Все соответствовало рассказу Корнелла. Командора нельзя было назвать красивым. Он был солидным; казалось, ему все подвластно. Он был молод, но в нем уже чувствовалась сила и даже мощь, которая произвела впечатление на Тренди при их первой встрече. Ослепительное очарование Ирис отступало на второй план, и оставался только он, немного отстраненный, возможно, даже измученный, склонившийся к ее обнаженному плечу. Фотография была сделана на фоне моря, летом. Летом на «Дезираде». На другом снимке, в еще более популярном журнале, Ирис была запечатлена в окружении друзей. Она спускалась по узенькой тропинке, ведущей в бухту. Ее холщовые туфли, должно быть, скользили по камням, и она опиралась на руку Дракена. Он улыбался, как на самой первой фотографии. Вся компания была одета по-пляжному в шорты, халатики, купальники. Позади виднелись люди, игравшие на песке в мяч. Это была бухта, в которой Тренди во время своих первых прогулок обнаружил «Короля рыб». Корабль и тогда стоял на том же месте, пришвартованный к маленькой пристани — высокий стройный силуэт, расплывчатый, немного призрачный. И еще можно было узнать человека, чей портрет висел в гостиной «Светозарной»: капитана Ван Браака.

Тренди не мог оторваться от журналов, рассматривая снимки и внимательно читая каждую страницу, боясь пропустить какое-нибудь фото, какую-нибудь подпись. «Дезирада» была красива, и были капитан, «Король рыб», Ирис, молодой Командор. В те времена там, на месте бурь, ужасов, продуваемых ветром пустошей, устраивались праздники, звучал смех, затевались игры, прилипала к телу тысячами блестящих пятнышек слюда, целовался с песком океан. Купальники того времени, больше похожие на коротенькие платья с декольте, прекрасно обрисовывали бюст Ирис. Длинные стройные ноги, небрежно отброшенные за плечи волосы — она напоминала Юдит даже в своей наготе. Иногда среди взрослых мелькала маленькая девочка, долговязая, белокурая, неопределенного возраста, серьезная, немного грустная, словно уже позабывшая детские мечты и втянутая во взрослые игры. Это была Рут, с длинными косами и узкими бедрами. Она играла в море, и на ее презрительном личике угадывался затаенный гнев.

Близился момент, когда Нюманс, оторвавшись от своих книг по магии, должен был прийти к Тренди и сказать: «Пойдем. Теперь надо поспать». Впрочем, чаще это говорил Тренди, устававший обычно первым. Именно он отправлялся за Нюмансом в комнатку справа от большого зала, где тот запирался, чтобы без помех почитать колдовские трактаты.

Тренди нехотя поднялся, не в силах закрыть журналы. Он разложил их на длинном библиотечном столе и теперь перелистывал, всматриваясь в лица, запечатленные на глянцевой бумаге. Внезапно он почувствовал чье-то присутствие и вздрогнул. Впрочем, сперва он уловил запах: запах ванили и экзотических фруктов, которыми пахли простыни с тех пор, как у него поселился Нюманс. Еще не успев повернуться, Тренди уже понял, что это Берениса. А та уже наклонилась над журналами:

— Ты видел эти платья?.. Восхитительно!

На ней были облегающее платье с глубоким вырезом на груди и разрезом на бедрах и манто из искусственного белого меха.

— Вам бы надо надеть что-нибудь более теплое. В этом году зима ранняя…

— Я сильнее зимы…

Тренди попытался предложить ей свой шарф. Берениса расхохоталась:

— Нет, а то ты сам замерзнешь! А потом твой шарф…

И она снова рассмеялась. Тренди подумал, что она все больше напоминает Нюманса: те же всплески внезапной радости, та же спонтанная фамильярность.

— Мой шарф?

— Нюманс говорил, ты никогда с ним не расстаешься. И что у тебя есть еще штук десять запасных…

— А что он еще тебе говорил?

Его раздражение, похоже, удивило Беренису. Она отстранилась от него и сбросила свое манто:

— Да успокойся… Ты слишком чувствителен. Разумеется, Нюманс рассказал мне все.

— Разумеется? А по какому праву?

— Ты его друг. А я его подруга. И даже больше. Я его волшебница.

— Его волшебница!

Тренди схватил шарф и намотал его Беренисе на шею. Он разозлился из-за того, что Нюманс позволил ей прийти в библиотеку, и еще из-за того, что тот рассказал Беренисе его историю. «Дезирада», Юдит — это была история для мужчин. И этой голой танцовщице, возомнившей себя колдуньей, нечего совать нос в его дела.

Он бросил на нее сердитый взгляд. Она выдержала его, и вскоре Тренди сдался. Впрочем, он пасовал перед всеми женщинами. И уже не упрекал себя за это. Дело было не в красоте Беренисы, а в ее манере быть красивой. По правде говоря, на его вкус она была слишком худой, долговязой и мускулистой, но держалась очень прямо, немного выдвинув вперед шею, с какой-то вызывающей уверенностью. Ее платье было совсем легким, и ему, как и в прошлый раз, были прекрасно видны ее груди; однако она держалась так неприступно, что невозможно было представить, что она только что танцевала голой перед мужчинами.

— Это те самые фотографии? — спросила Берениса, вновь склонившись над журналами. — Ты нашел все, что хотел?

Тренди вздохнул. Внезапно на него навалилась усталость.

— Эта женщина, брюнетка, вот здесь — кто она? А кто он?

Нюманс, вероятно, оказался превосходным рассказчиком, поскольку Берениса безошибочно указала внизу страницы на фото Ирис и Командора.

— Не знаю, — ответил он, не глядя на снимок. — Пора уходить. Если мы задержимся, Нюманс заскучает.

— Нюманс никогда не скучает. Ты же понимаешь, что здесь у нас есть друзья. Как, ты думаешь, я сюда вошла?

— Где Нюманс?

— Скоро придет. Хочет закончить свою книгу. И не хочет, чтобы я ее видела. Сказал, что это слишком сложно, что я еще не готова читать плохо сформулированные заклинания, что я могу потерять свой дар. Он просил подождать его здесь, с тобой. Расскажи мне о Командоре. Расскажи, что ты обнаружил. Брюнетка, там…

— Брюнетка? Которая?..

Тренди посмотрел через плечо Беренисы. От нее вкусно пахло ванилью и чем-то другим, естественным, ее собственным запахом, ароматом ее нежной, темной кожи.

— Вот, — Берениса ткнула в кого-то унизанным кольцами указательным пальцем.

Тренди вздрогнул. Этот снимок он пропустил. Не надо было даже рассматривать наряды, чтобы понять — этот снимок был сделан уже после Ирис. Тем не менее это были вилла на Лаго-Маджоре, статуи, сады террасами и все те же лица, те же мужчины. Они постарели. Тренди показалось, он узнал Сириуса, Леонара, Дракена. Но они стояли на заднем плане, и судить было трудно. Зато не оставалось никаких сомнений относительно женщины, которую они окружали как почетная стража. Это была Анна Лувуа. Она сияла, как некогда Ирис, улыбалась, тоже казалась опьяненной счастьем. Сколько же времени прошло со смерти той, другой? Лет десять, возможно, пятнадцать. Командор стоял позади нее, но это был уже совсем другой человек. От молодости не осталось и следа. Его глаза потухли, волосы начали седеть. Однако его лицо было спокойным. Солнце освещало озеро и сады. Но Командор больше не нуждался в свете. Он выбрал тень. И держался в ней.

Тренди прочитал подпись. Как и раньше, в ней были одни намеки. Имя Анны Лувуа не называлось. Впрочем, в следующих номерах Командор был запечатлен на коктейлях и пати в компании других юных женщин, скороспелых актрис, становившихся звездами на один сезон. Затем появились новые женщины, еще более юные и ослепительные.

Тренди закрыл глаза и навалился на стол. Как и в день приезда у него ушла почва из-под ног.

— Закрывай журналы, сказал он Беренисе. — Пора уходить.

Тренди указал в сторону коридора, где раздавались неторопливые шаги Нюманса. Берениса, похоже, их не услышала.

— Да он просто купается в женщинах, — наконец сказала она, запахнув на груди манто. — И он никогда не фотографируется на солнце, на пляже, в купальном костюме!

Это была истинная правда.

— … Можно подумать, у него нет тела. Или он что-то скрывает. Пятна, крылья. Крылья летучей мыши…

Подобно Нюмансу, Берениса произносила слова, словно пела песню, невозможно было с ней спорить. Она рассмеялась, но вдруг стала серьезной. Задумчиво побарабанила пальцами по фотографии Ирис, единственной, на которой жених с невестой были запечатлены в кругу друзей, и вздохнула:

— Бедный Командор.

— Бедный Командор?

Тренди был потрясен до глубины души. Сочетание двух этих слов возмутило его. Это звучало как непристойность.

Берениса продолжала рассматривать снимок, теперь указывая пальцем на певицу:

— Она была красивой, эта девушка. И у нее были красивые платья…

Но Тренди больше не видел Ирис. Он смотрел на удрученное лицо молодого Командора и удивлялся, как не заметил этого раньше. Ирис подалась навстречу фотографу, выставив декольте. Было лето, светило яркое солнце. Командор хотел было последовать ее примеру и тоже принять какую-нибудь забавную позу, но в последний момент его левая рука шевельнулась, словно он попытался одним прыжком выскочить из кадра, но его придержал какой-то молодой человек в огромных очках, с немного расплывчатым лицом, похоже, тоже боявшийся солнца. Лицо Командора было измученным, он страдал, это было ясно, он терзался, его раздирали противоречивые чувства. И дело было не только в том, что он боялся солнечного света, это было глубже, яростнее, словно в нем боролись некие силы, сталкивавшиеся на протяжении долгого времени.

Появился Нюманс.

— Надо уходить, — сказал он. — Уже поздно.

Берениса продолжала рассматривать фото в журнале.

— Дом просто ужасный, — заметила она. — И никогда не показывают, как он выглядит сзади. Какой он с другой стороны? Ты его видел?

Тренди никогда об этом не думал. «Дезирада» существовала для него только с фасада, словно некая театральная декорация, где он выглядел чужаком. И куда на свою беду он захотел проникнуть. Он чувствовал, что больше никогда не будет прежним. Он даже не знает больше, чего ищет. Другую сторону самого себя, быть может. Как неизвестный фасад этого дома, с которого все и началось.

— А что они сообщают о смерти этой певицы? — спросил Нюманс. — Ты уже нашел?

— Почти ничего. Я искал в ежедневных изданиях — то же самое. Ничего, кроме того, что рассказал мне Корнелл. Нечто вроде некролога, везде одинакового.

Тренди раскрыл один журнал и показал Нюмансу маленькое сообщение в траурной рамке, помещенное следом за кратким перечнем событий в мире. Оно было более чем лаконичным. Куда пропали лиризм и пылкие метафоры, которыми несколькими месяцами раньше осыпала пресса удивительный голос «Соловья с островов»? Не упоминалось ни о свадьбе, ни о свадебном путешествии, ни о Командоре, ни даже об обстоятельствах гибели. Только указывалось, что смерть произошла в результате несчастного случая: «На Рокаибо, одном из Зондских островов, родине певицы» И все.

Тренди взял пальто. Аккуратный Нюманс как обычно отправился расставлять журналы по полкам. На длинном столе осталось только несколько журналов более позднего времени. Как и в журналах, обнаруженных Тренди в мастерской Юдит, он увидел в них Дракена, Сириуса, Леонара, а еще Барберини, Эффруа, Альфаса и, наконец, Констанцию фон Крузенбург.

— Она мне не нравится, — заявила Берениса.

— Это оперная певица, — сказал Тренди.

— Знаю. Весь мир знает. Весь мир ее обожает. Кроме меня.

— Но ее голос…

— Мне все равно.

— Ты ошибаешься. Я слышал ее. Она…

— Знаю, божественна. Но я бы предпочла услышать другой голос, — перебила его Берениса.

— Какой?

— Первой женщины.

Тренди надолго замолчал. Непрерывная болтовня Беренисы и ее категоричные утверждения окончательно сбили его с толку.

— Вероятно, есть ее записи, — пробормотал он наконец.

Но Берениса его не слушала. Ее указательный палец скользил по другой фотографии.

— А вот это лицо кого-то мне напоминает… — Вероятно, Берениса была немного близорука, потому что склонилась пониже. — Ну, конечно, я его знаю… Это Скрип-Скрип.

Ничего не понимая, Тренди взглянул на фотографию. Берениса показывала на Дракена.

— Да, это Скрип-Скрип. Думаю, он музыкант. Все время приходит на меня посмотреть. Приходит всегда очень поздно, на второе выступление, в час ночи. Он имеет право заходить за кулисы и часто заглядывает ко мне в гримерку. Мы подолгу разговариваем. Он меня ни о чем не спрашивает и никогда ничего себе не позволяет. Он мне нравится. Он ходил уже в «Наслаждения». А теперь вслед за мной перешел в «Нефталис». Но какой же он болтун! Потому я и прозвала его Скрип-Скрип.

Тренди захотелось показать ей один из первых журналов, но он вспомнил, что их уже убрали. Вернулся Нюманс. Он взял последние журналы и отнес их на место. Теперь все было в порядке. Прошлое и его призраки вернулись спать на полки, скрыв свои тайны между страницами.