Татьяна Петровна проснулась. В комнате совсем темно, только мутный круг от уличного фонаря волнами изгибается на плотной шелковой занавеске. Больше не заснуть.

Она вылезла из постели, накинула халат, решила спуститься вниз, на кухню, попить кофе. Но ноги, как ватные, коленки дрожат. До кухни она доехала на лифте. Приготовила в кофе-машине чашку кофе, достала из холодильника бублик. «Вечно с этих бубликов обсыпается мак!» — с раздражением подумала Татьяна Петровна. Она выпила два глотка кофе и поставила чашку на стол. Указательным пальцем левой руки она стала собирать маковые зернышки в кучку и почувствовала, что другой, средний палец, начинает болеть. Боль нарастала с каждой секундой. Она встала, включила яркую подсветку над раковиной. Палец отекал буквально на глазах, он увеличивался в размерах, приобретал синеватый оттенок. Кольцо больно сдавливало фалангу пальца. Татьяна Петровна включила холодную воду, подержала палец под водой, намазала кольцо средством для мытья посуды, попыталась его свинтить. Все бесполезно. Руки тряслись. Сильно закололо сердце. Из последних сил она сделала несколько шагов и рухнула на стул. Боль в пальце стала невыносимой. Ей казалось, что раскаленное кольцо сожмет палец, сожжет кость и палец отвалится. Она вытянула руку, положила на стол и закрыла глаза. Перед ней плыли разноцветные круги страшные коряги с грохотом и скрипом падали друг на друга, отовсюду летели комья земли, песок забивал дыхание, разъедал глаза.

Сколько времени прошло, Татьяна Петровна не знает. Она открыла глаза. Палец больше не болел. На руке не было следов отека или синяка. Татьяна Петровна покрутила кольцо. Оно свободно вращалось вокруг пальца. Она посмотрела на электронные часы, встроенные в вытяжку над плитой. Часы показывали 05–00. Татьяна Петровна поняла, Олег Борисович Сикорский умер.

Она долго сидела на кухне. Допила остывший кофе. Вернулась в спальню и даже задремала. В восемь часов пришла Света. Стали собираться в больницу. Раечка суетилась на кухне. Опять Татьяна Петровна ночью пила кофе!

Татьяна Петровна уже вышла на улицу, начала спускаться по безопасной части лестницы. В сумке зазвонил телефон. Татьяна Петровна присела на ступеньку, достала телефон. Подбежал Сережа.

— Вам плохо?

Она отмахнулась от охранника, как от назойливой мухи. Она знала, кто и зачем звонит. Ей все сказали.

— Нет, приезжать не надо. Мы везде сообщили…

Татьяна Петровна вернулась в дом. Она долго сидела в холле, не снимая шубы.

Приехал Васька.

— Мам, ты прости, но Олег Борисович, он не очень тебе дорог? Это все — случай. Но мы, мы — достойные люди! Татьяна Петровна погладила сына по голове.

— Сынок, надо быть очень… внимательными. Сейчас начнется страшная борьба!

— За что?

— Подумай сам! У нас деньги, а значит, — власть! Кто мы? Откуда? Почему — нам? Васька, мне страшно!

— Мам! А почему не мы, чем мы хуже других? Видел я эти рожи! Не боись! Мне Сикорский много всего рассказывал, учил. Мне жаль его. Он слишком тонкий был. Знаешь, порода выродилась. Как в геологии.

Они еще долго сидели рядом и разговаривали. Потом обедали. Ваське позвонили из «Промнефти». Временно исполняющим обязанности президента — назначен первый вице-президент. Временно исполняющим обязанности первого вице-президента назначен Василий Николаевич Большаков. Васька втянул голову в плечи. Ему, как в детстве, захотелось спрятаться под стол. Он встал из-за стола, грустно посмотрел на мать и поехал в «контору».

Через два дня в большом актовом зале «Промнефти» состоялось прощание с Олегом Борисовичем Сикорским. Его последняя воля — захоронить прах рядом с родителями, в Санкт-Петербурге, на Волковом кладбище.

По залу проходили люди с равнодушными лицами, сотрудники корпорации. Приехали соседи из Барвихина. Никаких заметных фигур не было. Преимущественно заместители. Татьяна Петровна сидела на жесткой узкой скамейке, рядом — Лида и Геннадий Львович. Василий исполнял обязанности распорядителя. Татьяна Петровна подошла к гробу, посмотрела на желтое, изможденное лицо Сикорского. Даже смерть не принесла ему облегчения. Перед ней все поплыло — гроб с телом, люстры, люди.

Сережа вынес Татьяну Петровну из зала на руках. Маша сделала укол, прямо через рукав платья, и Татьяну Петровну отвезли домой. Маша просидела с пациенткой до утра.

Татьяну Петровну больше всего волновал вопрос, как она повезет урну с прахом в Петербург. А если по дороге уронит, и урна разобьется! На следующее утро приехал Василий. Он успокоил мать. Ничего ей самой делать не надо. Порядок прощальной церемонии утвержден «наверху». От нее требуется одно — не падать в обмороки.

На девятый день, в 8 часов утра с подмосковного аэродрома специального и военного назначения вылетели в Петербург. У Татьяны Петровны сложилось такое ощущение, что в Петербург полетит не только их самолет. На автомобильную стоянку постоянно подъезжали автомобили со «специальными» номерами. Она неплохо разбиралась в таких вещах.

В Санкт-Петербурге церемония прощания состоялась в Горном институте. На постаменте стояли небольшие носилочки, украшенные гирляндами бумажных цветов. В центре — урна с прахом. Большая фотография, где молодой Олег Сикорский весело улыбается. Он счастлив, что опять вернулся в родной Питер. Он снова в своем институте. Играет тихая траурная музыка. Для родственников поставили несколько удобных стульев. Татьяну Петровну поразило количество людей, которые пришли на прощание. Ректор института сказал Татьяне Петровне, что собрались все ученики Олега Борисовича, пришли даже те ученые, кто знал его только по научным трудам. Приехали представители зарубежных университетов. Татьяна Петровна видела лица, часто мелькающие по телевизору, в новостных программах. Василий сидел рядом с матерью. Было много выступлений — и формальных, и искренних.

Неожиданно наступила тишина. Музыкальный фон почти не слышен. В зал вошел Президент Российской Федерации. Он подошел к постаменту, положил несколько гвоздик. Внесли венок с надписью на черной ленте «От Президента Российской Федерации». Слова Президента звучали искренне. Он говорил о том, что Россия потеряла великого ученого, талантливого предпринимателя. Его научное наследие еще многие годы будет служить России.

Президент подошел к Татьяне Петровне. Она, как и все присутствующие, встала.

— Татьяна Петровна, — Президент говорил очень тихо, — мои искренние соболезнования. Пройдет немного времени, Вы восстановите силы. Нам будет необходимо побеседовать.

Он перевел взгляд на Ваську.

— Василий Николаевич, справитесь с наследием великого ученого?

У Васьки дрогнули коленки, ему захотелось спрятаться за широкую спину матери.

— Я сделаю все, что в моих силах.

Васька прищурил глаза и стал похож на отца.

Президент продолжал:

— Олег Сикорский был хорошим наставником. Я — его аспирант. Он был для меня не только научный руководитель, но и Учитель. Президент Российской Федерации в окружении охраны направился к выходу.

Перегородили автомобильное движение. Траурный кортеж проехал по набережной канала Грибоедова, напротив старого особняка немного притормозили. На кладбище, под армейский салют прах Олега Борисовича Сикорского был предан земле.


Татьяна Петровна — одна в огромном особняке в Барвихине. Ночью она и все, кто был рядом с ней, вернулись в Москву, в свои дома. Но этот особняк, разве это — ее дом? Когда был Сикорский, ее пребывание здесь имело смысл. А теперь?

Татьяна Петровна знала содержание завещания. Последний вариант текста завещания был подписан при ней. Видеозапись завещания сохранила слабый, но отчетливый голос Сикорского. После слов: «Я все сказал», — Олег Борисович попытался вздохнуть. Это был его последний вздох. Татьяну Петровну вежливо вывели из палаты.

По завещанию дом остается за Татьяной Петровной Видовой. В завещании достаточно много пунктов. По закону документ будет оглашен в ближайшее время.

Теперь дом надо обживать, подстраивать под свой лад. А может, этот — продать. Купить новый дом, поменьше, без «призраков» и воспоминаний. Или отдать Ваське? Ему дом понравился сразу, с первого взгляда. И семья у него значительно больше, чем моя. Посмотрим. Время покажет.

Теперь надо работать! Все равно, больше делать нечего! Что имел в виду, Президент? Кто она? Таня Видова. Кто он? Президент России! Что будет с Васькой? Господи, помоги! Почему Президент уделил им так много внимания. Зачем он сказал, что Сикорский был его научным руководителем? Что значит — Учитель? Здесь таится глубокий смысл. Эти слова не для «протокола». За этим что-то стоит. Опять — тайна. Она не разобралась еще с прежними загадками. «Завтра, с утра, начинаю разбирать архивы "Голдин Леди"» — решила Татьяна Петровна.

«А что я вообще знаю о Сикорском? Мы были знакомы меньше года. Сначала я болела, потом — он. Впрочем, он уже был тяжело болен, когда мы встретились. Регистрация брака, Васькин "взлет", "подарочки" Артемке и Лиде. Да и развод Тани и Кольки стоил ему кругленькую сумму. Развод… Колька сейчас счастлив, наверняка уже есть или скоро будет малыш. Счастья ему.

Зачем Сикорскому понадобилась моя семья? Последняя соломинка, попытка выплыть, найти обыкновенное человеческое счастье?»

Сикорский иногда рассказывал о себе, особенно о своих неудачах с женщинами. Он буквально смаковал подробностями, пытаясь найти оправдание. Оправдание — чему? Он очень хотел иметь детей. Купил этот дом, чтобы забыть ту страшную трагедию в доме на Профсоюзной улице. Удивительно, они жили на одной улице, почти рядом. Степаныча нанял управляющим. Дальше никогда ни о чем не рассказывал. То, что она видела в день их свадьбы, до сих пор кажется кошмарным сном. Но она и снов подобных никогда не видела. Надо потихоньку собирать информацию о Сикорском — у прислуги, у соседей. Одна Элеонора Леонтьевна, как Энциклопедический словарь! Иначе я утону в этом море загадок. А семья? Скоро у Ани родится девочка. Внучка! Надо оберегать семью.


Постепенно, мучительно, очень долго у Татьяны Петровны складывался образ Олега Сикорского. Это грандиозное «полотно» она собирала по кусочкам, складывала как пазлы. Многие ячейки не заполнены до сих пор.


Олег Борисович Сикорский родился в мае 1939 года в Ленинграде, в профессорской семье, в двухэтажном особняке на берегу канала Грибоедова. Особняк «уплотнили» в 1920 году. От «родового дома» советская власть оставила профессору Сикорскому и его сыну-студенту две комнаты, библиотеку, кладовку и закуток для кухни. Это была невиданная «щедрость» со стороны новой власти. Крошечного Олега из больницы привезли на набережную канала Грибоедова. Из детской кроватки младенец в окно видел купола Храма Спаса-на-крови. Олег был единственный и поздний ребенок. Его мать, Берта Ароновна Гольцер, родила сына в 36 лет. Отцу, Борису Евграфовичу Сикорскому, профессору Горного института, уже исполнился 41 год.

Берта Гольцер — единственная дочь банкира Арона Гольцера. Коммерческий банк «Гольцер и Ко» финансировал строительство железных дорог, металлургических заводов, строил в Санкт-Петербурге доходные дома. Особняк на Садовой, где жила семья Гольцер, был местом притяжения петербургской творческой публики. На музыкальных вечерах выступали Сергей Рахманинов, Игорь Стравинский. Оперные арии пели неподражаемые дивы Императорского Мариинского Театра. Берта получила домашнее образование. К 14 годам она свободно владела французским и немецким языками, профессионально играла на фортепиано, неплохо пела оперные арии.

Прогремел выстрел «Авроры». Из окон Зимнего дворца посыпались стекла. Случилась Октябрьская революция. Арон Гольцер предвидел события. На заднем дворе особняка на Садовой стояли надежные подводы, две кареты. Рядом паслись ухоженные сытые лошади. В деревянных ящиках и сундуках — все необходимое и ценное. В одном из сундуков — екатерининские червонные рубли, драгоценности, столовое серебро.

Когда по городу пошли толпы матросов, солдат, студентов, Арон решил: пора. Подводы и кареты двинулись из столицы навстречу толпе. Отряд конных казаков пытался разогнать обезумевших людей. Лошади обоза Гольцера испугались, понесли, подводы опрокинулись, кареты застряли, одна карета упала на бок. Подводы стали грабить. Когда разбили сундук с золотом и стали растаскивать монеты, в давке несколько человек погибло. Арон и его жена спрятались в подворотне. Ночью, дворами, вернулись на Садовую. Дочки Берты нигде не было. Мать Берты слегла с сердечным приступом. Берта вернулась домой через неделю. Вся грязная, оборванная, с синяками и царапинами по всему телу. Она молчала, никому ничего не говорила. У матери Берты случился еще один приступ, последний.

Прошло время. Арон Гольцер служил в городском управлении финансов, налаживал финансовую и денежную систему молодого Советского государства. Берта преподавала в советской школе французский и немецкий языки. На собраниях комсомольской ячейки играла на разбитом пианино патриотические революционные гимны. Берта Гольцер вступила в Коммунистический союз молодежи, затем в ВКП(б). Перешла работать в Наркомат образования инструктором политуправления, затем, на большое повышение, в Ленинградский горком ВКП(б), в Смольный. У Берты не было ни подруг, ни друзей. На мужчин она смотрела только как на «соратников по партии». Замуж не собиралась. Отец и дочь жили в своем особняке на Садовой. Вернее, в маленьком флигеле для прислуги, пристроенном к особняку.