Неожиданно в зале началось нечто вроде суматохи. Танцы прекратились, присутствующие возбужденно перешептывались. Когда король кружил в танце Кэтрин де Монтекьют, графиню Солсбери, ее кружевная голубая подвязка, расшитая драгоценными камнями, упала к его ногам и заскользила по натертому полу.

Щеки Кэтрин запылали от смущения, но Эдуард Плантагенет, как истинный рыцарь, поднял подвязку и, засучив рукава дублета, обвел взглядом злорадствующих придворных.

— Пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает! — провозгласил он.

А потом взял Кэтрин за руку и подвел к мужу. Через некоторое время король поднялся на возвышение и обратился к присутствующим:

— Подвязка издавна служит символом почета у рыцарей нашей страны. Мой великий предок Ричард Львиное Сердце при штурме Акры[56] приказал самым храбрым своим рыцарям надеть подвязки. Эти воины, прославленные мужеством и храбростью, известны как Рыцари Голубого Бича. Отныне я утверждаю Орден Подвязки, девизом которого станут слова: «Honn soit qui mal у pense» — «Пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает»:

Роберт пригласил Брайенну на следующий танец.

— Каждый мужчина в этом зале горит желанием получить наивысший знак отличия английского Рыцарства, но только двадцать шесть из нас удостоятся такой чести[57].

Из этих слов Брайенна заключила, что Роберт не сомневается в своей причастности к самым достойным, и мысленно вознесла молитву об исполнении желания жениха, поскольку уже видела, каков он, когда терпит поражение.

— Я знаю человека, сгорающего от похоти при взгляде на тебя. Мой ублюдок-братец наблюдает за нами с бесстрастным лицом, но под маской он прячет зависть ко всему, что принадлежит мне. Он лебезит перед отцом, надеясь унаследовать замки и земли, и как, должно быть, взбесится, когда я получу титул!

— О, Роберт, я не думаю, что он питает к тебе неприязнь, — запротестовала Брайенна, безуспешно пытаясь заглушить угрызения совести.

— Надеюсь, что я прав. И еще надеюсь, что, сгорая от страсти к тебе, он задохнется от ревности в день нашей свадьбы.

Роберт откинул голову и громко рассмеялся. Брайенна отчаянно пыталась сменить тему:

— Ты не попросил у меня сувенир, чтобы носить на турнире.

Роберт плотоядно ухмыльнулся

— Не соглашусь ни на что, кроме подвязки.

Мысли спутались, а в душе царил такой хаос, что

Брайенна даже не смогла притворяться смущенной или разгневанной. Она просто нагнулась, пошарила рукой под юбкой и быстро стянула с ноги подвязку.

— Я бы предпочел сам ее снять, — дерзко заявил Роберт. — Но знаю, ты настоящая маленькая жеманница и не позволишь раздеть себя до свадьбы!

Брайенна, не смутившись, спокойно взглянула в глаза жениху.

— Спасибо, что согласился подождать, Роберт. Спасибо, что не принуждаешь меня к близости. Ты настоящий рыцарь. — В этот момент принц Лайонел о чем-то заговорил с Робертом, и Брайенна сделала знак Адели, что пора уходить.

На следующее утро колокола возвестили, что королева Филиппа благополучно разрешилась еще одной дочерью. Брайенна и Адель навестили супругу короля и получили разрешение заглянуть в великолепную резную колыбельку и увидеть новорожденную. Принцесса Изабел, желая отвлечь внимание от ребенка, собрала всех своих дам и приказала проводить ее на ристалище. Поля и луга на много миль вокруг Виндзора были заполнены зрителями и участниками. Со всей Европы прибыли Рыцари, чтобы сразиться во славу Эдуарда Плантагенета. Принцесса Изабел собиралась отправиться на арену посмотреть, как тренируется Бернар Эзи. Брайенну это не интересовало, но она понимала, что в толпе, среди людей, будет в безопасности.

Глава 31

Утром, накануне праздника Святого Георгия, были оглашены имена рыцарей, которые удостоились чести на следующий день быть посвященными в кавалеры Ордена Подвязки. Список возглавили сам король Эдуард III и Эдуард, принц Уэльский. Далее шли сэр Уолтер Мэнни, личный рыцарь королевы Филиппы, дядя короля Генри Ланкастер, графы Уоррик и Уильям де Монтекьют, граф Солсбери и девятнадцать баронов и рыцарей, сражавшихся в битве при Креси, включая двух человек, стоявших плечом к плечу с Черным Принцем, — сэра Джона Чандоса и сэра Кристиана де Бошема.

Дворян низшего ранга предпочли таким могущественным и влиятельным аристократам, как графы Херфорд, Пемброк и Нортхемптон, не говоря уже о младших принцах и Эдмунде, графе Кенте. -

В этот день двор превратился в змеиное гнездо. Некоторые шептались, что король отличает любимчиков, остальные аплодировали истинным героям битвы при Креси. Большинство утешалось тем, что за огромным круглым столом в новой Башне хватит места для двухсот человек — так что каждый, кому представится случай доказать свою храбрость, сможет в будущем присоединиться к членам Ордена и занять свое место за столом.

Костюмы рыцарей были выставлены на всеобщее обозрение в Трапезном зале. Каждый элемент одежды был новым. Посвященные в Орден Рыцарства должны были носить снежно-белые трико и тунику — знак чистоты, алую мантию, подбитую горностаем, — символ их готовности пролить кровь за короля и Отечество, и золотые шпоры. Двадцать пять золотых медальонов с изображением Святого Георгия с драконом были отлиты для этого случая, приготовили также двадцать пять подвязок из темно-синего бархата с вышитым девизом:

«Honni soit qui mal y pense».

Вечером, в канун дня Святого Георгия, король повел членов Ордена в Виндзорскую часовню, где уже стояли прислоненные к стене доспехи рыцарей, а на алтаре лежали мечи. Будущие посвященные бодрствовали всю ночь в молитве, стоя на коленях.

На рассвете пришли оруженосцы, чтобы, смыв водой их грехи, одеть в новые костюмы и желанные доспехи.

Король Эдуард посвятил их в члены Ордена огромным мечом королевства. Он начал со своего сына:

— Поднимись, Эдуард Плантагенет, принц Уэльский. Да будешь ты отныне кавалером Ордена Подвязки.

Он надел на шею сына медальон, а на его колено — подвязку. Потом король и наследник обменялись поцелуями мира. Принц Эдуард взял свой меч с алтаря и уступил место следующему.

Когда закончилась религиозная церемония, двадцать пять посвященных вскочили на коней и направились к новой Башне Эдуарда III. Поднявшись на сотню ступенек, они заняли почетные места за круглым столом, где им торжественно, с большой пышностью подали завтрак.

— Чертовы шлюхины дети! Ублюдки! — выплюнул Роберт де Бошем и, схватив стул, швырнул его об стену, разбив его на мелкие щепки. Но взрыв ярости дал ему лишь минутное удовлетворение.

— Как они могли выбрать этого вонючего араба вместо меня?! — спросил он вслух, хотя в комнате никого не было.

Когда гнев немного улегся, Роберт вновь обрел ясность мысли, ненависть его своим острием обратилась на принца Уэльского.

— Этот сукин сын выбрал своих дружков для посвящения!

Роберт сделал такой вывод: «Вот в чем смысл власти! Дает тебе силу и свободу делать все, что пожелаешь».

Он немедленно направился в покои принца Лайонела, но нашел тяжелую дверь закрытой. Открыв замок своим ключом, он увидел, что Лайонел сидит за столом, опрокидывая чашу за чашей темное вино.

— Это не выход, ваше высочество, — проворчал Роберт.

— В чем же выход, Роберт? — безнадежно вздохнул Лайонел. — Мой брат — бог, я простой смертный.

— Вы — принц, сын короля Англии! У вас власть и влияние! Вы просто не желаете их с толком употребить! — воскликнул Роберт.

— Мой отец ослеплен любовью к своему первенцу. Он возвысил Эдуарда над всеми. Я никогда не смогу достичь таких высот.

Голос Лайонела оборвался рыданием. Чаша выпала из рук, и принц, бросившись в объятия друга, заплакал, как ребенок. Пока Лайонел слабел, сила Роберта удваивалась.

— Не пейте, Лайонел, лучше придумайте, как вам отыграться!

— И в самом деле — как?! — бессвязно вопрошал Лайонел.

Роберт ухватился за представившуюся возможность. Принц крови никогда не будет более беззащитен и уязвим, как в этот момент! Настала его очередь взять верх! Роберт не будет больше слугой принца Лайонела, наоборот, принц станет плясать под дудку Роберта де Бошема!

— Ваш брат не бог, а просто человек из плоти и крови, как вы и я. Если его проткнуть копьем, он будет корчиться от боли, если смертельно ранить — умрет.

Лайонел поднял голову и вытер лицо рукавом.

— Власть, Лайонел, власть — единственное, что имеет значение. Без власти мы ничто. Общая схватка, что следует за поединками и в которой все дерутся копьями, — вот небом посланная возможность круто повернуть судьбу.

Лайонел затянутыми пьяной дымкой глазами уставился на Роберта.

— Я… не… не могу.

— Я могу. Только скажите слово!

Горло Лайонела перехватило так, что он потерял дар речи.

— Подайте знак, — настаивал Роберт.

Лайонел кивнул головой.

Наконец Роберт обрел над ним власть! Принц Лайонел станет наследником трона, а потом королем Англии и тому, кто поможет достичь этого, не сумеет ни в чем и никогда отказать!

Замысел избавиться от брата Роберт держал при себе. Кажется, судьба начинает наконец ему улыбаться.

Все участники поединков провели ночь в шатрах, чтобы встать на рассвете и хорошенько подготовиться. Шатры Кристиана де Бошема и принца Эдуарда снова стояли рядом. На этот раз, однако, Хоксблад получил больше вызовов, чем мог принять. Из-за огромного количества соревнующихся, церемониймейстер объявил, что каждый рыцарь имеет право сражаться не больше чем в трех поединках.

Было решено, что в общей схватке в конце дня рыцарям можно использовать копья. Это предложил король, поскольку его люди вкусили радость победы в настоящих битвах, и обычная вульгарная драка без привкуса опасных приключений никому не доставит удовольствия.

В шатер принца Эдуарда ворвался запыхавшийся Рэндел Грей. Рыжие волосы стояли дыбом, веснушки на носу ярко выделялись на побелевшей коже.

— Ваше высочество, вы в смертельной опасности!

Джон Чандос поднял сорванца за шиворот и выставил вон.

У принца Эдуарда нет времени выслушивать твои глупости, парень!

Рэндел грязно выругался:

— Позволь мне поговорить с ним!

— Он надевает доспехи и может опоздать из-за тебя!

Но Рэндел и не собирался спорить. Он ринулся в шатер Хоксблада, где наткнулся на Пэдди, собравшегося было, по примеру Чандоса, выбросить мальчика из шатра, но тот, нырнув ему под руку, начал что-то кричать Хоксбладу. Тому пришлось снять шлем, чтобы расслышать, о чем говорит паж.

— Принц Эдуард! Его собираются убить!

— Кто? — вскинулся Хоксблад.

— Не знаю. Какие-то люди вон там, на лугу! Я подслушал, как они сговаривались.

— Пойдем.

Хоксблад вошел в палатку Эдуарда, сопровождаемый Рэнделом.

— Этот мальчик слышал, что какие-то люди сговариваются кого-то убить и думает, что дело касается вас, сир.

— Это правда! Я не стал бы лгать, ваше высочество! — воскликнул Рэндел.

— Надеюсь, что нет, — весело кивнул принц, — расскажи нам все, что слышал.

— Это было на восточном лугу, еще на рассвете. Я крался между шатрами, высматривая меч или оружие, которого не скоро хватятся, и услыхал чей-то разговор.

— Ты воровал! — осуждающе высказался Чандос.

— Нет… то есть да, — признал Рэндел, зная, что, если добиваешься доверия, лучше говорить правду.

— Сколько их было? — спросил Эдуард.

— Не знаю… я слышал три разных голоса.

— Сможешь их узнать?

— Не уверен. Вряд ли. Лиц не было видно, а я боялся, что меня заметят.

— И что же ты подслушал? — осведомился принц.

— Они сказали: это будет легко, никто не заподозрит нечестной игры. И еще — один добавил, что несчастные случаи всегда бывают в общих схватках. И еще говорили, что тот, кто носит доспехи из вороненой стали должен умереть.

Хоксблад и Эдуард переглянулись.

— Спасибо за предупреждение, Рэндел. Мы примем меры. Только никому больше не говори ни слова.

— Вы верите ему? — скептически усмехнулся Пэдди после ухода Рэндел а.

— Во всяком случае, не обратить на это внимание не имеем права, — пожал плечами Хоксблад.

— Ну что ж, общая схватка начнется только в конце дня, так что сначала насладимся поединками, — усмехнулся Эдуард.

Ложи, где сидели благородные дамы, были покрыты дорогим красивым ковром. Остальные места брались с бою многочисленными зрителями. Придворные леди соперничали друг с другом роскошными нарядами, отделанными куницей, белкой или горностаем. Драгоценные ткани были вышиты золотой нитью и жемчугом. Большинство женщин принесли цветы, чтобы бросать на поле победителям.

Весеннее солнышко отражалось в трубах герольдов, шлемах и полированных панцирях участников турнира. Флаги и вымпелы, укрепленные по всей ограде, слепили глаза радужными красками.