он выпил, затем она показала ему, как разламывать мякоть на маленькие кусочки, чтобы их легко можно было съесть. Вместо того чтобы доесть свой, она оставила маленький кусочек мякоти и потерла им обгоревший нос.

– Что ты делаешь? – Он смотрел на нее так, словно она выжила из ума.

Она улыбнулась:

– В мякоти есть масло, и оно хорошо для обгоревшей на солнце кожи. Тебе тоже надо потереть спину и руки. Это немного снимет жжение.

Он что-то проворчал, явно не убежденный, и продолжил без энтузиазма жевать кусочек кокоса. Лайла покачала головой и подсела ближе, чтобы сделать это дело за него. Он позволил ей смахнуть песок, затем потереть маслянистой мякотью плечи, спину и руки, но выражение его лица оставалось скептическим. Со своей стороны Лайла пыталась не обращать внимания на удовольствие, которое испытывала от прикосновения к нему. Несмотря на пылающий жар, оставленный солнцем, кожа его была атласно-гладкой. Наконец она нацелилась кусочком на кончик его носа. Он увернулся, поморщился и замахнулся на нее. Она засмеялась и отскочила.

– Ты что, никогда раньше не видел кокос? Он покачал головой:

– Я вырос в Англии, которая в отличие от колониальных мест, где ты, очевидно, жила, вполне цивилизованное место. У нас на деревьях не растут гигантские волосатые орехи – и у нас нет рабов.

Лайла встретилась с его сверкающим зеленым взглядом, и ее хорошее настроение пропало. Внезапная яростная вспышка негодования подбросила ее на ноги.

– Послушай, мне уже до смерти надоело слушать твое нытье по поводу того, что ты раб! Я ничего не могу с этим поделать, так же как и ты! Это судьба, а я не в ответе за судьбу, так что прекрати постоянно на меня злиться! Ты должен быть мне благодарен, если уж на то пошло. Я спасла твою шкуру на том аукционе в Виргинии, Джосс Сан-Пьетро. Но если бы мне пришлось сделать это снова – я бы дала им пригвоздить тебя к стене!

Сидя, прислонившись спиной к поросшей травой дюне, он вынужден был задрать голову, чтобы смотреть на нее, когда она стояла подбоченившись и кричала на него. Лайла ожидала, что он, в свою очередь, разозлится, но выражение его лица неожиданно сделалось задумчивым.

– Знаешь, я думаю, что первое, что мне понравилось в тебе, – это твой горячий, вспыльчивый нрав. Ты сыпала проклятиями, когда свалилась в тот куст, а потом, когда я поступил совершенно по-джентльменски и одернул твои юбки, ты попыталась врезать мне по носу. Это было очаровательно, особенно для такой красотки. Мне всегда нравились женщины, в которых есть боевой дух.

Он пристроил кокос рядом с собой и медленно поднялся на ноги. От этого он оказался неожиданно близко, и теперь уже ей пришлось задирать голову, чтобы смотреть на него. Сумерки спускались на остров, солнце зашло, луна еще не встала, и единственными точками света были его глаза. Они сверкали в сгущающейся темноте. Внезапно встревоженная, Лайла попятилась.

– Боишься меня, да? – Он вдруг рассмеялся скрипучим смехом.

Она потрясенно поняла, что он в ярости. Резко схватив ее за руку, он потянул ее на себя, не дав сделать еще шаг назад. Чувствуя эту стальную хватку, не в состоянии освободиться, когда он притянул ее так близко, что между ними оставалось не больше пары дюймов, Лайла с испугом осознала, как он силен и как беспомощна она перед лицом этой силы. Он легко справится с ней…

– Тебе повезло, что моя мама вырастила меня джентльменом, ты это знаешь? Потому что мы здесь совершенно одни, больше нет ни души на этом проклятом острове, а мне до смерти надоело играть раба твоей сиятельной особы. Мне до смерти надоело, что ты смотришь на меня, будто съела бы, и дотрагиваешься до меня своими мягкими ладошками под тем или иным предлогом, а потом отскакиваешь, как от прокаженного, и смотришь так, словно меня поразит гром, если я дотронусь до тебя хоть пальцем. В опасную игру ты играешь, моя дорогая Лайла, и если б я не был джентльменом, то непременно поймал бы тебя на ней. Впрочем, может, я так и сделаю, если будешь продолжать в том же духе, поэтому предлагаю тебе держать свой ядовитый язычок за зубами, свой надменный маленький носик вздернутым кверху, а глаза и руки там, где им положено быть. Если еще раз обнаружу их на себе, то дам тебе именно то, о чем они просят!

Он говорил опасно тихим голосом, ровным и обманчиво спокойным. Лайла никогда еще не слышала у него такого тона и вначале стояла, оцепенев, когда он швырял в нее эти слова. Но под конец этой речи ее первоначальная нервозность и замешательство потонули в смеси унижения и чистейшей ярости.

– Ах ты, самодовольная скотина!.. – выдохнула она. – Как ты смеешь намекать, что я… что я… Когда мы попадем на Барбадос, я прикажу выпороть тебя плетью за такие слова!

– Ах вот как? – прорычал он, а потом рванул ее на себя и впился ртом в ее рот. От силы этого поцелуя ее голова запрокинулась к нему на плечо; ярость поцелуя разомкнула ей губы, и он резко и грубо ворвался ей в рот. Шокированная/и взбешенная, она вырывалась как безумная, но он был слишком силен для нее и со смехотворной легкостью сдерживал ее сопротивление. Она пыхтела, задыхалась, ее дыхание наполняло его рот, но все ее отчаянные удары и пинки действовали на него не больше, чем если бы она была ребенком, закатившим истерику. Он зажал ее руки, окружил ее своей волосатой, влажной от пота голой плотью и запахом мужчины. Рука с длинными пальцами зарылась в густую путаницу ее волос, обхватив затылок, и оттянула ее голову назад, чтобы облегчить доступ ко рту.

Никогда в жизни ее так не целовали! Так не должно быть – это неприлично, думала она. Порядочные мужчины не могут целовать так женщин, к которым испытывают любовь и уважение… Восторженный трепет удовольствия пронзил ее чресла, когда его язык коснулся ее языка, и тут Лайла совсем запаниковала.

Она укусила его. Прямо за вторгшийся язык. Укусила так сильно, что он вскрикнул и отскочил, прижав ладонь ко рту.

– Ах ты… маленькая стерва! – прорычал он, отнимая руку ото рта и глядя на свои пальцы со следами крови. Вскинув глаза, он вперил в нее разъяренный взгляд. Выражение его лица было таким взбешенным, что заставило бы и храбрых мужчин притормозить, но Лайла и сама была слишком зла, чтобы испугаться.

– Не смей больше никогда так обращаться со мной! – прошипела она, и пока он продолжал сверлить ее злым взглядом, развернулась, подхватила нижнюю юбку с песка и демонстративно зашагала прочь.

Ту ночь и следующую Лайла провела, съежившись под пальмой в стороне от взгорка. Как провел свои ночи Джосс, она не знала и не хотела знать.

Рассвет третьего дня на острове выдался жарким и ясным. Лайла съела кокосовый орех, попила из озерца, которое теперь превратилось скорее в лужу, и протерла лицо смоченным концом нижней юбки, все время настороженно ища глазами Джосса.

Наконец она заметила его стоящим почти по пояс в воде с заостренной палкой в руке. Пока она озадаченно наблюдала за ним, он молниеносным движением ткнул палкой в воду. Когда он вытащил палку, на ее конце она увидела извивающуюся рыбину. Торжествующе ухмыляясь, Джосс со своей добычей направился к берегу.

Лайла спустилась с пригорка. Не дай Бог, он снова обвинит ее в том, что она пожирает его глазами! Одного лишь воспоминания о его грубых оскорблениях и отвратительном поцелуе было достаточно, чтобы она запылала от гнева, а гнева было достаточно, чтобы стойко устоять против восхитительного запаха жареной рыбы, который скоро поплыл в ее сторону. Любопытство – не голод, сказала она себе, повлекло ее на вершину пригорка, где она легла на живот и тайком наблюдала за ним, словно была вражеским разведчиком. Он каким-то образом умудрился развести небольшой костер и жарил вычищенную рыбу на двух плоских камнях, установленных посреди костра. При мысли о горячей еде ее рот наполнился слюной, но она поклялась, что скорее умрет с голоду, чем попросит у него хоть кусочек. На острове достаточно кокосовых орехов. Она справится сама!

Остаток дня они провели, как и накануне, каждый на своей части берега, с мысом между ними в качестве своего рода нейтральной территории. Ближе к вечеру озерцо с пресной водой почти пересохло, и Лайла поняла, что больше нельзя откладывать и утром ей придется идти в глубь острова на поиски воды. Ей это не очень нравилось – мысль о том, чтобы отправиться в те густые заросли, особенно босой, была не слишком заманчивой, но деваться было некуда. Единственным утешением было то, что у Джосса вода тоже почти закончилась. Может, это он, а не она, наступит на ядовитую змею.

Джоссу удалось соорудить для себя прочную на вид хижину из пальмовых веток и лиан. Переведя взгляд со своего примитивного укрытия – несколько кусков дерева, прислоненных к стволу кокосовой пальмы, – на его крепкое сооружение, поставленное под свисающими ветвями джакаранды, Лайла почувствовала, как раздражение поднимается в ней на новую высоту. Она провела последние две ночи, дрожа от холода, даже укутывая плечи нижней юбкой и подтянув колени к груди. Просто поразительно, как дни, настолько удушливо жаркие, что она была вынуждена снять с себя корсет и нижнюю юбку, оставаясь в ужасно нескромном наряде, состоящем из тонкого платья и еще более тонкой рубашки, могли превращаться в такие холодные ночи. Свежий ветер, дующий по ночам с океана, насквозь продувал ее хлипкое укрытие. У нее было такое чувство, что ему в той его хижине вполне уютно…