Возвращаться домой Марианне было страшно. Больше всего, она боялась сейфа за холодильником. Особенно вечерами ей казалось, что холодильник на колесиках отъедет от стены, дверь сейфа откроется и оттуда выйдет Петр. По совету нянечки из своей поликлиники Марианна на холодильник поставила икону. Но ужас ее не покидал. «Дух» Петра не собирался расставаться ни с квартирой на Белорусской, ни с Марианной. Залу и спальню Марианна привела в порядок, забрала необходимые вещи и комнаты закрыла на замок. Жила в маминой комнате, только поменяла кровать. Но мама тоже нередко «навещала» дочку. Ночью Марианне слышался строгий тембр голоса Ольги Михайловны, ее преследовал запах валерьянки. Она уходила в комнату Тани, засыпала на ее кровати и среди ночи вскакивала от истошных криков Тани: «Мамочка, спаси, мне больно!» И Марианна бросалась на Петра, чтобы спасти дочь от страшных побоев.

Марианна превратилась почти в старуху. Она давно не красила губы, волосы, надевала самые скромные платья, незаметные под белым халатом. Ее спасала только работа. «Маленькие ангелы», как называла она своих пациентов, спасали ее душу, не давали сойти с ума.

Заканчивался учебный год. Таня уговаривала маму поехать с Васькой в пансионат. Марианна оказалась под предлогом работы. Она понимала, что в таком состоянии она не справится с девятилетним сорванцом, как бы она его ни любила.

Как-то вечером, довольно поздно, раздался отрывистый телефонный звонок. Звонила родственница Гаврила Тимофеевича, отца Марианны, из Саратова. Марианна ее хорошо знала, бывала в гостях. Глафира Мелентьевна, или по-семейному тетя Глаша, была постарше Марианны, на пенсии, в прошлом учительница химии и биологии. Дети выросли, уехали в другие города, муж, секретарь Саратовского обкома КПСС, рано умер. Тетя Глаша жила одна, на тихой зеленой окраине города, в добротном кирпичном доме с газовым отоплением и всеми удобствами. Яблоневый сад, огород, цветы под окнами. Тете Глаше приснилась Марианна «в воде по колено» и она решила узнать, как дела у родственницы. Они проговорили больше часа по межгороду. На следующий день Марианна оформила неотгулянные отпуска за предыдущие три года и уехала в Саратов.

За эти месяцы она вернулась к жизни. Марианна, сидя на скамеечке, полола грядки, подвязывала к колышкам мощные кусты знаменитых саратовских помидоров. А цветы, а яблони, малина, смородина — все требовало ухода и внимания. А варенье варить, банки с огурчиками, перчиками, прочими и прочими садово-огородными дарами закатывать. Счет банкам и баночкам пошел на сотни. За бабушкой Марой в Саратов приехали все втроем и прожили две недели, почти до 1 сентября. Так хорошо не отдыхали очень давно, а может быть, даже никогда. Ящики с банками носильщики везли на двух тележках. Незадолго до отъезда тетя Глаша, Марианна и Таня сидели в саду, в тени яблонь и беседовали:

— Марианна, я серьезно говорю, у тебя один выход — переехать жить ко мне. Посмотри на себя, человеком стала, женщиной. А то, как приведение была. Таня понимала, тетя Глаша права, и она не должна удерживать маму в Москве, она там долго не протянет. Дочь не должна быть эгоисткой.

Осенью Марианна продала квартиру на Белорусской брокеру московской Товарно-сырьевой биржи, молодому шустрому парню, три года назад приехавшему из Иркутской области покорять Москву. Он купил все оптом: квартиру, мебель, посуду, люстры. В Саратов уехала небольшая грузовая машина. Сделка была выгодная и юридически чистая. Об этом позаботился зять. Таня из квартиры своего детства взяла лишь несколько вещиц, вазочек, чашечек. Книги давно уже были в Конькове. Марианна отдала Тане большую шкатулку с ювелирными украшениями. Коробочка с медалями и орденом предназначалась Василию, в память о дедушке, которого он так ни разу и не видел. Марианна часть денег оставила себе, на старость, остальное отдала детям.

Сложилась одна забавная ситуация. На фоне денежных реформ, когда деньги обесценились и люди теряли последние невосполнимые сбережения, долг за кооперативную квартиру, на выплату которого Таня собиралась работать всю жизнь, обесценился и был выплачен на деньги, оставшиеся в кошельке после покупки молока, кефира, пакета безвкусных «резиновых» вафель.

Таня всегда мечтала о своей даче. Но, эта мечта сидела глубоко в подсознании. Реальных возможностей для ее реализации не наблюдалось.

ДАЧА

Шло время, неумолимое, безжалостное. Оно ломало судьбы людей, открывало новые возможности для тех, кто был тверд, настойчив, умел во время отказываться от старых принципов, чувствовать конъюнктуру. Честь, достоинство, деликатность остались в прошлом. Побеждали беспринципные, самоуверенные профессионалы. В новой России шел активный процесс захвата, раздела и передела собственности, имущественная и социальная дифференциация приобретала угрожающие размеры. «Бюджетники» бедствовали, врачи, учителя, преподаватели государственных вузов получали гроши. «Новые русские» строили немыслимые особняки, скупали дорогую недвижимость в Европе. Слетать на недельку в Куршавель или позагорать на собственной яхте на Лазурном берегу, все равно, что на электричке — в подмосковную деревню съездить, посадить картошку. Формировались новая элита, новый средний класс, новый люмпенизированный слой общества. Приватизация ничего не дала народу, лишь создала благодатную почву для мошенничества, откровенного криминала, «узаконила» невероятные по своим масштабам новые формы растаскивания и присвоения государственной собственности, национального богатства неисчерпаемой России.

Николай Александрович Большаков, ректор Высшего технического училища, по-новому Университета, теперь не воспринимал свою работу адом. Он стал хорошим управленцем. Учебное заведение удалось сохранить, теперь предстояло развивать. В Университете, по инициативе ректора открылся новый коммерческий факультет, где студенты обучались модным и востребованным на тот период экономического развития специальностям: бизнес-менеджмент, маркетинг, юриспруденция.

Татьяна Петровна Видова возглавляла сначала кафедру менеджмента, позже была назначена деканом нового факультета менеджмента и маркетинга. В Министерстве образования РФ возражений не было, новый КЗОТ позволял близким родственникам занимать соподчиненные должности, тем более факультет был коммерческий, по сути, частный. Главное — обеспечить достойный уровень образования и финансовую самоокупаемость.

Василий рос, взрослел. Родители следили за воспитанием и развитием единственного сына. Сын быстро понял, что у него «крутые предки», и не утруждал себя учебой, саморазвитием. Ведь в жизни оказалось так много куда более интересных и приятных вещей. А необходимое и неприятное — сделают за него «предки». Когда его уж очень сильно доставали, можно было смотаться в Саратов, к бабушке Маре, она всегда поймет и пожалеет «ненаглядного Васеньку». Василию родители многое прощали: детские шалости, несдержанность, грубость, упрямство. Они всегда находили оправдание — ребенок, мальчик взрослеет. А какое внешнее влияние: телевидение, кинофильмы, а что они смотрят по видео, когда родителей нет дома, а друзья? Один Виталька с 5-го этажа — чего стоит! Отец — топ-менеджер в крупной нефтяной компании. Особняк уже построили, приглашали на шашлыки. Генеральская государственная дача дедушки Гаврила Тимофеевича, где Таня проводила самое счастливое время в своем счастливом детстве, теперь воспринималась, как сарай. Нет, не завидно, но как-то грустно.

Впрочем, Василий неплохо учился, был вполне самостоятельным подростком. Яичницу жарить умел. Он упорно изучал иностранные языки — английский и немецкий. Он понимал, без этого — никуда. А то, что родители волнуются, так на то они и родители! На лето Василий ездил к бабушке Марианне в Саратов. Один раз, лет в тринадцать, поехал вместе с Виталькой — соседом, одноклассником и другом. Того «предки» отпустили на месяц в июле — на малину и помидоры. Виталька потом заявил родителям:


— Ваш Лазурный берег — отстой. Я теперь только в Саратов, куплю дом на берегу Волги и буду выращивать помидоры.

Родители оскорбились, неделю не здоровались с Большаковыми.

Таня и Николай много и эффективно работали. Деньги Марианны, полученные от продажи квартиры, тогда сразу же обменяли на доллары США. В 1998 году, летом, в конце августа, курс доллара неожиданно для населения увеличился сразу в четыре раза, с шести до двадцати четырех рублей за один доллар. Основную часть населения, которая жила «на рубли», очередной раз «затрясла» инфляция. Но строить дачу на рубли тем, у кого была валюта, стало очень выгодно.

Встал вопрос — где строить? Таня и Николай объехали почти все ближнее Подмосковье. Встречались заманчивые предложения в новых коттеджных поселках, но слишком дорогие. Садовые товарищества, созданные в 60-х годах, представляли собой убогое зрелище.

У Валентины Ивановны Большаковой, матери Николая, был маленький развалившийся домик в деревне Соколики, в 20-ти километрах от Москвы, на востоке области. Валентин Ивановна была совсем старенькая, но шустрая, все еще продолжала работать в своем «Гастрономе». Брата Николая, Саши два года, как не стало, Валя жила одна, по своим правилам: ничего не трогать, ничего не менять. О Соколиках все как-то забыли. Николай смутно помнил, как в детстве они всей семьей ездили сажать картошку. В домике было сыро и холодно. Печка дымила и не растапливалась. Затею с картошкой вскоре оставили.

Таня и Николай решили посмотреть на родную деревню.

Деревня Соколики заметно разрослась, превратилась в симпатичный, вполне респектабельный поселок. Почти все дома старой деревни были ухожены, отремонтированы. И только в самом центре стояло три или четыре дома в своем первозданном виде. Крыши из шифера покосились, заросли мхом. Яблони, кусты, грядки, заросли травой. Хуже всех выглядел домик № 32, принадлежащий Валентине Ивановне. Построенный из старых железнодорожных шпал сразу после войны, под ржавой железной крышей и с завалившимся забором, он никогда не знал ни любви, ни заботы. Сада не было, следы огородных грядок превратились в поле одуванчиков, полыни и крапивы. Рядом такой же дом и участок, на котором росли древние, полузасохшие яблони. Николаю и Тане хватило одного взгляда, чтобы понять: вот — то, что надо! Энергетика места притянула их к этой земле.

Все втроем приехали в Бескудниково на переговоры с Валей, матерью Николая. Валентина Ивановна упорно называла себя Валей. Василий был у бабушки Вали один или два раза, в раннем детстве. То, что он увидел сейчас, поразило его. Квартира Вали — это другой затерянный мир. Ваське было даже интересно. Но он не мог понять одного, как отсюда, имея маму-уборщицу, можно было стать выдающимся ученым, членом-корреспондентом Российской академии наук. Недавно «Секция физико-математических наук» РАН почти единогласно проголосовала «за», за кандидатуру профессора Большакова. Васька не только любил отца, он гордился им как личностью. Может быть, именно поездки в Бескудниково и общение с Валей привели Василия к мысли, что все зависит от самого себя. Родители, окружение и даже деньги тут ни причём.

Валентина Ивановна с трудом вспомнила о Соколиках. Долго копалась в старом серванте, наконец, нашла пожелтевшие бумаги «на дом» и телефон соседки с «яблонями». Николай предложил матери деньги за дачу, но она отказалась.

— Это Ваське вашему, моему внучку — память от Вали будет.

Предстояла долгая кропотливая работа по оформлению документов на землю, на дом, переговоры с соседкой и выкуп ее земли и дома. Всем этим бесконечным бюрократическим потоком бумаг, доверенностей и справок занимался специально приглашенный юрист. Его услуги стоили очень дорого. На оформление всех документов ушло больше года.

Дом из оцилиндрованного бревна в разобранном виде везли из Финляндии несколько огромных трайлеров и собирали, как конструктор. В итоге получилось строение в стиле русского терема, где все было продумано до мелочей. Конечно, прораб — мошенник, обманывал и приворовывал, как только мог. Таня, как профессиональный экономист, успокоила семью.

— Это необходимые издержки производства, закон экономики.

За год дом был полностью готов, все документы на собственность соответствовали требованиям. Николай стал собственником новой дачи.

Новый, 2000 год, встретили дома. Миллениум. Конец первого тысячелетия. Счет новому, второму тысячелетию пойдет через 365 дней. Этот год получается между прошлым и будущим. Когда Таня наряжала искусственную елку, рубить живые деревья вся семья считала дикостью, языческим варварством, она уронила на пол и разбила несколько самых красивых игрушек. Миллениум, разбитые игрушки… Тане было не по себе. Да еще Васька и Николай сразу после Нового года улетели в Австрию, кататься на горных лыжах. Она и смотреть-то на эти лыжи боялась.

Таня устроилась в кресле с компьютером на коленках. Главный редактор давно требовал ее главу в новую монографию. В принципе все материалы подобраны, но глава «не шла». Она надеялась, что за каникулы, пока ее мужчин нет дома, она все сделает. Зазвонил городской телефон, он звонил редко, все общались по мобильному телефону. Кто бы это? Было уже поздно, а ее свекровь, если и звонила, то с утра пораньше. Вчера ее все поздравили с Новым годом. Старушка Валя была не назойливой. Таня забеспокоилась, звонки были странные, длиннее обычного. Новое оборудование на АТС, успокоила себя Таня, но кто звонит в такое время. Она, наконец, взяла трубку. Звонила тетя Глаша, она всегда очень поздно звонила. Два дня назад, 31 декабря, Таня поздравляла маму и тетю Глашу с Новым годом. Тот разговор ей не понравился, мама еле говорила, простудилась, Глаша ограничилась дежурными фразами. На сей раз, она стала интересоваться здоровьем Тани, Васенькой. Голос был озабоченный, чужой. Таня ответила, что у них все хорошо, и отчетливо поняла, что будет все совсем не хорошо.