Лоуренс Сандерс - Желания Элен

– Вы находите, что эта пропорция справедлива и для мужчин Нью-Йорка?

– В Нью-Йорке, может быть, даже девяносто пять процентов. Но давайте поговорим о вас, Джоу. Что было у вас интересного в жизни?

– О, нет, – запротестовал он. – Это скучно. В моей жизни случалось гораздо меньше интересного. Она была долгой, но не такой насыщенной. Пожалуйста, расскажи мне еще.

Он скатал свои шелковые носки в маленькие шарики и засунул их в ботинки.

– Хорошо, – сказала она, обхватив свои колени. – Как на исповеди. Я не вспоминала об этих вещах давным-давно. Ну… я встречалась с разными парнями, приходившими в «Китти Кэт», и мне было очень весело.

– Был ли там какой-нибудь человек, который был вам особенно приятен?

– Было несколько, которые мне были интересны – по разным причинам. Был такой Джо Фоссли, владелец гаража. Он был пожилой – годился мне в отцы.

– Тебе нравятся пожилые мужчины?

– Пожилые мужчины? Конечно. И молодые мужчины, и те, что не относятся ни к тем, ни к другим. При чем здесь возраст?.. Затем был Эдди Чейз, парень, с которым мы вместе учились в школе. Он работал в мебельном магазине своего отца и у него была своя машина. Нам было очень весело вместе, но ничего серьезного. Эдди не собирался жениться – он просто валял дурака в ожидании, когда его призовут в армию. Потом появился коммивояжер, оказавшийся у нас проездом. Его звали Сми Джон Смит. Я знаю, это звучит смешно, но его действительно так звали. Он показывал мне свое свидетельство о рождении и водительские права.

Он расстегнул золотые запонки на манжетах своей полосатой рубашки и осторожно сложил их в маленькую кожаную коробочку, стоявшую на трюмо. И начал медленно развязывать галстук. Элен наблюдала за ним, несколько озадаченная этим странным ритуалом.

– И что за человек был этот Джон Смит?

– Странный человек, действительно странный. Ему было под сорок, маленький толстяк, почти лысый, со вставными зубами. Он жил отдельно от своей жены.

– А что в нем было такого странного?

– Ну, Джонни выглядел в точности, как коммивояжер. Я имею в виду, что он вечно обменивался шуточками с другими мужчинами за обедом, носил в нагрудном кармане авторучку и сигары, любил пошуметь и выпить. Но когда я приходила к нему на свидание, он совершенно преображался. Он становился спокойным, внимательным и очень нежным. Отличным парнем, просто отличным парнем. Мы ехали по шоссе в какой-нибудь мотель и там, о боже, этот парень был лучшим из всех. Этот маленький, толстый, лысый, немолодой парень был лучше всех. Он показал мне, что такое настоящий секс.

Джоу Родс замер, до половины расстегнув рубашку.

– Ты говоришь это для того, чтобы придать мне уверенности?

– Неужели мужчина, который способен снять женщину вдвое младше него в Нью-йркском историческом обществе нуждается в поддержке? Не говорите глупостей. Нет, я просто хочу сказать, что гуляла с мальчиками с девяти лет. И к тому времени, когда я встретила старого Джонни, я уже знала, что к чему. Но для меня это никогда ничего не значило. Знаешь, вроде как почесать зудящее место, не более того. Но для Джонни это значило очень многое. В этом была вся его жизнь – он жил ради этого. И он показал мне, что это такое. Я многому научилась у него, но это было больше, чем просто секс. Джонни был первым мужчиной из всех, с кем я до этого спала, который дал мне почувствовать, что я нужна, что я желанна, что я составляю с ним единое целое. Не просто любая женщина, а именно я. Понимаешь, о чем я?

– Да, Элен. Мне кажется я понимаю.

Он выпутался из петель своих шелковых подтяжек, снял рубашку и встряхнул ее. Затем повесил ее на ручку дверцы шкафа. Он остался в легкой бежевой нижней рубашке с короткими рукавами и тремя пуговицами на вороте.

– А что ты делала до того, как стала официанткой в «Китти Кэт»?

– До этого? Ну, целый год после школы я жила дома и помогала матери по хозяйству. Она очень болела после того, как умер мой отец. У меня есть три брата, все старше меня. Альфред к тому времени уже женился и жил в Калифорнии. Средний, Эрл, служил в армии. Его призвали в сорок восьмом. И все еще служит. Теперь уже капитан. Сейчас он во Вьетнаме. Но он в хозчасти, так что я не думаю, что он подвергается большой опасности. Льюис, это младший, закончил школу на год раньше меня. Он работал в банке. Так мы и жили на то, что зарабатывал Льюис и на страховку отца. Иногда Эрл присылал нам какие-то деньги из своего армейского довольствия.

– У тебя было счастливое детство?

– О, да! Да, очень счастливое. Мы жили на ферме под Лоуер Хотчкисс. До того как умер отец, они с дядей, это брат отца, вели хозяйство, а мои братья им помогали. Да, весело было. Мой отец и дядя любили работать, но и отдохнуть были не прочь. Они любили посмеяться и вечно шутили.

– И как же они шутили?

– О, боже, Джоу, я тебе наверное уже до слез надоела со всей этой ерундой.

– Нет, вовсе нет. Мне доставляет это огромное удовольствие. Мне очень интересно. Пожалуйста, не останавливайся.

– Хорошо. Ну, ты наверное представляешь, какие шутки отпускают фермеры. Однажды дядя привез мне маленького хорошенького кролика из города. Такого белого крошечного кролика. Я не знала, что он купил еще четырех белых кроликов, один другого больше. Каждое утро в течении четырех дней он тайком пробирался к клетке, вынимал оттуда кролика и клал на его место кролика побольше. Таким образом мой кролик с каждым днем становился все больше и больше. Я была так потрясена этим, что таскала его с собой повсюду и показывала соседям. Через четыре дня, когда он стал совсем большим, дядя дал обратный ход, и мой кролик начал уменьшаться с каждым днем. Боже, я не понимала, что происходит. Я боялась, что он станет совсем маленьким и исчезнет. Я заплакала, и тогда мой дядя обнял меня, поцеловал и рассказал мне все, а затем отдал мне остальных кроликов. Вот такие были шутки.

Он снял нижнюю рубашку через голову. У него было худое, бледное, безволосое тело. Соски напоминали две крошечные блеклые розы. Элен была очарована.

Он достал из шкафа темно-бордовый шелковый халат, одел его, завязал пояс, повернулся к ней спиной и стал снимать брюки и трусы под халатом.

– Может быть, я в чем-то ошибаюсь, но по-моему у нас был очень счастливый дом. Мои родители любили шумные компании. Каждое воскресенье к ужину собиралась куча народу. Если погода была хорошей, ужинали на поляне перед домом. Люди приносили с собой разные кушанья. Печеные бобы, картофельный салат, салат из огурцов, пирожки с орехами, шоколадный пирог, иногда большой окорок. Каждая женщина готовила то блюдо, которое ей лучше всего удавалось. Мой дядя играл на мандалине, а мой брат Эрл играл на гитаре. Веселья хватало. Братья приглашали своих девушек. Это было здорово. Мы пели песни. Никто даже не предполагал, что случится вскоре.

– А что случилось?

– Мой дядя и отец поехали по делам в город. Наверное, выпили там немного. На обратном пути они попали в катастрофу и оба погибли.

– Ты любила своего отца?

– О, боже, да! Очень. И дядю. Они были настоящие мужчины. Настоящие мужчины – ты понимаешь? Совсем не такие, как в Нью-Йорке.

– Да, я представляю.

– Нет, ты не представляешь. Ты не можешь этого понять, если ты не женщина. Они были настоящие мужчины. Даже мои братья уже не такие. Немножко похожи, но уже не такие. Я думаю, таких мужчин больше нет. О черт, да что об этом говорить!

Он поставил свою рюмку на столик рядом с кроватью. Затем мгновенным, неуловимым движением скинул на пол халат и голый скользнул под простыню рядом с ней, но не касаясь ее. Это случилось так быстро, что она не успела ничего разглядеть. Он промелькнул перед нею белым призраком. Он прикурил «Голуаз», а она свою сигарету с фильтром.

Стемнело. Через стеклянную крышу спальни ей показалось, что она видит звезды. К потолку поднимались клубы дыма. Где-то едва слышно играла музыка. Это был марш Джона Филипа Соузы «Звезды и полосы навсегда» note 5.

– Что произошло после того, как погибли твои отец и дядя?

– Что произошло? Ох… все пошло прахом. Альфред женился и переехал в Калифорнию. Эрл отправился в армию. Мама просто слегка и мы продали почти всю нашу землю. Все, за исключением дома. Все пошло прахом.

– А какая была твоя мать?

– Мама? У нее были очень красивые глаза. Она была очень хорошая. Работящая. Никогда не жаловалась. Бог мой, сколько она работала! Она не смеялась так громко, как отец, но она как-то незаметно отводила взгляд, и мы знали, что она смеется про себя, не желая, чтобы кто-нибудь это видел. Она была гораздо спокойнее отца и дяди Барни. Она позволяла им шуметь, петь песни и дурачиться. Но она заправляла домом. Это она связывала всех нас – до тех пор, пока не умер отец. Затем она изменилась. Она почти не разговаривала и никогда не улыбалась. Затем она умерла. Может быть, вы думаете, что таких женщин тоже больше нет. Возможно, вы правы.

– Какой ты была в детстве, Элен?

– О черт, просто кожа да кости. Носилась как сумасшедшая. Коротко стригла волосы, носила штаны и старалась ни в чем не отставать от своих братьев. Меня нельзя было назвать хорошенькой маленькой девочкой. Полагаю, я доставляла матери много хлопот. Она пыталась что-то сделать, но потом отступила, сказав, что такова моя судьба – быть сорванцом.

Он повернулся, чтобы затушить сигарету, затем забрался поглубже в постель и натянул простыню до самого подбородка. Тыльной стороной ладони он коснулся ее обнаженного бедра. Рука была прохладной и мягкой.

– Ты хорошо училась в школе?

– Средне, я бы сказала. Если меня что-нибудь интересовало, я получала неплохие отметки. История, экономика и тому подобные вещи вызывали у меня отвращение, поэтому с ними я была не в ладах. Но я влюбилась в нашего учителя естествознания и здесь у меня все шло замечательно. Еще я ходила в драмкружок. У нас там не хватало мальчиков, и когда мы ставили «Отелло», я играла Яго. Почему ты смеешься?

– Гм… Да так. А как к тебе относились одноклассники?

– Я бы сказала, что мальчишкам я нравилась, а девчонкам не особенно. У меня хватало кавалеров. Мальчишки за глаза называли меня – шалава. Они думали, я об этом не знаю, но я знала. Мои братья всякий раз лезли в драку, едва заслышав это.

– А что они имели в виду под «шалавой»?

– Милый, ты откуда родом?

– Я родился и вырос в Нью-Йорке. А что?

– Иногда мне кажется, что ты свалился с другой планеты, таких пустяков не знаешь. Если хочешь знать, они называли меня шалавой, потому что думали, будто я всегда готова… лечь с кем-нибудь.

– В самом деле?

– Конечно.

– Господи, помилуй! Элен, кто был вашим первым… вашим первым…

– Моим первым парнем? Эдди Чейз. Это произошло на лесопилке. Боже, я потом вытряхивала пыль из ушей недели две.

– Сколько тебе тогда было лет?

– Мне было тринадцать, а Эдди четырнадцать.

Кончики его пальцев осторожно дотронулись до ее бедра и замерли. Она повернулась к нему и поцеловала его в белое холодное плечо.

Потом откинулась на спину и стала смотреть, как ночь входит в комнату.

– Знаешь, дорогой, – сказала она сонно, – сегодня замечательный день, и я хотела бы сделать тебе подарок. У меня есть замечательный маленький попугай. Уверена, ты его полюбишь. Я сама его люблю, но я редко бываю дома и мало забочусь о нем.

– О, Элен, я не могу.

– Я даже принесу тебе клетку.

– А попугай говорит?

– Он знает несколько простых, но очень многозначительных фраз. Он очень сообразительный. Я уверена, ты многому сможешь его научить.

– Спасибо, Элен, но я не думаю…

Он замолчал.

– Джоу? – позвала она.

Он молчал.

На мгновение ее охватил страх, и она вспомнила, как он рассказывал о своем слабом сердце. Но приложив ухо к его груди, она услышала размеренные удары. Она склонилась к его губам и почувствовала запах вина, шампанского, коньяка и чеснока. Она улыбнулась.

– Спокойной ночи, дорогой, – сказала она вслух и поцеловала его в лысину.

Потом встала и оделась. Ему она написала записку, в которой поблагодарила за замечательный день и оставила свои служебные и домашние телефоны и адреса.

Она вытащила крошечную розочку из петлицы его пиджака и задумчиво жевала ее, спускаясь по лестнице.

Элен Майли вошла в офис «Свансон энд Фелтзиг, Паблик Релейшенз» в девять часов двадцать четыре минуты утром в понедельник. Сьюзи Керрэр сидела на секретарском месте, шумно всхлипывая в скомканный платок.

– Что случилось, детка? – встревоженно спросила Элен. – Опять залетела?

Сьюзи всхлипнула.

Чуть приподняв миниюбку, Элен присела на край стола Сьюзи.

– Ладно, – сказала она. – Перестань плакать. Это не конец света.

Сьюзи продолжала всхлипывать.

– Прежде всего пойти к доктору и удостоверься, – посоветовала Элен. – Затем я дам тебе адрес одного замечательного человека в Бруклине. Он дает пенициллин и даже приглашает потом на осмотр. Как у твоего парня с деньгами?