19 июня 1981 года у Тани и Николая родился сын. Вес — 3 кг 800 г, рост — 54 см. Волосы рыжие с русым оттенком, кудрявые. Глаза голубые. Закричал — сразу. Состояние мамы — удовлетворительное.

В коридоре больницы Марианна рыдала в голос, Николай отвернулся к окну, он закусил до боли нижнюю губу. Через два дня Таню перевели в общую палату, принесли ребеночка. Она сразу решила, это — лучший ребенок на свете! Посещение мамочек и, тем более, новорожденных младенцев, категорически запрещено. Но Николаю в виде исключения, понимая, сколько пережил этот мужчина, и что еще предстоит, разрешили увидеть жену и сына. Медицинская сестра натянула на него белый халат, шапочку, на ботинки надела и туго завязала белые мешки и подтолкнула в спину.

— Не, дрейфь, папаша, 19 палата.

Таня полулежала на спине. Лицо ее, бледное, измученное, сильно похудевшее, выражало абсолютное счастье. На руках она держала маленький, катастрофически маленький кулек, с одной стороны кулька торчал рыже-золотистый пушок. Николай решил, что врачи ошиблись, когда сообщили, что ребенок крупный, здоровенький. Да и Марианна, что она понимает в детях! Таня подняла глаза, Николай прищурился — такой свет исходил из этих глаз. Он подошел к кровати и остановился, он не знал, что делать дальше, можно ли поцеловать Юшку, а если можно, то куда: в руку или в губы? И как? Этот байковый кулек! Николай боялся на него посмотреть, не то, что дотронуться. Юшка неожиданно засмеялась:

— А тебе идет, прямо-таки заведующий родильным отделением. Здравствуй, любимый!

Николай пролепетал:

— Юшка, я, я без тебя чуть не умер.

Таня скорбно улыбнулась.

— Это я чуть не умерла, там, в реанимации, после операции. Видишь, операции, а не родов.

Николай, наконец, пришел в себя. Он, боясь дотронуться до «кулька», целовал Юшкино лицо, руки и все равно натыкался на кулек, то носом, то губами. От «кулька» шел неописуемо нежный, сладковатый запах. «Кулек» вдруг закряхтел и через секунду заплакал.

Юшка улыбнулась:

— Кушать просит, но мне запретили кормить, много «химии» в молоке, да, и молока почти нет — от болевого шока и стресса.

У Николая так сжалось сердце, что на мгновение стало трудно дышать. Он бодро успокоил жену:

— Ничего, выкормим, мадам Жако уже прислала огромный ящик с распашонками, бутылочками, сосками и, главное, с детским питанием!

Таня поняла, что ее не бросили, про нее не забыли. Там идет большая работа. Прибежала медсестра, принесла бутылочку с детским питанием. Таня нежно повернула малыша на спинку, довольно высоко подняла головку.

Николай, наконец, увидел своего сына.

— Какой красивый, синеглазый, кудрявый… мой сын…

Больше он ничего не успел сказать, опять прибежала медсестра и вытолкала Николая из палаты.

В бесконечных записочках, которые за шоколадки безропотно носила нянечка, обсуждалось имя сына. Родители решили, каждый напишет «свою версию», а потом — обсудят. Оба написали — Василий. Мадам Жако прислала лекарства, которые спасли и Таню, и сына. Следующую ее посылку — огромную коробку, Николай получил в Шереметьево-2 от хрупкой тоненькой девушки, которую встречала машина посольства Республики Франции.

Когда Николай и Марианна открыли коробку, там были: батистовые кофточки, странного покроя штанишки. Еще — крохотные, Марианна подсказала, пинетки, пластиковые бутылочки, приплюснутые силиконовые соски и пустышки и, главное, детское питание, целых полкороба. Лежал большой белый конверт, в нем — открытка с розовощеким ангелом, летящим на голубых капроновых крылышках. Было приложено письмо, напечатанное на компьютере, где сообщалось, что посылки будут поступать каждые три месяца, необходимо предварительно звонить и сообщать рост и вес младенца и если вдруг что-то срочное — звонить ночью. Большое счастье, что мама жены Николя, Татьяны, — детский врач.

Марианна хлопала в ладоши, перебирала невиданной красоты детские вещи, а Николай переводил с французского языка и писал для бабушки инструкцию, как готовить детское питание.

Через неделю Василия выписали из роддома, его забрали Николай и Марианна. Таня еще неделю пролежала в послеродовой палате, опять начались страшные боли в пояснице — до судорог и обмороков, лекарства уже не помогали, анализы показывали, что воспаление в почке усиливается, ее перевезли в Институт травматологии и начали готовить к операциям.

Марианна уволилась с работы, ее все понимали. За прощальным чаем «сестрички» всплакнули.

Марианна за день до выписки Васеньки собрала чемодан самого необходимого, перекинула через руку легкое пальто и плащ и собралась ехать в Беляево, устраиваться. К встрече Васеньки все уже было готово. Марианна будет спать на диване, рядом с детской кроваткой, а Николай на кухне, на новой раскладушке.

Выходя из квартиры, она на мгновение замерла. На пороге стоял Петр. Марианна попятилась, споткнулась о чемодан, чуть не упала. Петр по — хозяйски вошел в дом, с удивлением посмотрел на жену и насмешливо спросил:

— На курорт собралась?

— Нет, — резко ответила Марианна.

Петр сделал несколько шагов вглубь прихожей, как бы возвращая Марианну назад, в квартиру.

— И куда ж, это ты намылилась с чемоданом или вещички продаешь, а ведь покупала на мои денежки!

Марианна спокойно поставила чемодан, положила на него пальто и плащ, сняла туфли.

— Петр, нам есть о чем поговорить, — и прошла в «залу».

Петр удивленно проследовал за женой.

Марианна села на диван, Петр в «свое» кресло.

Во-первых, — начала Марианна спокойным, даже жестким, голосом, — поздравляю, 19 июня у тебя родился внук, Василий.

Петр вздрогнул, все его большое тело колыхнулось под милицейской рубахой.

— Во-вторых, я переезжаю к Николаю, завтра мы забираем из роддома Васеньку.

— А что, без тебя не донесут младенца до машины?

Марианна молчала. Про себя она молила: Господи, дай силы это выдержать! Ей казалось, что она не сидит на роскошном диване, а идет по минному полю.

— Таня в очень тяжелом состоянии, она будет в больнице еще несколько месяцев.

Петр еще раз вздрогнул, лицо побагровело. Марианна в основных чертах рассказала все, и заключила:

— Это — результат твоих побоев, тогда, пять лет назад. Сначала все внешне зажило. Мы даже не обращались к врачам, я сама Танечку лечила. Врачи составили ли бы «Акт о насильственном избиении с угрозой здоровью 2-й степени», а это — уголовная статья. Мы тебя боялись.

Марианна не сказала, что Николай вызывал «скорую», и что сказал врач. Иначе она не вышла бы живой из этой квартиры.

— А во время беременности — все проявилось, да в запущенном состоянии.

Марианна встала, намереваясь уйти.

Петр перегородил ей дорогу.

— Мара, Маруся, (так он называл ее давно, в молодости)!

Больше он ничего не мог произнести, по толстым, дряблым щекам текли слезы, он совсем близко подошел к Марианне, хотел прижаться к ее щеке, телу, но она буквально отскочила от этого страшного «буйвола». Она посмотрела на Петра и тихо сказала:

— Нет, я никогда не смогу перешагнуть через это. Молись, чтобы твоя дочь не умерла. Не оборачиваясь, прошла в прихожую, надела туфли, взяла чемодан, пальто, плащ и направилась к лифту.

Петр, не вытирая слез, шмыгая носом, дошел до спальни. Там, в нижнем ящике его тумбочки лежала синяя картонная папка с детскими рисунками Тани. О ее существовании никто в семье даже не догадывался. Когда Тане было года четыре, она неожиданно для себя и для всех окружающих обнаружила — ее папофку зовут Петя, значит — петуфок. И стала рисовать петуфков. Петуфки были яркие, похожие на невиданных птиц, павлинов, фазанов, иногда угадывался петух. Каждый вечер, тайком, она дарила Петру нового петуха. Это была такая секретная игра. Отец бережно складывал петухов в папку и никому не показывал. Если бы в квартире случился пожар, первое, что схватил бы Петр, была бы синяя папка. Петр разложил рисунки по кровати, каждый подолгу рассматривал, изредка вытирая слезы кулаком. Слезы все текли, на покрывале образовалось маленькое мокрое пятно. Слезы очищали душу. Петр плакал первый раз в жизни. Наконец, он бережно собрал рисунки и убрал папку в тумбочку. По телевизору показывали какую-то несуразицу, это было понятно даже ему. Петр принял необходимые таблетки и заснул. Утром — опять на работу.


В стране происходили важные события. Леонид Ильич Брежнев скончался в ноябре 1982 года. Решением внеочередного Пленума ЦК КПСС генеральным секретарем ЦК КПСС был избран Юрий Владимирович Андропов, прежде занимавший пост председателя КГБ СССР. Через месяц — 18 декабря 1982 года из охотничьего ружья застрелился Николай Анисимович Щелоков, министр внутренних дел СССР — непосредственный начальник генерала Петра Задрыги. Новый министр внутренних дел В.В. Федорчук стал проводить комплексную проверку деятельности Министерства, выявилось большое количество злоупотреблений. Генерал Задрыга сидел в своем кабинете и боялся дышать. Так страшно ему не было даже в войну, когда под пулями он на старенькой полуторке подвозил боеприпасы на передовую.

9 февраля 1984 года умер Генеральный секретарь ЦК КПСС Юрий Владимирович Андропов, а 13 февраля единогласно Генеральным секретарем ЦК КПСС был выбран тяжело больной 72-летний Константин Устинович Черненко.

В магазинах становилось все меньше товаров первой необходимости и продуктов питания, а очереди — все длиннее. На предприятиях, в научных и учебных заведениях распространилась система «заказов», куда входили элементарные продукты: пакет гречки, батон полукопченой колбасы, несколько банок консервов. Стала процветать система продажи «из-под прилавка». Это касалось и промтоваров. Импортную кофточку, хороший костюм, дамские сапоги и даже детскую одежду следовало «доставать по блату». Из Подмосковья и ближних областей по субботам и воскресеньям потянулись «колбасные электрички». Между москвичами и приезжими в очередях все чаще возникали стычки и мелкие драки.

Кроме работы, у генерала Задрыги ничего не осталось, почти ничего. Квартира принадлежит Марианне, все эти пыльные люстры, горы хрустальных ваз и вазочек, рюмок, бокалов — мелочи, которые ничего не стоят. Деньги, которые Танька и Марианна транжирили в 200-й секции ГУМа на третьем этаже главного универмага страны, теперь не вернешь! Оставалась самая малость. Только то, что он, кулацкий сын, сумел утаить и накопить.

Эта самая малость составляла немалую сумму — более 500 тысяч советских рублей. Ничего, «там», он поднял глаза к потолку, не обеднеют.

У его отца больше забрали. Целую неделю весь продотряд на своих, да батяниных подводах добро вывозил. Раскулачивали самого зажиточного хуторянина, из богатого, на 100 домов и хат, хутора Угрюмое на высоком брегу Днепра — Данилу Петровича Задрыгу. Жена его, Ганна Спиридоновна, как заголосила, глаза к небу подняла, так и померла. По матери Петька горевал — добрая была и безответная. Батяня не дожил до начала войны. В колхоз не пошел, сказал всем, что помер, и спрятался в погребе. В «голодомор» дети, а их было шестеро, носили отцу в погреб, что могли найти, мороженую картошку, похлебку из собачатины и кошатины, сами не ели, а ему несли. Отец все ждал «освободителей», каких, он точно не знал. Но он верил: придут, мол, и все, до «зернушка, до куряки», вернут и «хозяйство восстановют». Но не дождался. Дети поумирали от голода, а за ними и сам Данил Задрыга. Один Петька выжил. Он был четвертый среди братьев и сестер, самый крепкий и хитрый. К батяне в погреб не лазил, у братьев и сестер забирал чуток еды, чтобы не окочуриться.

Потом полегчало, на хуторе школу открыли. Петру, как сироте, хлебный паек давали. Петька вступил в пионерский отряд. Летом он крутился около трактористов, помогал, чем мог. Перед войной научился трактор водить и полуторку (небольшой грузовичок).

Немцы пришли, начали все жечь, людей расстреливать. Соберут из тех, кто на ногах стоит, велят ров выкопать, людей в ров штыками затолкают и стреляют. В кого не попали, те посидят тихонечко и ночью вылезают, так их опять в ров и уже — наверняка.

Петька убежал в Киев, туда «немец» еще не дошел, но был на подступах. Город спешно, в сутолоке и беспорядке, эвакуировали. Не хватало машин, водителей. Петька, парень высокий, хоть и худой, по бумагам — или 16, или 18 лет — не поймешь, «баранку» крутить умел. В военкомате отправили на автобазу Киевского университета — вывозить преподавателей и оборудование физических лабораторий. В кабину полуторки, загруженной ящиками, коробками, связанными стопками книг, канцелярских папок, запрыгнул парень и протянул руку:

— Семен Заболотский.

— Быстрей, Семен, фашист — на хвосту!

Петька ловко крутил «баранку», сумели выскочить из-под бомбежки. Страх и желание выжить, спастись, породнили их. Во время войны Петр и Семен переписывались. Треугольники доходили до адресатов. После Великой Победы встретились в Киеве, у Владимирской Горки, как уговаривались, и решили вместе ехать в Москву.