Тия Дивайн - Желанная

Плантация Оринда, Луизиана, весна 1854 года

Еще клубился утренний туман, когда сквозь его клочья, из-за завесы «ведьминых волос», заслонявших собой вид на береговую линию, появилась она.

Ее появление было столь неожиданным, что показалось сном. Он и понятия не имел, кто она такая. Она не была похожа ни на кого из виденных им доселе, но была именно такой, как в его мечтах выглядела женщина, которую он всегда хотел.

Она была красива. Ее тело, казалось, срослось с телом коня. Рука незнакомки держала поводья с уверенной мягкостью. Промокшая насквозь тонкая юбка плотно облепила ноги, крепко сжимавшие круп коня. Золотые волосы развевались у нее за спиной. Любой мужчина мечтает о такой женщине. Но если такая красотка попадается ему на пути, то она становится мукой, терзающей сердце и душу.

Может, все это ему привиделось?

Он медленно двигался среди толстых стволов деревьев, обросших мхом, несмело приближаясь к ней. Наблюдал за каждым ее движением с почтительным восхищением. Не успел конь остановиться на лужайке перед домом, как она спрыгнула на пожелтевшую траву и замерла, глядя на облупившийся фасад Оринды.

Она была очень мила. Точеный профиль, розовая кожа, пронизанная розовато-серым светом раннего утра. Выражение лица – воплощенная скорбь. Так смотрят на медленно умирающего близкого человека. Все было именно так, как ему грезилось: женщина его мечты должна была чувствовать ту же щемящую боль при виде Оринды, которую испытывал он, когда вернулся сюда через двадцать лет скитаний.

Она начала медленно подниматься к вершине холма, на котором стоял дом с облупившимися колоннами, которые, словно множество часовых, окружили его со всех сторон. Когда-то они служили украшением круговой веранды.

Оринда не была тем имением, которое могло бы принадлежать обедневшему отпрыску знатного рода, стремящемуся вернуть семье былое благосостояние путем удачного брака. Этот некогда роскошный дом был тем уютным гнездом, о котором он грезил всякий раз, когда думал о возвращении сюда. И вот тогда, когда женщина его мечты взошла на веранду и опустилась в кресло-качалку, задумчиво глядя на восток, туда, где над бухтой поднималось солнце, он подумал о том, что именно так должна проводить утро та, что приходила к нему во сне.

Он приближался к ней медленно, крадучись, словно боялся вспугнуть. Она сидела неподвижно, сложив на коленях руки. Все в ней дышало покоем, и лишь глаза цвета синего утреннего неба сияли жизненной энергией.

Он слышал ржание коня и щебетание птиц, он вдыхал запах земли, покрытой мхом, и этот аромат казался ему необыкновенно чувственным и таинственным, сродни той тайне, что была заложена в женщине, сидящей в кресле.

Во сне ему достаточно было лишь сделать шаг, и она поднялась бы ему навстречу без слов. Он молча обнял бы ее, объял собой ее красоту и юность. И никогда бы с ней не расставался.

Но он не шевелился, боясь нарушить гармонию этого чудесного мига. Она довольно долго сидела неподвижно. Словно античная статуя, сходство с которой ей придавало еще и то, что влажная ткань платья облепила крепкое тело. Жили в ней лишь синие глаза.

Солнце поднималось все выше. Жара нарастала. Он продолжал смотреть на нее в тишине, нарушаемой теперь лишь жужжанием вездесущих насекомых. Сколько прошло времени? Теперь она вызывала любопытство – неподвижность позы лишь подчеркивала ее напряженность. Чем объяснить такую странную пассивность? Будь она здесь впервые, скорее всего ей захотелось бы обойти дом, разведать то, что здесь происходит. Напрашивался единственный вывод: она приходила сюда и раньше, возможно даже, бывала здесь каждый день.

Он и сам вернулся сюда чуть больше недели назад и никуда не отлучался, разве что купить провиант и послушать местные сплетни. Он был уверен, что никто здесь не помнит Флинта Ратледжа, несчастного отщепенца.

О Клее Ратледже продолжали говорить как об убийце.

Прошло шесть месяцев, как отца не стало, а братец Клей купался в деньгах так, будто семейное достояние лилось из рога изобилия и никогда не могло иссякнуть. Именно его расточительство продолжало давать повод для сплетен. Слухи, что годами расползались по округе, приняли зловещий оборот после убийства отца собственным сыном из-за рабыни Мелайн. Клей убил своего родителя, и мужская честь была отомщена.

Флинт едва избежал искушения покинуть Оринду. Уйти не оглянувшись, как он это сделал двадцать лет назад. И до сих пор он не мог решить, как ему поступить. Но сегодня утром, подвергнутый иному искушению, он уже не считал отъезд хорошей идеей. Однако когда воспоминания покинули его, уступив место настоящей реальности, Флинт знал наверняка – воображение сыграло с ним злую шутку.

Женщины не было, а кресло продолжало качаться, должно быть, от весеннего ветерка.

Кто-то наблюдал за ней.

Она сидела, замерев от напряжения. Она была уверена, что за ней наблюдает Клей, готовый появиться здесь в любую минуту. В это время и на этом месте они обычно тайно встречались. Они соблюдали осторожность, дабы ее отец ничего не узнал. Она тщательно рассчитывала время, и к тому моменту, когда раздавался его хрипловатый, возбуждающий голос, успевала сомлеть от приятного предвкушения. Вот-вот он нарушит тишину, шепотом позвав ее по имени.

Ее душа, ее тело под тонким покровом влажных одежд томились ожиданием.

Клей... Они знали друг друга целую вечность. Сошлись тайно, восстав против своих семей, против тех запутанных отношений, что сложились между ними вот уже многие годы.

Но ни репутация, ни нарушение запретов, ни недавний скандал – ничто больше не имело значения. Кроме разве того, что он хотел ее, и она могла повелевать им. Она имела то, о чем могла лишь мечтать самая красивая девушка из трех окрестных графств, – Клей Ратледж был без ума от нее.

Смятение нарастало, кто-то скрывался в тени, и она больше не была уверена в том, что это Клей. Не в его правилах было так затягивать начало свидания. Он не отличался терпением, он привык получать то, что хочет, немедленно. У него не было лишнего времени.

И у нее его тоже не было. Она сидела, сжав руки на коленях. Влажная ткань холодила кожу и сердце. Она скорее почувствовала, чем поняла, что Клея здесь нет. Клей не придет. Но сегодня она не спустит ему с рук. Слишком плохо складывались дела в Монтелете. Пора действовать.

Она готова была предложить Клею очевидное решение. Но его нет...

Хотя как это похоже на Клея. Он чуял опасность как зверь. Он умел обходить капканы и искусно сплетенные ловушки, ускользал от опасности с легкостью и проворством утреннего ветерка. Поэтому он избегал и ее, поджидая, пока она остынет. Тогда он смело мог бы приблизиться к ней, не опасаясь проявления недовольства.

Он был таким проницательным. Умел распознавать ее душевный дискомфорт с расстояния сотни шагов, а то и больше. И к тому же он был таким капризным – испорченный ребенок, который привык, чтобы все было так, как он хочет.

Ну что же, для Клея Ратледжа настало время повзрослеть. Она неслышно поднялась с кресла и крадучись прошла в дом.

В доме кто-то жил. В гостиной перед камином был расстелен спальный мешок с седлом вместо подушки. На очаге стоял кофейник, жестяная сковорода, кружка, тарелка и кое-какая другая кухонная утварь. На обитом муслином диване лежала аккуратно сложенная стопка одежды.

Она не могла бы сказать, Клей ли жил в Оринде или кто-то другой. Дом не запирался. Но Оринда принадлежала им: в этих пахучих комнатах, в спальнях этого дома Клей затеял с ней игру, сулящую открытия, кульминацией которой должно стать что-то необыкновенное. Она испытывала досаду и гнев. Гнев из-за того, что не могла заставить его поступать так, как хочет, и еще, быть может, оттого, что была недостаточно хороша для него.

Она, Дейн Темплтон, недостаточно хороша для него?!

Дейн изо всех сил пнула спальный мешок.

Она недостаточно для него хороша? Он предпочел бы одну из этих тепличных девиц, закатывающих глазки и обмахивающихся веером, тех, что в простоте и слова не скажут?

Что-то стукнулось об пол, что-то, завернутое в одеяло. Она нагнулась, чтобы посмотреть. Ружье!

Ружье?

Зачем Клею понадобилось ружье? Она машинально вскинула оружие на плечо. Уж она-то знала, что делать с ружьем, если оно попало ей в руки.

«Пожалуй, я слишком для него хороша, вот!»

Дейн проверила, заряжен ли мушкет. И заряжен и отлажен на славу! Прекрасное средство для того, чтобы выйти на охоту за негодяем, который посмел заманить в Оринду другую женщину, чтобы заниматься с ней любовью.

Дейн подошла к окну и откинула занавеску. Она не увидела ничего, кроме неухоженной лужайки, спускавшейся к воде. Он был где-то там. Она точно знала. И она знала, как обращаться с тем, на кого охотишься. Надо быть посообразительнее, побыстрее и сначала стрелять, а потом задавать вопросы.

Вот так надо обращаться с Клеем!

Вблизи дома росли деревья. Дейн была так стройна, что запросто могла прятаться за толстым стволом и, перебегая от дерева к дереву, оставаться невидимой. Двигаться ловко и неслышно она умела.

Чертов Клей, будь ты неладен...

Она обогнула заросли, бывшие когда-то садом. Прислушалась.

Жар начал подниматься от земли, струясь зыбкой дымкой. Дышать было нечем. Платье все еще липло к телу. Мушкет становился тяжелее с каждой минутой. Воздух казался густым и вязким – чтобы поднять оружие, приходилось преодолевать немалое сопротивление. Но бросить ружье она не имела права. Она должна была разобраться с Клеем. Он должен заплатить за то, что вытворял втайне от нее. Она разрядит мушкет и отправит его вероломную душу прямиком в ад. Проблема разрешится!

Тишина действовала на нервы. Жара нарастала.

Давно надо было вернуться в Монтелет. Но она продолжала движение, ступая легко и уверенно, к дальнему краю дома, выходящему не на воду, а во двор, где располагался амбар. И там она застала его. Он стоял к ней спиной – голой спиной, – засунув голову в бочку с водой.

Отлично! Дейн могла бы пнуть его в зад. Так, для предупреждения.

Клей? Он не был таким высоким и мускулистым.

Она прикусила губу, глядя, как незнакомец поднял голову и потянулся загорелым телом, отряхнулся от воды с удовольствием и грацией дикой кошки. И тут он обернулся.

С бьющимся сердцем она прижалась к стволу.

О Боже... Не Клей!

Кто же тогда?

Дейн испугалась не на шутку. Этот человек был так близко – достаточно протянуть руку, и он бы схватил ее.

Она бочком зашла за дерево. Все, теперь в безопасности.

Он стянул с себя все до последнего и принялся энергично растирать тело.

Боже мой!.. Его тело...

Оно было таким смуглым – ничего общего с Клеем, который мылся лишь у себя в комнате и никого к себе не допускал. Даже в самых рискованных любовных играх он не снимал с себя ни единой из своих безукоризненных тряпок...

Так много волос – вся грудь, и предплечья, и ноги, вокруг и вниз от крепких ягодиц...

Как все это волнительно, как отлично от того, к чему она привыкла... Эти руки – сильные, с крупными умелыми ладонями, быстрыми и точными движениями, растиравшими тело.

Пусть повернется!..

Ноги у Дейн подкосились, руки дрожали так, что она боялась уронить ружье.

Пусть повернется!..

Ей надо было знать. Это было мужским обещанием и женским страхом. Именно это Клей отказывался перед ней демонстрировать. «Это, – сказал Клей, – сохраняется для жены и припасается для шлюхи». А Клей так и не смог назвать ни той, ни другой.

А Дейн надо было понять, что это за реликвия – одновременно священная и богохульная.

Пусть повернется!..

Она затаила дыхание в тот момент, когда незнакомец медленно повернулся в профиль. Она смогла заметить линию его бедра и то место, где оно соединялось с мускулистой ногой. Мужчина начал нещадно тереть свою волосатую грудь, захватывая участок плоского живота, все ниже и ниже.

Она прикусила губу. Во рту пересохло. Вот-вот откроется последняя тайна его тела.

Пусть повернется!

Он зажал мочалку между ног, нежно намылил самую интимную часть тела. Дейн отчего-то остро почувствовала удовольствие. И когда незнакомец обернулся, она решила, что сердце ее сейчас перестанет биться.

Он был отчаянно хорош собой, с фигурой, достойной античного героя, – широкие плечи, узкие бедра. Завитки волос ласкали каждый дюйм его тела, треугольником спускаясь вниз, туда, где находилась самая главная его часть – то, что должно быть твердым. Но сейчас там не было и намека на то, как быстро он может отвердеть и увеличиться в размерах силой одной лишь мысли.

Дейн все про него знала. Знала, как он ведет себя, когда эмоции мужчины выходят из-под контроля. И все из-за того, что он не в силах устоять перед искушением, которое представляет женская плоть. Клей называл ее Евой, разрушительницей, искусительницей, толкавшей его на все тяжкие, заставляющей забыть всякие ограничения, все нормы морали.