И Кристиан и Эдуард устали и измучились, хотя и смогли почувствовать, как приятно расслаблены тела после массажа Али. Но мозг отказывался успокоиться. Оба знали, что не смогут быстро уснуть, и разговаривали, высказывая друг другу сокровенное, пока их голоса не охрипли.

Хоксблад подробно расспросил Эдуарда о его падении.

— Не думаете, что это случилось в результате намеренного предательства?

— Мне так не кажется. Рядом был Джон Холланд. Я только что добился его назначения главным камергером короля. Он слишком честолюбив, чтобы желать мне зла, — со смехом ответил Эдуард.

— А кто был с другой стороны? — допытывался Кристиан.

— Твой брат Роберт. Уоррик удушил бы его собственными руками при малейшем подозрении в измене.

— Да, — согласился Кристиан. — Я имел случай убедиться, что мой родитель — человек благородный. Однако остерегаюсь высказывать мнение относительно моего братца.

— К сожалению, нам не дано выбирать братьев, — вздохнул Эдуард, точно зная, кого бы хотел видеть братом, если бы выбор зависел от него, и надеясь, что Кристиан испытывает те же чувства.

Оба замолчали, думая о далеких возлюбленных. Эдуард поклялся, что, если кампания затянется, он найдет способ переправить крошку Жанетт через Ла-Манш. Он истосковался без сладостно-нежного тела и отчаянно нуждался в Джоан, которая одна могла отвлечь его от суровой реальности и необходимости постоянно быть настороже. Его с детства учили быть бесчувственным, невозмутимым воином, бесстрашным полководцем, железным человеком. Но, стоило битве закончиться, душа требовала исцеления, забытья, и никто, кроме Джоан Кент, не мог дать этого Эдуарду.

Кристиан Хоксблад пытался заглянуть в собственную душу. За последнее время это случалось все чаще. Он знал, что может найти убежище в эротических фантазиях, заставлявших забыть об ужасах бойни, но за последнее время грезы его стали совсем иными. Он мечтал о собственном доме и семье. Кристиан слишком долго бродил по свету и сейчас хотел бросить якорь, жаждал быть окруженным сыновьями и дочерьми, теплом, лаской и любовью.

Кристиан подумал об Уоррике и почему-то впервые обрадовался, что его отцом был сам Гай де Бошем. Как хорошо делить с ним ответственность за солдат и быть соединенным узами крови с человеком, кому не все равно, жив ты или мертв.

И только потом он позволил себе вернуться мыслями к Брайенне. Роберт умело сыграл на сострадании, вынудил ее дать согласие на свадьбу. Как просто получить желаемое — достаточно, чтобы тебя всего лишь пожалели! Но Хоксблад намеревался завоевать Брайенну любой ценой. Он и Роберт стали соперниками, и, хотя война еще не объявлена, Кристиан не сомневался: столкновение неизбежно. Он не пытался ускорить события, понимая, что исходом войны может быть полный крах. И, если победителем окажется он, хрупкое перемирие и зарождающая симпатия между ним и Уорриком исчезнут без следа, как листья, унесенные ветром.

Но Кристиан постарался отогнать мрачные мысли и мечтать о своей даме — вообразить ее красоту, не упуская ни малейшей детали. Он сосредоточился и прошептал:

— Приди ко мне.


Брайенна свернулась в постели спиной к Джоан, уговаривая бога сна Морфея унести ее в своих объятиях, и наконец погрузилась в сон.

Она очутилась в Бедфорде… Как спокойно!.. Как хорошо!.. Она в саду, окруженная тремя детьми. Ее детьми. Двое мальчишек-крепышей и забавная плутовка-дочь. Все охвачены приятным волнением — сегодня должен вернуться отец. Но она взволнована больше всех, не в силах усидеть на месте. Ее муж для нее — озаряющее жизнь солнце, центр вселенной.

И хотя она позволит детям подбежать к отцу первыми, но с трудом удержится от того, чтобы не ринуться к нему и не броситься на шею. Она с наслаждением думала о той минуте, когда их взгляды встретятся: она увидит аквамариновые глаза! Он будет ласкать ее ими, и супруги с трудом дождутся, пока наконец смогут остаться наедине.

Матерь Божья, он дома! Она откинула волосы и приподняла юбки, охваченная сладостным порывом.

— Брайенна, Брайенна, куда ты собралась? — настойчиво спрашивала Джоан.

Брайенна, слегка смутившись, обернулась, посмотрела на встревоженную подругу, сидящую на постели.

— Я… я ничего не понимаю, — призналась она. — Может, я стала лунатиком?

Вернувшись в постель, она скользнула под одеяло и начала вспоминать, что было во сне. Какой счастливой она ощущала себя в окружении дружной семьи!

Девушка всем сердцем надеялась, что сон сбудется, и даже немного завидовала тому, что у Джоан будет

Брайенна понимала, что, родив ребенка, никогда больше не будет одинокой. И тут она вспомнила все!

Брайенна крепко стиснула веки. Господи, ведь у сыновей были угольно-черные волосы, и она знала, к кому ноги так послушно несли ее!

Понятно, что нельзя управлять снами. Так почему же она чувствует себя такой виноватой? Нужно приказать себе не думать о нем, забыть навсегда. Она искренне хотела стать хорошей женой Роберту де Бошему, а для этого нужно избавиться от мыслей об Арабском Рыцаре!

Глава 26

На следующее утро после битвы при Креси король в сопровождении вельмож и герольдов объезжал залитое кровью поле брани. Хотя в это трудно было поверить, но король Богемии, десять принцев и граф Алансонский погибли. Племянник Филиппа граф де Блуа и его зять герцог де Лоррен тоже были убиты. Граф Фландрский, предполагаемый союзник Англии, заплатил огромную цену за предательство. Англичане сумели уничтожить больше тысячи рыцарей и тридцать тысяч солдат, потеряв при этом всего несколько сотен.

Филипп Валуа смог скрыться, но его армия была рассеяна, а флот уничтожен. Ни одному французскому монарху не довелось претерпеть такого унижения. Сын Филиппа, Жан, командующий армией в южных провинциях, прибыл слишком поздно, чтобы помочь отцу. Узнав, что их победила армия в несколько раз меньше численностью, Жан с презрением отозвался о полководческих способностях Филиппа.

Кроме того, его ждала еще одна неприятная новость. Принц Жан захватил в плен сэра Уолтера Мэнни с его малым войском, но, будучи благородным человеком, дал слово отпустить его с тем, чтобы тот смог воссоединиться с английской армией. Жан пришел в бешенство, узнав, что Мэнни по-прежнему находится в заключении в Орлеане, где с ним обращаются хуже некуда. Принц отказался сражаться за дело Франции, пока сэр Уолтер не будет немедленно освобожден вместе с другим высокородным пленником, Уильямом де Монтекьютом, графом Солсбери.

Король Эдуард и Уоррик созвали Военный Совет, на котором было решено осадить Кале. Все прекрасно понимали, какими выгодами обернется взятие города, откуда можно будет продолжать наступление на столицу.

Но Кале продолжал держаться. Стены его казались несокрушимыми, и вынудить город к сдаче можно было только длительной голодовкой. В течение нескольких недель армия короля Эдуарда смогла выстроить за городской стеной небольшой поселок с рыночной площадью, где продавались одежда и продукты из Англии, в то время как корабли, направляющиеся на родину, были нагружены военной добычей. Даже жена последнего солдата щеголяла в драгоценностях и украшала стол серебряными кубками: замки вельмож и дворян ломились от ценных вещей, а в конюшнях стояли чистокровные кони.

Позади Кале тянулись мили и мили болот и топей. Осажденные граждане Кале видели вдалеке костры французской армии, но отчаялись получить помощь. Все дороги и мосты охранялись английскими лучниками, с которыми — это хорошо знали французы — шутить опасно.

Королева в окружении фрейлин, принцесс и кормилиц читала вслух последнее письмо Эдуарда:

«Моя дражайшая Филиппа! Осада Кале продолжается уже три недели, но никаких признаков капитуляции по-прежнему не заметно. Наши позиции неприступны. Для того чтобы провести армию через болота, потребовался бы полководец, обладающий гораздо большими талантами и решительностью, чем Филипп Валуа. Думаю, он и его войско, поджав хвосты, скоро уберутся в Амьен!

Я твердо намереваюсь взять Кале, находящийся всего в каких-нибудь двадцати милях от Дувра. Этот порт достаточно долго оставался пиратским гнездом, и я уверен, что именно оттуда выходят суда, чтобы грабить английские корабли. За стенами города уже вырос английский поселок, и мы расположились со всеми удобствами. Рад сообщить, что ваш рыцарь сэр Уолтер Мэнни освобожден вместе с моим добрым другом Уильямом де Монтекьютом. Я имел честь посвятить, в рыцари сыновей графов Солсбери и Уоррика и, конечно, нашего возлюбленного сына Эдуарда за храбрость и мужество на поле битвы. Кроме того, я посвятил в рыцари так много храбрых бойцов, что даже не знаю, кого избрать членами моего нового Ордена Рыцарства.

Дражайшая Филиппа, если ты согласна, я буду рад обручить нашу бесценную дочь Изабел с Луи, новым графом Фландрским, красивым юношей — ровесником Изабел. Иx союз скрепит единство Англии с этой страной.

Я хочу, чтобы ты начала подготовку к приезду во Францию на церемонию обручения. Как только падет Кале, я пошлю гонца. Когда прибудет мое любимое семейство, мы устроим великолепный праздник.

Эдуард Плантагенет, верный муж и преданный отец».

Подняв глаза, Филиппа увидела, что дочь капризно хмурится.

— Этот Луи всего-навсего граф? Я всегда думала, что стану женой короля!

Королева Филиппа была поражена.

— Дорогая, сейчас во всем христианском мире только один неженатый король — французский, наш смертельный враг. Отец Луи убит при Креси, и его сын как новый граф будет править Фландрией единолично. Помни, Изабел, Фландрия богатая страна, и твой отец говорит, что Луи красивый юноша.

Фрейлины и придворные дамы были обрадованы и взволнованы новостями о помолвке принцессы Изабел и предстоящем путешествии во Францию. Изабел неожиданно понравилось оказываемое ей внимание.

— Хочу индийского шелка для подвенечного наряда, — объявила она, завистливо оглядывая платье Джоан Кент. — Желаю, чтобы оно было отделано горностаем и расшито нитью из настоящего золота.

Джоан затаила дыхание. Она едет с королевой и принцессой во Францию. И очень скоро увидит принца Эдуарда, как только падет Кале.

Джоан и Брайенна провели день в королевской детской, поскольку прекрасно понимали, что не умеют обращаться с детьми. Теперь же они начали лихорадочно готовиться к отъезду. Хотя королева и ее дамы регулярно посещали Гент и Бордо, принцесса Изабел и ее фрейлины отправлялись во Францию впервые.

Наконец девушки вернулись к себе, и Джоан больше не скрывала радости.

— Брайенна! Господь услышал мои молитвы! Эдуард обо всем позаботится. О, я чувствую себя так, словно с моих плеч снят тяжелый жернов!

Брайенна стиснула руки Джоан. Она тоже с нетерпением ожидала поездки и морского путешествия, поскольку только что получила письмо от своего нареченного и могла считать, что счастливее нее нет на земле женщины: ведь в то же время бедная Элизабет Грей с каждым днем худела, отчаявшись найти мужа.

— Ты мужественна и благородна в исполнении своего долга — не колеблясь, выходишь за Роберта. Как ты можешь спокойно отказаться от любви к Кристиану? — спросила Джоан.

— Я не отказываюсь, эта любовь со мной каждую минуту.

Джоан, пожалев о том, что спросила, попыталась развеселить подругу:

— Подумай только, ты выйдешь замуж во Франции, совсем как принцесса Изабел! Мы должны придумать такой свадебный наряд, чтобы Изабел позеленела от зависти! Представляю себе лица Глинис и Адели, когда они узнают, что едут во Францию!

Брайенна не сомневалась, обе камеристки будут вне себя от радости, что встретятся с Пэдди и Али. И, кто знает, может, теперь, когда ожидаются брачные торжества, они тоже решат соединить свои судьбы! Однако Брайенна ничего не ответила подруге. Как может Джоан делать вид, что все неприятности позади?! Мысль о свидании с Эдуардом вытеснила из ее головы все тревоги!

Но Брайенне было ясно, что ничто не уладится само собой, пока наследник трона не узнает о случившемся с Джоан. Вздохнув, девушка поклялась помочь подруге всем, чем сможет.

Вернувшись к себе, она достала письмо Роберта и еще раз перечитала.

«Моя дражайшая Брайенна. Горд сообщить, что король Эдуард посвятил меня в рыцари за верную и храбрую службу в первый же день, когда мы ступили на землю Франции. Надеюсь также стать членом нового Ордена Рыцарства, созданного по подобию Ордена Рыцарей Круглого Стола короля Артура.

Подумай, как мы должны быть счастливы тем, что Башня Эдуарда выстроена из бедфордширского камня. Надеюсь, что не опозорил себя в бою, командуя людьми принца Лайонела. Мы взяли много военной добычи. Львиная доля, конечно, принадлежит дому Кларенса, но добычи так много, что и мне достались серебряная посуда и чистокровная лошадь. Я приберег украшенную драгоценностями чашу для свадебного подарка: с этой чашей в руках ты будешь ослепительно красива со своими золотистыми волосами, самыми великолепными, какие я когда-либо видел.