– Учился.

– И все?

– Нет, не все… В тот период было целесообразно держать в Итоне своего человека… Ну, это очень долго рассказывать, как-нибудь в другой раз.

Однако Крис продолжал допытываться:

– Это было каким-нибудь образом связано со мной?

Неопределенно пожав плечами, О'Рурк промолвил:

– Ну, не совсем… Впрочем, если хочешь считать, что связано – пусть будет так. Он немного помолчал, а затем, вопросительно посмотрев на Кристофера, спросил:

– Я хочу узнать одно… После всего, что я тебе только что рассказал…

Крис прищурился.

– Да…

– Я хочу узнать: ты с нами или не с нами? Я хочу знать, согласен ли ты продолжить дело отца?

– Да, – ответил Крис.

Голос его прозвучал настолько твердо, с такими металлическими интонациями, что молодому человеку самому стало не по себе…


Тогда, после вопроса Уистена «ты с нами или нет?» Крис решился твердо и окончательно – и пусть этот путь был противозаконен, пусть!

Но зато это был его собственный путь…

Да, Крис знал, на что идет, и возможные последствия его ничуть не пугали; тем более, что он старался как можно меньше размышлять о них.

Человек, вступив на противозаконный путь, так или иначе начинает вести двойную жизнь, и это неудивительно. Ирландская Республиканская Армия почти во все времена была в Ольстере запрещенной организацией, стало быть, была противозаконной, и Крис, дав Уистену слово «продолжить дело отца», в той или иной степени ставил себя вне закона.

Он устроился работать в порт, мастером на судоверфь, он старался ничем не выделяться среди остальных, и, надо сказать, ему это неплохо удалось – во всяком случае, вряд ли бы кто-нибудь смог бы заподозрить в этом молодом человеке члена ИРА.

Встречи с Уистеном стали носить регулярный характер – однако сам Кристофер все чаще и чаще ловил себя на мысли, что куда больше абстрактных патриотических суждений Уистена его интересует сестра друга, Марта.

Марта и в самом деле была красавица: роскошные, длинные волосы, василькового цвета глаза, длинные ресницы, правильный, как у античной статуи, нос, нежный овал лица…

Девушку немного портило лишь еле заметное врожденное косоглазие, однако Криса эта черточка наоборот восхищала; он находил, что косоглазие придает Марте ни с чем не сравнимое очарование…

Глядя на сестру Уистена, вряд ли можно было предположить, что она также входит в ИРА; разумеется, она не участвовала в «акциях», однако посильную помощь брату, конечно же, оказывало.

Уистен, глядя на молодых, только радовался: он не мог не заметить того, что Марта нравится Кристоферу, а Крис, к несказанной радости его самого – Марте.

Вскоре речь зашла о помолвке; не стоит и говорить, что Уистен, как опекун (родителей у них не было) дал свое согласие.

Однако счастью молодых так и не суждено было свершиться…

Однажды, во время обычной уличной проверки документов патруль, заподозрив неладное, стал чрезвычайно придирчиво обыскивать Марту; у девушки в сумочке были вещи (несколько запалов к взрывчатке), заполучив которые, полиция, как минимум, смогла бы задержать ее на несколько суток, после чего мисс О'Рурк грозили весьма большие неприятности.

Короче говоря, Марта посчитала за лучшее просто бежать; полицейские, недолго думая, открыли в спину убегавшей огонь.

Пластиковая пуля попала девушке в висок: смерть была мгновенной и безболезненной.

Разумеется, полиция, да еще в Ольстере, всегда права: никакого судебного разбирательства не было, а предварительное дознание показало, что произошло трагическое недоразумение – и не более того.


Первую неделю после трагического происшествия Крис просто не мог поверить, что Марты больше нет; он мысленно обращался к ней, ему казалось, что она не умерла, что она рядом, что вот сейчас она войдет своим неслышным шагом, откроет дверь кабинета и, обняв его, скажет:

– Может быть, прогуляемся?

Но этого не происходило, этого не могло произойти: Марта уже была похоронена на городском кладбище, и цветы с ее венка уже завяли.

Крис не верил этому; он не хотел и не мог поверить в ее смерть.

Затем недоумение, неверие сменилось яростью; это они, они, англичане, пришлые на этой земле, во всем виноваты, это они стреляют в ирландцев, и потому они, ирландцы, должны отвечать тем же: на этой земле никогда не будет порядка, пока людей, которые тут живут, живут в своем доме, будут убивать пришельцы и чужаки.

Крис ожесточился душой, и все свои силы направил в одно русло; кроме ИРА и дело освобождения Ольстера от британских колонизаторов, для него больше ничего не существовало.

Вскоре, года через три, образованность и прекрасные аналитические способности выдвинули его в руководящее ядро организации; теперь получилось так, что уже Уистен был у него как бы в подчинении – ИРА, как и большинство тайных, запрещенных организаций, всегда отличалась железной дисциплиной и строгой иерархией, и потому более старший товарищ, который и вовлек Кристофера в эту опасную деятельность, никогда не обсуждал распоряжения более младшего.

Так же, как и когда-то его отец Дуглас О'Коннер, Крис не участвовал в исполнении «акций»; но он был их организатором, он просчитывал все возможные варианты и, так же как и О'Коннер-старший, почти никогда не ошибался.

После всего произошедшего Кристофер относился к террору, к методам деятельности ИРА без обычной щепетильности, справедливо считая, что в благородном деле все средства хороши.

– Да, – говорил теперь Крис, – да, Уистен, ты прав: террор, террор и только террор… Мы должны запугать этих надменных британцев, мы должны дать им понять, что рано или поздно станем хозяевами на своей земле, мы должны избавиться от глупой щепетильности, от своих страхов… Не мы первыми начали эту войну, не мы первые очертили линию фронта, которая проходит теперь не только на каждой улице, на каждой площади, но и в сердце каждого жителя Ольстера… Но мы завершим эту войну, и завершим победно.

Денег у ИРА было достаточно – среди тех, кто давал деньги, были и богатые канадцы и американцы ирландского происхождения, и лидеры некоторых мусульманских стран; оружие поставлялось режимами прокоммунистической ориентации; их лидеры считали, что, поддерживая Ирландскую Республиканскую Армию, они борются с международной реакцией и империализмом.

Вскоре последовал ряд террористических актов, не просто смелых, но поистине безрассудных и дерзких – полиция сбилась с ног, разыскивая их организаторов и исполнителей, однако так ничего и не нашла.

– Да, когда они будут в постоянном страхе, тогда они наверное поймут, что лучше всего – добровольно уйти из Ольстера, – пояснял Кристофер.

Но всему приходит конец: однажды, накануне решающей «акции», спецслужбам удалось-таки напасть на след Кристофера; ему пришлось скрыться.

Тогда Крис, все удачно просчитав, с помощью своего старшего товарища Уистена подставил правосудию вместо себя Патрика О'Хару, которого и осудили на пожизненное заключение за преступление – взрыв «Боинга» в аэропорту Хитроу – которое совершил не он, а люди Криса, и обвинить его, О'Коннера в причастности к этой «акции» англичане не могли при всем своем желании – дело Криса Коннера было закрыто, а Патрик почти год или немногим больше просидел в специальной тюрьме города Шеффилда. Совершенно неожиданно, вскоре после того, как он был выпущен оттуда, О'Хару вновь арестовали – главное обвинение, обвинение в причастности к взрыву «Боинга» было с него снято, как в свое время и обещали Уистен и Крис, однако нежданно-негаданно и для того, и для другого, да и для самого Патрика, всплыла та давнишняя история, когда О'Хара со своим непутевым братом воровал цинковые листы с крыш центральных зданий Белфаста и был принят полицейским патрулем за снайпера Ирландской Республиканской Армии.

Короче говоря, Патрик, пробыв на свободе всего только несколько недель, вновь очутился в тюрьме, на старом месте, в том же Шеффилде, и теперь вторично ожидал решения своей участи; а в том, что он действительно имел отношение к террористам, в том, что действительно входил в число боевиков ИРА, никто из судей больше не сомневался.

Да, этот факт сильно беспокоил Криса – он боялся, что О'Хара, не выдержав всех потрясений, признается и сдаст полиции и его, и Уистена.

Кроме того О'Коннер чувствовал себя виноватым перед этим человеком – виноватым, и обязанным ему…

Но теперь, когда за самим О'Коннером была установлена слежка, сидеть сложа руки было все равно нельзя: невозможно было и мысли допустить, чтобы он, Крис, был арестован именно в Белфасте.

Сперва Кристофер отправился на юг Англии, в Оксфорд, к своему дяде Джону и, оставив тому инструкции, спокойно сдался в руки полиции: улик для серьезных обвинений против него у тех все равно было недостаточно…

И теперь, сидя в камере предварительного заключения, Крис с интересом просматривал газеты, надеясь найти в одном из выпусков информацию о той «акции», которую он поручил осуществить своему дяде.

Как ни странно, но Кристофер О'Коннер был абсолютно уверен в том, что Джон О'Коннер исполнит поручение: во-первых, его дядя был аббатом, и это вряд ли могло вызвать какие-то подозрения, во-вторых, он никогда не был замешан ни в одной из акций ИРА, в-третьих – дядя Джон всегда отличался исполнительностью и, в-четвертых, и это наверное было самым главным – аббат О'Коннер был как раз тем человеком, о котором можно было сказать, что он – настоящий ирландский патриот…

Правда, Крис, вспоминая Патрика, иногда мучился угрызениями совести, но тут же успокаивал себе тем, что рано или поздно этот Патрик выйдет на свободу и получит обещанное – Уистен сказал, что постарается помочь разыскать О'Харе его детей.

Через несколько дней после своего ареста Крис, которому действительно не смогли предъявить ни одного мало-мальски серьезного обвинения, вышел на свободу под залог до окончания разбирательства, и первая новость, которую он узнал от встречавшего его О'Рурка, была такая: друзьям Ирландской Республиканской Армии удалось добиться перевода Патрика О'Хары из специальной тюрьмы Шеффилда в один лагерь на севере Шотландии, на Оркнейских островах – обвинение в обстреле полицейского патруля хотя и были достаточно серьезными, однако ни в коей мере не могло сравниться с теми обвинениями, которые были предъявлены О'Харе в предыдущий раз.

Несмотря на суровый климат, условия содержания на севере Шотландии были намного лучше, чем в Шеффилде, да и бежать оттуда было много легче…

II. ОРКНЕЙСКИЕ ОСТРОВА – ОКСФОРД

Патрик

Часто, очень часто люди, попав в какую-нибудь сложную жизненную ситуацию, начинают винить в своих бедах других, подчас – совершенно посторонних людей, обвиняя в своих несчастьях кого угодно, кроме себя.

Таких людей на свете подавляющее большинство, и не стоит их осуждать за подобное заблуждение – так уж устроена человеческая природа.

Люди же склонные к самоанализу и самокритике (их куда меньше) – такие, например, как Лион Хартгейм – после долгих и мучительных размышлений над ситуацией, в которую они попали, рано или поздно приходят к выводу, что виной всему – они сами.

К подобному людей принадлежал и Патрик О'Хара, отец Уолтера и Молли.

Когда Патрика пришли арестовывать вторично, предъявив ему обвинение в том, что полтора года назад он, снайпер террористической организации, стрелял по полицейскому патрулю с крыши выселенного дома в Белфасте, он не был удивлен.

Он был внутренне готов ко всему – и к такому повороту событий в своей жизни прежде всего.

Он знал, что рано или поздно это должно было случиться, потому что он переступил запретную черту, это неминуемо, неизбежно должно было произойти, и потому сидя в зарешеченном фургоне, по дороге в полицейский участок, он говорил себе: «Так надо. Это неизбежно».

Наверное, это было просто самоуспокоение – не иначе…

Или скорее то, что сам Патрик когда-то определил в себе как «защитную реакцию», – да, в критические минуты жизни людям подчас ничего другого и не остается, как вести себя подобным образом, тем более – людям, достигшим зрелого возраста, и – как ни тяжело в этом признаться – ставшим неудачниками.

Оставалось разве что искать спасения в немудреной философии.

Действительно, ведь Патрик О'Хара был уже немолод – ему было около тридцати пяти лет – критический возраст, время подведения промежуточных итогов в жизни, время сбора плодов…

И пожалуй единственное, о чем он жалел – так это о том, что за эти недолгие дни, проведенные на воле, ему так и не удалось напасть на след своих детей – чиновники из соответствующих ведомств, к которым он обращался, лишь равнодушно пожимали плечами:

– Извините, мистер О'Хара, мы прекрасно понимаем ваши отцовские чувства, но не в праве разглашать тайну усыновления… Ваш случай очень сложный и может быть решен только в судебном порядке. Никто и никогда не раскроет вам тайну усыновления. Советуем вам, мистер О'Хара, обратиться в коронный суд.