Капитан торжествовал.

По этому поводу он велел принести себе рома. Оливер сделал вид, что не расслышал его, и потому за выпивкой побежал второй телохранитель.

После этого все поняли, что настал подходящий момент для решительных действий…

Один из заключенных, бородатый ирландец Джеймс, ставший во главе побега, отфутболил мяч далеко в сторону и вразвалочку подошел к Брэфорду.

– Ну что, ирландский недоносок, – с мерзкой улыбочкой спросил тот, – пришел поплакаться мне по случаю проигрыша?

Джеймс прищурился.

– Нет, капитан…

Тот посмотрел на подошедшего с таким выражением на лице, будто бы впервые в жизни его увидел.

– А что же?

В голосе Брэфорда послышалось плохо скрываемое недоумение и даже что-то похожее на растерянность.

Джеймс подошел поближе.

– Сейчас все объясню, сэр.

– Ну, давай, начинай…

Капитан обнажил в ухмылке свои отвратительные желтоватые клыки, которые показались теперь длиннее и желтее, чем обычно.

– Я слушаю тебя, ублюдок, – произнес капитан, – что ты там еще хочешь? Наверное, договориться о матче-реванше? Так его не получится, приятель. Мы все равно сильнее вас, – веско добавил Брэфорд, видимо, вкладывая в эти слова обобщающий смысл, относившийся не только к футболу.

Джеймс, посмотрев на Брэфорда исподлобья, снова прищурился – Патрик, искоса наблюдавший за этим разговором, почти осязал, что того бьет нервная дрожь.

– Я хочу предложить вам сдать оружие – иначе можете считать себя покойником… Это – наверняка. Будьте уверены – сопротивление бесполезно и бессмысленно, оно только усугубит ваше незавидное положение…

Клыки исчезли за складками бледной и трясущейся кожи…

– Что, что? Джеймс повторил:

– Сдавай оружие…

– Не понял… – растерянно пробормотал капитан, отступая назад и поглядывая на Оливера.

Тот, не говоря ни слова, уперся дулом карабина в его спину.

– Ты поплатишься за это, гнусный предатель! – зашипел Брэфорд.

Оливер ухмыльнулся.

– Как бы не так!

Капитан, подавшись корпусом вперед, быстро спросил у него:

– Сколько ты хочешь?

В ответ на это Оливер очень спокойно и невозмутимо ответил:

– Все равно ты не сможешь дать мне больше, чем я уже получил…

А Оливер действительно получил огромную сумму – по его понятиям, конечно – двадцать тысяч фунтов стерлингов и возможность беспрепятственно бежать из Англии.

Эти деньги путем неимоверных ухищрений были переданы с воли людьми Уистена.

– А сейчас, – продолжал рыжий охранник, – отдай этим ребятам свой пистолет… Если ты, конечно, не хочешь получить отменную порцию свинца в спину… Ты ведь знаешь, что я стреляю без промаха…

Оливер прикрывал Джеймса, пока тот судорожным движением вытаскивал из черной лаковой кобуры Брэфорда личное оружие капитана…

Таким образом, операция началась на удивление спокойно.

Заключенные даже сами поразились, почему все так просто получалось.

В этот момент Патрика О'Хару охватило какое-то странное ощущение раздвоенности: словно действовал не он, а кто-то совершенно другой, и этот другой подвергал смертельной опасности собственную жизнь; словно весь этот побег, весь сегодняшний день он видел как бы со стороны – так человек иногда ощущает свои действия, себя самого в критические минуты своей жизни.

Капитан решил выполнить все требования взбунтовавшихся узников даже не сопротивляясь, он только стал много бледнее обычного.

Вернувшемуся с выпивкой охраннику он приказал тут же сдать оружие.

Брэфорд, отдавая ему приказ разоружиться, лишь коротко заметил:

– Не хочу напрасных смертей. Потом мы заставим их раскаяться…

Брэфорд говорил так потому, что хотел скрыть нервную дрожь, охватившую его – он просто храбрился перед самим собой.

В этот самый момент футболисты из команды охранников, заметив, что на трибуне происходит нечто весьма и весьма странное, остановили игру и недоуменно переглянулись. По приказанию Джеймса капитан отдал приказ, чтобы те играли дальше.

Капитан сдавленно произнес:

– Играйте, играйте, этот матч очень важен, и мы должны выиграть его.

Игра должна была продолжаться «как ни в чем не бывало» до тех пор, пока остальные заговорщики не справятся с часовым в здании комендатуры и не захватили радиостанцию – теперь Брэфорд и его люди вряд ли могли рассчитывать на помощь с материка.

– А ну шевелись! – вновь приказал Брэфорд. – Играйте, свиньи, эту игру мы должны выиграть во что бы то ни стало!

Охранники переглянулись и, посовещавшись, решили продолжать матч.

Приказы капитана Брэфорда в этом лагере не обсуждались – он всегда был здесь полновластным хозяином.

Заговорщики действовали молниеносно и решительно, чтобы у противника не возникало и попытки сопротивления. Замешательство охраны было полным.

А игра на футбольном поле тем временем уже подходила к концу.

Узники подошли к тому месту, где перед матчем солдаты охраны сложили амуницию и оружие и вооружились…

А тем временем судья дал свисток, и матч закончился.

Футболистов из гарнизонной команды, все еще одетых в спортивные костюмы, заперли в бараке в качестве заложников. Некоторые, то ли опасаясь мести, то ли из-за врожденной трусости, просто скулили от страха – совсем как дети.


В четверть пятого прибыл баркас – к огромному сожалению заключенных, только один – они ожидали, что прибудет как минимум два.

Капитан Брэфорд себя вел на удивление спокойно, хотя время от времени разражался страшными угрозами и проклятиями в адрес «грязных ирландских сволочей, законченных подонков»; такой отборной ругани никому из заключенных давно не приходилось слышать – он был абсолютно уверен, что план беглецов провалится.

Небольшой моторный баркас мог вместить лишь немногих, и в него с трудом втиснулось человек тридцать – практически все, посвященные в план побега. Бежавшие захватили с собой и капитана: он должен был служить заложником на тот случай, если баркас неожиданно будет остановлен кораблями береговой охраны.

Бежать решились не все – в большинстве своем ирландцы, сидевшие тут за причастность к террористическим организациям; подавляющее большинство уголовников посчитало за лучшее остаться – прежде всего потому, что никто из них не верил в успех столь рискованного предприятия.

И потому большая, подавляющая часть заключенных – в том числе и те, кто не участвовал в этом плане, а таких, к слову, было большинство – так и остались в лагере. Но беглецы знали, что шотландские рыбаки, прибывшие из окрестных мест, едва заслышав о том, что пришел баркас, будут предлагать им свой немудреный транспорт. На это беглецы и надеялись – больше ничего не оставалось.

Так оно и случилось…

Рыбаки, увидев, что заключенные вооружены, послушно согласились на все.

Кроме того, беглецы раззадорили их, предложив в качестве вознаграждения поношенную амуницию и разные мелкие вещицы из тех, которые были отобраны у охранников.

Вскоре заключенные поспешно сели в их небольшие утлые суденышки, и отчалили…


Лодки продвигались вперед страшно медленно, как-то жалобно и зловеще поскрипывая. Эти рыбацкие суденышки, грузные и неуклюжие, словно бревна, казалось, вот-вот затонут.

Чтобы не привлекать внимание жителей прибрежных поселков, они отчалили не все сразу, а поодиночке и старались при этом держаться подальше друг от друга. Потом им предстояло пристать к берегу и опять-таки врассыпную пробираться вперед, – конечно, беглецы многим рисковали, прежде всего тем, что их запросто могли переловить поодиночке, но ничего другого им не оставалось.

Ненавистный берег с зыбкими контурами невысоких строений постепенно таял.

Солнце медленно опускалось в залив, но никому из беглецов – и Патрику, в том числе – и в голову не приходило полюбоваться прекрасным закатом – все думали лишь о том, что их ждет впереди.

Утлые рыбачьи суденышки были перегружены заключенными так сильно, что от воды до борта был какой-то дюйм – не больше.

Хозяин лодки – пожилой седоватый рыбак-шотландец с длинной сальной косичкой, торчащей из-под надвинутой на косматые брови огромной войлочной шляпы обеспокоенно воскликнул:

– Того и гляди, начнем тонуть, – он кивком указал на днище, сквозь которое сочилась вода, – не дай Бог, начнется какое-то волнение на море… Тогда сразу же пойдем ко дну.

Но на счастье, море в тот день было удивительно спокойным…

Лодка оседала все глубже, и недавние узники, находясь в крайне нервном напряжении совсем не заметили, как вода уже была по щиколотку…

Патрик первым сообразил, что следует предпринять: он перестал грести, бросил весла на дно лодки и начал быстро раздеваться.

– Двое из нас будут плыть рядом, пока хватит сил, – сказал он, – потом их сменит другая пара. Иначе лодка пойдет ко дну.

– Мудрое решение, – похвалил его Джеймс, тот самый ирландец, который руководил побегом.

Таким образом они и добрались до берега – когда это случилось, была уже глубокая ночь.

Теперь предстояло перейти небольшую горную гряду, и сделать это так, чтобы не попасться в руки полиции – о событиях в лагере уже наверняка было сообщено по всей стране.

Правда, беглецы надеялись, что если это и случится, то не так скоро, во всяком случае, не раньше, чем часов через пять – перед отплытием единственная рация, находившаяся в лагере, была уничтожена, и так, что вряд ли ее можно было восстановить, а других судов поблизости не было – следующий баркас с материка должен был причалить не ранее восьми часов утра следующего дня.

Было решено разделиться на группы – по три человека в каждой.

Одну группу должен был сопровождать лодочник, а в другую нужен был проводник.

Лодочник утверждал, будто бы знает, как именно пройти, минуя полицейские посты, однако потребовал деньги вперед. Сумма, которую собрали заключенные, показалась ему смехотворной. Дело решил револьвер капитана, который Джеймс пообещал отдать лодочнику потом, когда оружие ему уже станет ненужным.


Оказавшись втроем в полной темноте, Джеймс, еще один беглец, Фил, и Патрик, горячо обсуждали свое положение. Другая тройка во мгновение ока растворилась в чернильной темноте ночи. Однако минут через десять они вернулись.

– Где вы? – тихо спросили они свистящим полушепотом.

Заслышав шаги, беглецы притаились за скалами но, узнав знакомые голоса, вышли из укрытия.

– В чем дело? – спросил Джеймс, напряженно вглядываясь в темноту.

– Там проводник о чем-то болтает с местными крестьянами. А мы ничего не понимаем на шотландском диалекте…

Джеймс прошел вперед.

Хозяин лодки действительно был занят беседой с каким-то встречным, и действительно говорил на местном диалекте – точнее, на гэльском языке, очень близком к ирландскому.

Джеймс расслышал только последние слова, произнесенные свистящим полушепотом:

– Поможешь – там хорошо заплатят. Заметив подошедшего, лодочник поспешил пояснить, что это его приятель, дальний родственник, живущий на ферме, расположенной неподалеку отсюда, в каких-нибудь двадцати милях, и он знает округу намного лучше его самого.

– Ты что, не знаешь английского языка? – осведомился подошедший Патрик.

Тот утвердительно кивнул – тем более, что с беглецами он разговаривал по-английски.

– Конечно, знаю.

– Почему же вы тогда разговаривали по-гэльски? Чтобы Джеймс ничего не понял?

Неожиданно вмешался лодочник:

– Так понятнее… Привычнее для нас…

Джеймс, завладев инициативой разговора, сурово посмотрел сперва на лодочника, а затем – на его родственника и поинтересовался:

– Далеко нам идти?

– Куда?

– До автострады.

Тот указал куда-то в ночную темень.

– Не очень… Несколько часов хорошей ходьбы, если напрямую через перевал.

Патрик подошел поближе, однако заглянуть говорившему в глаза ему так и не удалось.

– Хочешь нам помочь? – спросил Джеймс фермера. – Только честно…

Тот передернул плечами.

– Смотря сколько дадите. Я ведь бедный человек, – торопливо заметил он.

Неожиданно свои услуги предложил лодочник:

– Я поведу вас.

Джеймс, отойдя в сторону, стал советоваться с Патриком и Филом.

Все были единодушны: иного выбора у беглецов просто не было – первая группа вскоре ушла с фермером, родственником рыбака и, судя по всему, уже прошла четверть пути – если, конечно, они действительно пошли напрямую через горный хребет.

Подумав, Джеймс обернулся к лодочнику.

– Так ты действительно сможешь провести нас к автостраде, приятель?

Тот смущенно улыбнулся.

– А что вы собираетесь делать?

– Нам надо пробраться вглубь, дойти до какой-нибудь оживленной трассы, – пояснил Джеймс. – А потом пробираться дальше поодиночке.