Анна Дубчак - Желтые перчатки

***

У Невского же ситуация была много сложнее. Он уже месяц как был женат на Анне, дочери академика Вельде, старинного приятеля отца, и через неделю Игорь с молодой женой должен был отправиться в Англию, в свадебное путешествие. Они бы улетели еще раньше, сразу после свадьбы, да помешала погода – в Москве гремели грозы, а потом город долгое время жил в густом молочном тумане.

Анна – сложное, противоречивое существо, наделенное острым умом, хитростью, переполненное до краев амбициями и чувством собственного достоинства, тем не менее больше всего на свете любила Игоря. Еще со школы. И положила немало сил на то, чтобы обратить на себя его внимание. В ход шло все, что только возможно в подобных случаях: совместные обеды и ужины двух семей – Невских и Вельде, сногсшибательные наряды, тысячи разного рода провокаций, способствующих сближению двух свободных молодых людей, тщательно сыгранные сцены ревности и страсти, любви и заботы, всего не перечесть.

Худенькая, черноволосая, с яркими голубыми глазами, поражающими воображение своим холодным, почти ледяным блеском, Анна практически всю свою энергию бросила на то, чтобы соблазнить Игоря, а после того как она отдалась ему – причем в ее доме, сразу после застолья, устроенного в честь окончания ею института международных отношений, – Анне показалось, что на этом их отношения и закончились. Она разочаровалась в Игоре. Девственница, она ждала от их первой близости какой-то особенной нежности, а взамен получила пять минут грубого удовлетворения «скотского мужского желания».

О том, что они переспали, стало известно ее матери, которая, в свою очередь, рассказала все мужу, а Вельде, весьма консервативный в своих взглядах на проблемы подобного рода, позвонил Игорю на работу и вызвал его к себе для разговора.

«Ты любишь мою дочь?» – спросил старик (он был старше своей жены на целых тридцать лет, и Анна была в какой-то мере поздним ребенком, к тому же единственным и горячо любимым).

Игорь ответил кивком головы. Спать с Анной Вельде без любви означало бы расписаться в своей безнравственности.

Так он и женился.

Анна же, так много и часто любившая порассуждать на темы секса, в постели оказалась совершеннейшей РЫБОЙ, как определил сам Невский: холодной и молчаливой. Она никогда не отвечала на его ласки, нежность и всем своим существом противилась близости.

Молодые переехали в роскошно обставленную четырехкомнатную квартиру, которая давно ждала своего часа, если не с самого рождения маленькой Анечки, и, разбежавшись в разные комнаты, стали сосуществовать всем законам вопреки.

Спустя какое-то время Игорь привык к такому образу жизни или, вернее, приспособился, хотя достаточно часто задавал себе один и тот же вопрос: как могло так случиться, что он, никогда и никого в жизни не любивший, вот так запросто позволил себя женить на в общем-то чужой ему женщине? С Анной-то все понятно. Она и сама говорила ему в открытую, что ей приятно видеть возле себя красивого и умного мужа, да к тому же еще и директора крупной совместной фирмы. Но зачем ему было лишать себя свободы, если он не испытывал к Анне никаких чувств? На этот вопрос за него ответила его мать, когда сказала: «Это врожденное чувство ответственности. Ты такой же, как и твой отец». И она действительно оказалась права.

Самое удивительное в этом браке было то, что супруги практически не ссорились. Не было повода. Все бытовые проблемы были решены заранее еще родителями. Финансовые проблемы вовсе отсутствовали как со стороны семьи Вельде, так и у Невского. Не было любви и не было проблем. Так, во всяком случае, выходило.

И вдруг – Валентина. Невский не собирался изменять жене, но как же так получилось, что он ночью сидел в баре с роскошной рыжеволосой девушкой, потягивал коньяк и дрожал только при одной мысли о том, что под черным мягким, как шерстка кошки, кашемиром находится женское тело, полное тепла и неги…

Почему именно она? Ведь он жил не в замкнутом пространстве, каждый день встречал множество красивых девушек и женщин, но почему-то дальше любопытного взгляда, обращенного в их сторону, дело не шло. Когда уж становилось особенно мучительно, он вечером приходил в спальню жены и там получал спасительные несколько минут «утоления жажды».

С Валентиной было все иначе. Безусловно, он хотел ее как мужчина, но обладанием одного ее тела он не насытился бы. Он хотел ее всю, целиком и навсегда. Но он не знал, как сказать ей об этом, чтобы она ему поверила. Он даже был готов к тому, что она замужем и у нее есть дети.

Обычно, когда люди молчат, возникает какое-то напряжение, неловкость. Но сейчас никакой неловкости не было. Они наслаждались обществом друг друга, и никто из них не представлял, чем эта игра в молчание может закончиться.

Наконец Невский спросил:

– Вы замужем? – и чуть не задохнулся от собственных догадок.

– Можно сказать, что да… – прошептала она на выдохе и глаза ее увлажнились, – через несколько дней свадьба. Вы не знаете,

что я здесь делаю? Скажите мне, почему я здесь? И что мне теперь делать? – Она разорвала колечко лимонной кожуры и посмотрела на Игоря так, словно только он сейчас мог ее спасти.

– Вы здесь потому, что и Я здесь… И я знаю, что нам делать… Пойдемте и ничего не бойтесь… – Он поймал ее руку в свою и крепко сжал ее. – Если вы мне доверитесь, то ничего страшного не произойдет.

– И вы доставите меня домой? – Валентина затаила дыхание, представив, как он сейчас будет ловить такси, чтобы отвезти ее домой, на Масловку.

– Да, – сказал Невский каким-то странным голосом и помог сойти с высокого стула. Она почувствовала, как он потянул ее к выходу, и подчинилась ему полностью.

Они вышли из душного бара на улицу. Шел мелкий прохладный дождь. Для конца августа нормальная погода. Валентина почти бегом бежала за Невским, который продолжал держать ее за руку, вдоль каменной стены, не понимая, где же здесь может быть стоянка такси.

Когда Игорь распахнул огромные прозрачные двери гостиницы, напоминающей офис гигантского предприятия с великим множеством красных кожаных кресел и стеклянных столиков, она подумала, что он просто ищет телефон, чтобы позвонить… Но когда он, усадив ее в одно из этих кресел, подошел к застекленной конторке с красной надписью «администратор», она поняла, что ошиблась в своих предположениях.

И если через несколько минут они поднимались на лифте куда-то очень высоко, то душа Валентины стремительно летела в пропасть. Сердце ее стучало, тело начало подрагивать от непредсказуемости ситуации, щеки горели, а глаза почему-то начало щипать…

Звеня ключами, Невский открыл номер, расположенный в самом конце длинного, устланного толстым красным ковром, коридора, протянул Валентине руку и, только оказавшись в полной темноте, сжал девушку в своих объятиях, отыскал ее губы и поцеловал долгим, мучительно долгим поцелуем, во время которого он ждал ее реакции и больше всего боялся, что ошибся… Но судя по тому, как податливо оказалось ее тело, как покорно она легла на кровать и позволила себя раздеть, он понял, что переживал напрасно.

Ему захотелось зажечь свет, но он так и не смог оторваться от ее тела, которое так не походило на безжизненное тело Анны. И не потому, что Валентина была искушена в любви, просто она отдавалась ему так, словно хотела этим сказать: возьми меня полностью, я вся твоя, от кончиков ногтей до самой низменной мысли. Хотя вряд ли такова; вообще могла существовать в этой драгоценной головке, которая теперь покоилась на его плече, готовая подняться в любое мгновение, стоит ему только этого пожелать.

Сказать, что в эту ночь Игорь почувствовал себя настоящим мужчиной, – значит не сказать ничего. Он обрел благодаря Валентине свободу, так нелепо утраченную посредством неудачной женитьбы. Это была внутренняя свобода, которая выражалась открытым выплескиванием страсти, стремлением познать женщину во что бы то ни стало…

Горячее упругое тело Валентины, которое возбуждало его с первой минуты знакомства, теперь принадлежало только ему, и он никому не собирался его отдавать. Игорь прижался к нему, обвил руками и ногами и зарылся лицом в теплую душистую волну потемневших в синих ночных сумерках волос…

– Валентина, – позвал он, и она отозвалась, заскользила гладко в его руках и откинулась на спину, разметала руки и открыла глаза.

– Я бы хотела помолчать, – прошептала она взволнованно, – сейчас бессмысленно что-либо говорить. Я счастлива, это единственное, что я чувствую. И я знала, знала, что мы в конечном счете окажемся в гостиничном номере, но все равно продолжала делать вид, что ничего не понимаю… Мне все равно, что ты подумаешь, но лучше уж сказать правду, чем сочинять на ходу какое-нибудь оправдание своим поступкам. Так вот, господин Невский, мы не должны больше встречаться. Потому что я не смогу делить тебя с кем бы то ни было. Слово «жена» для меня не существует. Это ТВОЕ слово. А твоей любовницей я быть не собираюсь. Если ты только захочешь, мы всегда будем вместе. Но терпеть рядом с тобой другую женщину я не намерена. Это не ультиматум, просто я стараюсь как можно яснее выразить свои мысли.

– Я бы мог обмануть тебя и сказать, что свободен, но это не так… Я действительно женат и мне потребуется какое-то время, чтобы развестись. Чтобы не расставаться с тобой, мы бы могли все это время – до моего официального развода, – жить вместе. Ты согласна?

– Да, конечно, – говоря это, она явно нервничала, не до конца осознавая все то, что сейчас с ней происходило. Она говорила как в бреду. – Мне тоже потребуется время, чтобы объяснить моему жениху, что произошло. Только после этого мне надо будет оставить квартиру, в которой я сейчас живу… Я сама не москвичка, понимаешь, я очень многим обязана Сергею, своему… жениху. Но ведь мы же не преступники? Скажи?! Я уверена, что он все поймет и отпустит меня…

– Можно я включу свет?

– Включи, конечно. Ты хочешь увидеть меня?

– Да. Мне надо убедиться, что ты существуешь реально, а то эти голубоватые тени на стенах мешают мне поверить в свое счастье. А вдруг ты – только плод моего воображения? – Он протянул руку и зажег лампу. Мягкий свет тотчас высветил рассыпанные по подушке рыжие кудри, огромные темные уставшие глаза, красный рот Валентины, ее полные с нежно-розовыми сосками груди, плоский бархатистый живот и стройные, сливочного цвета бедра. Согнутая тонкая нога ее покоилась на бедре Невского, и от этой интимнейшей позы Игорь испытывал жгучее чувство собственника…

– Послушай, что я тебе скажу, – он поцеловал ее в висок и провел пальцем по ее припухшим от долгих поцелуев губам, – согласен, так, как у нас с тобой – почти не бывает… Но ты должна мне верить. Просто нам повезло, что

мы встретили друг друга. О любви много написано книг, только ты их не читай, если захочешь найти ответы на свои вопросы. Все, что тебе нужно, ты прочтешь в моих глазах. Ты для меня – это все. Я никому и никогда не говорил таких слов. Ты веришь мне?

И вдруг она захохотала. Он сначала не понял, а потом увидел, что на ней по-прежнему желтые перчатки, которые она забыла снять (или же одела по инерции, механически), и захохотал вместе с ней.

«Господи, сделай так, чтобы мы никогда-никогда не расставались», – промелькнуло в голове Валентины, когда она, сорвав перчатки, швырнула их на постель и увидела, как Игорь покрывает каждый ее пальчик поцелуем.

– Я люблю тебя, – сказал он, подминая ее под себя и теряя рассудок от нахлынувшего на него желания.

Анна провела весь вечер у телефона и уснула только под утро.

Она ждала этого, начиная с первого дня их совместной жизни.

Боялась, но ничего не могла поделать. Теперь, когда она, казалось бы, достигла всего, чего хотела, начался самый мучительный период ревности. В ее тщательно спланированной жизни именно ревности, потенциальной ревности отводилась немаловажная роль. В том, что Игорь будет ей изменять, она нисколько не сомневалась: измены присутствовали в каждой семье, которую она знала. Без исключений. Даже ее мать изменяла отцу, но только очень умело это скрывала. Анна же, в отличие от матери, не испытывала ни малейшего желания спать с кем-либо, кроме Игоря. Секс не приносил ей ничего, кроме беспокойства. Беспокойства по поводу того, что ее тело никак не отвечало на мужскую страсть. «Я – холодная женщина».

Когда она, по совету подруги, пришла к сексопатологу, молодой врач-очкарик внимательно выслушал ее и задал пару таких вопросов, от которых Анну чуть не стошнило. Да, она видела это на кассете, но заниматься этим с мужем она не будет. Это – противоестественно. Это может выхолостить все остальные, не имеющие к сексуальной жизни, обычные человеческие чувства.

Нет, она не ханжа, просто у нее совершенно другое представление об интимной жизни. Не согласилась она также и на глубокое гинекологическое обследование, сочла это излишним.