Карен Робардс - Желание под солнцем

– Я не виляю задом, и у меня нет соблазнительного покачивания! – чуть ли не прорычала она.

– В самом деле? Тогда, пожалуйста, пройдись.

Под критическим взглядом Джосса Лайла прошлась. Хотя она очень старалась, чтобы тело ее оставалось при этом неподвижным, он все равно остался недоволен.

– Вот, надень-ка их, – сказал Джосс, беря сапоги рыжебородого. Прежде чем подать их ей, он бросил в один сапог плоский камень. Взяв сапоги, Лайла нахмурилась и автоматически начала выуживать камень. – Оставь его, – резко приказал он. – От этого ты будешь хромать.

Она оставила. Сапоги были огромными для ее маленьких ног, но камень, казалось, имел сверхъестественную способность вклиниваться под самую нежную часть подошвы. На этот раз, когда она прошлась, Джосс объявил, что почти удовлетворен.

– Ты все равно не похожа на мужчину, но полагаю, что лучше нам уже не сделать. Просто молись, чтобы пираты не нашли нас и нам не пришлось бы об этом беспокоиться.

– Не волнуйся, буду, – горячо отозвалась она. И молилась.

Следующие три дня Лайла с Джоссом провели, скрываясь от поисковых партий, которые обшаривали остров в поисках пропавших пиратов. Судя по интенсивности поисков, Джосс заключил, что по крайней мере один из мужчин был крайне ценен для корабля. Который из них и почему, он мог лишь догадываться.

Лайла чувствовала себя совершенно несчастной. Противно пахнущая грязь, которой Джосс неизменно измазывал обнаженные участки ее кожи, вызывала зуд и привлекала крошечных кусачих мошек, от которых она вся чесалась еще больше. Грудь постоянно болела под тугой повязкой, которой была стянута. В нескольких слоях одежды, которую она вынуждена была носить, ибо Джосс разрезал ее платье и соорудил поверх ее рубашки примитивную безрукавку, что еще больше скрывало ее пол, ей было невыносимо жарко. Страдания ее усугублялись и тем, что им приходилось постоянно передвигаться.

Только после наступления темноты они осмеливались воспользоваться относительным комфортом хижины и ослабить бдительность. Пираты, оказавшись людьми осторожными, сильно нервничали из-за исчезновения двоих из их числа. С наступлением ночи поисковые партии направлялись к своему кораблю и не появлялись до тех пор, пока на следующий день солнце не поднималось высоко в небе. Очевидно, пираты не рисковали бродить по неизвестному тропическому острову в свете факелов. Из того, что Джосс с Лайлой видели и слышали, большинству из них не особенно хотелось делать это и при ярком свете дня. Они искали своих товарищей по кораблю согласно приказу капитана, но без особого энтузиазма, поэтому избегать их было не так уж трудно.

В течение дня Лайла во всем слушалась Джосса, когда они играли с пиратами в прятки. Поскольку они действовали с умом, были осмотрительны и держали ушки на макушке, вероятность того, что их поймают, была невелика. По крайней мере Лайла на это надеялась. Но угроза обнаружения всегда присутствовала. Несмотря на свою напускную храбрость, которую она сохраняла ради Джосса – ведь он так восхищался ее смелостью, – Лайла большую часть времени была напугана. Она понимала, что если их обнаружат, шансы на выживание у них весьма малы. И это в том случае, если пираты будут убеждены, что она мужчина. Если же ее маскарад раскроется, они оба – и она и Джосс – обречены. Она знала, что он будет сражаться насмерть и умрет, защищая ее, а она… Оказаться во власти пиратов – это ужас, о котором она не могла даже думать без содрогания.

Только в ночные часы, в уединении хижины, Джосс позволял ей снимать свою маскировку. Говоря по правде, он не слишком охотно соглашался на это даже тогда, но, проведя больше четырнадцати часов в жутких неудобствах и мучениях, Лайла не собиралась слушать никаких его отказов. Если она не облегчит этот нестерпимый зуд, то просто сойдет с ума! Вдобавок к ее неприятностям от тугой повязки по спине и под грудью у нее пошла потница. Джосс смягчал сыпь, смазывая кремообразным соком одного растения, которое Лайла знала с Барбадоса и обнаружила дикорастущим на этом маленьком острове. Каждую ночь, когда сок делал свое дело, сыпь исчезала, только чтобы снова появиться на следующий день и опять доводить ее до умопомрачения. Поэтому когда безжалостное солнце сияло в их тропическом рае, Лайла чесалась и впадала в отчаяние.

Каким блаженством было снять с себя грязную одежду, которую она носила весь день, и умыться водой, принесенной для нее Джоссом в кокосовой скорлупе! Смыв грязь с кожи, она стаскивала с головы платок, промывала слипшиеся пряди, насколько это было возможно в небольшом количестве воды, и досуха расчесывала. Затем она надевала свою сорочку – единственный предмет женской одежды, который еще остался у нее, – и внезапно вновь становилась собой. Освобожденная от тугой повязки грудь ныла, но она была настолько счастлива снова оказаться в собственной шкуре, что почти не замечала этого.

В колдовские темные часы между закатом и рассветом они постигали все, что можно было знать друг о друге. Джосс знакомил Лайлу с ее телом и со своим, и она училась доставлять удовольствие ему и получать удовольствие самой. А после она лежала в его объятиях, и они разговаривали. В основном говорили всякий любовный вздор, но также о своем детстве и семьях, самых сокровенных тайнах и страхах. Единственное, о чем они не говорили, – о своем будущем. Оно было слишком неопределенным, чтобы заглядывать в него. Правда заключалась в том, что если они когда-либо вернутся к нормальной жизни, то у них не будет совместного будущего. Разумом Лайла это понимала. Но сердце… В эти ночи в объятиях Джосса Лайла влюбилась в него еще сильнее. Он был нежен и ласков с ней даже в порыве страсти, заставлявшей будить ее вновь и вновь и любить пылко, горячо и нежно. Он мог рассмешить ее, даже когда она дрожала от неистового желания, а раз или два – только раз или два – она поймала себя на мысли, что было бы чудесно, если бы они смогли выбраться с этого острова, если бы только она могла взять Джосса за руку, привести к отцу и объявить, что он тот мужчина, с которым она хочет прожить жизнь.

Но такое, разумеется, немыслимо. Во-первых, вполне возможно, они вообще никогда не выберутся с этого острова, живые или мертвые. А во-вторых, даже если это удастся, отец ни за что на свете не примет Джосса.

Но когда она лежала в его объятиях, положив голову ему на плечо, гладя пальцами теплую кожу руки и они говорили обо всем и ни о чем, единственной реальностью были они двое. Она любила его и думала, что и он любит ее, хотя никогда не произносил этих слов, а она не настаивала. Она боялась, что если спросит, эти слова повлекут за собой обсуждение их будущего, которого она так страшилась. Она пришла к осознанию, что Джосс, несмотря на всю его силу, безнадежный романтик. Казалось, он просто не мог постичь, насколько огромно и непреодолимо препятствие между ними.

Стеснительность Лайлы перед Джоссом тоже проходила, хоть и медленно, но неуклонно. К утру четвертого дня она уже почти совсем не чувствовала смущения из-за своей наготы. Перед наступлением рассвета каждого дня она облачалась в свой ненавистный костюм. В то четвертое утро, когда он смотрел на нее с мимолетной улыбкой, играющей в уголках губ, Лайла заплела и закрутила волосы, затем стащила сорочку через голову. Собственнический блеск появился в его глазах, когда она взяла ткань, чтобы бинтовать грудь. Сев, он остановил ее и поцеловал оба соска, коим вскоре предстояло быть сдавленными.

– Давай я, – сказал он, забирая у нее ткань.

– Жестокий варвар!

Он усмехнулся и поцеловал ее на этот раз в губы. Поморщившись, Лайла подняла руки. Джосс туго обернул полоски вокруг груди, в какие-то несколько мгновений превратив се из соблазнительной женщины в плоскогрудого юнца. Пока она надевала остальную одежду, он натянул бриджи и вылез наружу. Когда Лайла появилась из хижины, он стоял на краю прогалины и хмурился, глядя в глубь острова.

– Что случилось? – спросила она, подходя к нему и вглядываясь в буйные заросли переплетенных стволов и лиан, которые тянулись перед ней, насколько хватало глаз.

– Слышишь птиц? Пираты этим утром поднялись рано и, судя по звукам, направляются сюда. Нам надо уходить.

Птицы кричали гораздо громче обычного, потрясенно осознала Лайла. Сама она никогда бы не заметила. От уже знакомого прилива страха появился металлический привкус во рту, когда Джосс взял ее за руку и потащил за собой через джунгли, подальше от предостерегающих криков птиц.

Знакомая утомительная игра в прятки с пиратами началась снова.

Позже тем днем Джосс с Лайлой, лежа на животе в высокой траве, покрывающей вершину утеса, под навесом, образованным переплетающимися ветвями деревьев и лианами, прикрывающими их от яркого полуденного солнца, наблюдали за происходящим на берегу под ними.

Кренгование пираты закончили два дня назад. Корабль, который Джосс определил как бригантину из-за его квадратных мачт, снова был на плаву и стоял на якоре в сапфировых водах бухты. Маленькие гребные шлюпки время от времени курсировали между судном и берегом, перевозя людей и материалы в оба конца. «Магдалена» – название бригантины было написано неровными черными буквами на носу – казалась безлюдной. Большая часть экипажа, по всей видимости, сошла на берег рано утром для усиленных поисков пропавших пиратов, что, как Джосс неохотно признался, беспокоило его. Как он сказал Лайле, ни один пиратский экипаж не захочет продлить свое пребывание в такой узкой бухточке. Корабль, стоящий на якоре в таком месте, фактически беспомощен. Другой корабль, подошедший с моря, поймает его в ловушку прежде, чем тот успеет поднять паруса. «Магдалену» могут захватить даже без единого выстрела.

Если капитан ставит свой корабль в такое положение, откладывая отплытие на несколько дней, значит, пропавшие моряки им действительно нужны.

В этот день поиски, похоже, сосредоточились на дальнем краю острова, где жили Лайла с Джоссом, поэтому здесь они чувствовали себя в относительной безопасности. Настолько, что Лайла даже немного вздремнула.

– Мы ж уже здесь смотрели!

Услышав эти раздраженные слова, Лайла оцепенела. Джосс резко обернулся назад, в ту сторону, где едва заметная тропинка вела с берега вверх, извиваясь по склону утеса.

– Черт, как сказал капитан, оттуда виден весь берег. Может, они свалились с утеса и их смыло в море. Их тела в любое время может выбросить волной. И тут-то мы и найдем их.

Голоса звучали совсем рядом, быть может, футах в двадцати ниже. Лайла не могла поверить, что пираты подошли так близко и ни она, ни Джосс не услышали их приближения.

Он жестом велел ей молчать, затем повернулся и пополз туда, где с почти плоской вершины утеса была видна тропинка. По-пластунски он подполз к краю и выглянул. Осторожно, передвигаясь на четвереньках, Лайла последовала за ним. Должно быть, они оба задремали, если не слышали, как подошли пираты.

– Капитан Логан решительно настроен отыскать Макафи, иначе мы бы подняли паруса еще вчера утром.

Говорящий был щуплый, неопрятный тип в ярко-желтых панталонах и рубашке в оранжевую полоску. Подъем был крутым, и он пыхтел и отдувался.

– Этот бортовой журнал, который мы забрали с «Сестрички Сью», бесполезная штука, если его некому читать, да? А Макафи единственный, кто знал, как его читать.

Второй пират был моложе и крупнее, хоть и не менее потрепанный и не так запыхался. Лайла нахмурилась, глядя на них. Когда она думала о пиратах, то представляла себе богатую добычу и сундуки с золотом и драгоценностями, делимыми поровну между членами команды. Но, судя по виду этих двоих, если у них и имелись драгоценности и золото, они не тратили их на одежду или личные вещи.

– Ну и чего? Кому надо его читать? Раньше мы же прекрасно обходились без него. Капитан может выбирать направление по звездам. За каким шутом ему нужен этот дурацкий журнал?

Тот, что помоложе, начал что-то говорить, заколебался, затем осторожно огляделся. Убедившись, что они с его компаньоном на утесе одни, продолжил, понизив голос:

– Если я скажу тебе кое-что, Сайлас, ты должен пообещать, что никому не проболтаешься. Капитан сдерет с меня шкуру, если узнает, что я слышал, как он говорил с Макафи.

– Про что?

– Ну… – Пират снова заколебался, явно не уверенный, что стоит раскрывать секрет.

– Да ладно, Спир, ты же знаешь, что можешь мне доверять. Сайлас Хэнкс не трепач и никогда им не был.

– Ага. В общем, капитан, кажется, слышал про какой-то клад. Я так понял, что он спрятан в пещере на каком-то острове, отмеченном в том журнале. Туда-то мы и должны были направиться, закончив кренгование. Да только Макафи пропал, а больше никто не может ни бельмеса разобрать в этом треклятом журнале. Потому-то капитан так рьяно и ищет Макафи.

– Клад, вот оно что. А наш капитан – скрытный малый. Я бы нипочем не догадался ни о чем таком. Знаю только, что уж Подлизу мы точно не ищем. Пропажа этого рыжего сукина сына – невелика потеря. Если он и сделал какое полезное дело, я не видел.