Профессор Сикорский очень устал. Невыносимо болела нога. Берта сама еле ходила, она страдала сердечной недостаточностью. Вся надежда на Олега. Он должен скоро вернуться из института. Сделает отцу теплый компресс на ногу, успокоит мать.

Сын профессора Бориса Сикорского Олег, конечно, поступил в Горный институт, закончил выдающееся учебное заведение с красным дипломом, преподавал на кафедре отца, заканчивал кандидатскую диссертацию на тему… Тем для диссертации, было «несколько фанерных ящиков и фанерный чемодан».


Олег Сикорский, щупленький, невысокий, очень робкий юноша, ничего не знал, кроме домашней библиотеки и шкафов с маминым фарфором. Детские впечатления все еще не отпускали его. Семье Сикорских в начале 60-х годов, учитывая боевые и научные заслуги, вернули почти весь особняк. Олег не любил без особой причины выходить из дома. Он мог часами рассматривать содержимое шкафов с фарфором. Мамин авангард ему не нравился. Черные острые серпы, намалеванные на плоских тарелках, больно впивались в тело, кромсали в клочья кожу. Тяжелые молоты без пощады долбили по голове. Казалось, что голова расколется на мелкие куски, как грецкий орех. Бабушкин фарфор вызывал у Олега восторг, особенно пасторальные сценки. Нежная «пастушка» ласково гладила кудрявую овечку. Такой же нежный юноша с умилением взирал на любимую. Олег думал, настоящая любовь — именно такая. Он был благодарен маме за то, что она сохранила все это чудо во время войны. До фанерных сундуков с архивами Олег пока не добрался. Дедушкиного завещания еще не видел.

Ленинград — его город. Все великие музеи, набережные, ледоход на Неве, каналы и мосты — все это принадлежало ему, Олегу Сикорскому. От военной кафедры его освободили «по состоянию здоровья». Здоровье, действительно, оставляло желать лучшего. Единственная геологическая экспедиция в Карелию чудом не закончилась трагедией. Олег был геолог-теоретик.

В последнее время Олег сильно изменился. Он стал очень следить за своей внешностью, отпустил бородку и длинные виски. У спекулянтов покупал модную заграничную одежду. Родители делали вид, что «ничего не происходит», а про себя думали: «Давно пора!» Впрочем, Олег оставался таким же заботливым и внимательным сыном.

«Оттепель» 60-х. Советский Союз постепенно, очень медленно открывает себя миру, не забывая при этом сохранять свои внутренние интересы и принципы. Мир восхищается Юрием Гагариным, но боится ядерной бомбы. Кумиры «оттепели» читают свои стихи в Политехническом музее в Москве, Визбор и Окуджава «рвут душу» незатейливыми гитарными парафразами.

В Советский Союз приезжают учиться студенты со всего мира, в основном «третьего мира». Обучение и проживание в СССР бесплатное и очень качественное. Но приезжают учиться не пигмеи с «Огненной земли», а сыновья вождей крупных африканских племен, генералов и «диктаторов» бывших колоний, наследные принцы арабских шейхов. В Москве построен Университет дружбы народов. Другие крупные города не отстают от столицы, принимают на учебу «новых друзей».

Ленинградский Горный институт в ряду популярности — один из первых. Студентов учат важным и нужным профессиям: как добывать нефть, руду, природный газ для своих молодых независимых государств.

На одном курсе с Олегом Сикорским и дальше в одной аспирантской группе учился наследный принц из богатейшего нефтедобывающего государства. Парень — свой в доску! Занимал пол-этажа скромного общежития, содержал личного повара и дворецкого. За шмотками мотался в Париж. Был красив, как арабский шейх! Его звали Махмуд Аль Джалиль. Далее имена всех предков.

Сара Бертгольц, коренная ленинградка, тоже училась в «Горном». Богатства недр ее не волновали, но волновала потенциальная возможность найти богатого мужа. Не идти же ей на исторический факультет, где одна книжная пыль. Сара знала себе цену, умело скорректированную и завышенную ее мамой. Махмуд и Сара не могли не влюбиться друг в друга.

Любовь — это геометрия. Кто-то говорит, что — химия. Химия — это взрыв, ожог. Химия более опасна для здоровья, чем геометрия. В геометрии параллельные прямые могут всю жизнь идти рядом и никогда не пересекутся. Можно бегать по кругу, раскачиваться всю жизнь на трапеции. Встречается треугольник. Любовный. Олег Сикорский оказался третьим, тупым углом в этой геометрии расчета, страстей и чувств. Он любил Сару, готов был на все ради ее мимолетной улыбки. Наследный принц тоже любил Сару. Но принц — забота дипломатов, а Олег — забота родителей. Оба — специалисты по нефтедобыче.

Как гласят теоремы, биссектрисы треугольника рано или поздно пересекаются в одной точке. В данном случае этой точкой оказался ребенок. Сара ждала ребенка, ждала уже 12 недель и продолжала ждать дальше. Наследный принц был безгранично счастлив. В случае рождения мальчика, то есть следующего наследного принца, династия Махмуда Аль Джалиля окончательно укрепляется, ей принадлежит вся экономическая и политическая власть в государстве. Но есть один нюанс. Махмуд Аль Джалиль был рожден в великой исламской религии, и может взять первой главной женой только мусульманку. А Сара — еврейка, иудейка. Эти параллели не пересекутся, ни при каких обстоятельствах. Мусульманину лучше смерть, чем жена-иудейка. Но мы живем в открытом мире. Можно поехать в Париж и в местной Мэрии расписаться с Сарией Ретоховой, таджичкой, верной мусульманкой, но — бедной. А если родится девочка? Девочек в арабском государстве хватает и своих. Тогда Сара с дочкой останется мерзнуть в этом ужасном городе. Ей понадобится поддержка — муж, отец девочки.

Новый, 1966 год. Олег извинился перед родителями. Новый год — не всегда семейный праздник. «Все» собираются у Махмуда. Конечно, будет Сара!

В середине 60-х годов ХХ века, в Европе — сексуальная революция. В Советском союзе парни отпускают волосы до плеч, а девушки, подражая английской модели Твигги, тайком от родителей отрезают по половине юбки. Холодными зимами отмораживают коленки, одетые в тонкие нейлоновые колготки. Олег Сикорский любуется фарфоровыми пасторалями и ждет «настоящей любви».

Под бой курантов на Спасской башне Кремля в столице пили шампанское. Олег тоже. Сара пригласила Олега на танец, запустила свою маленькую пятерню в его темно-русые кудри. Наследный принц играл в нарды с сыном вождя эфиопского племени. Кто-то из студентов, в ватной бороде и бумажном колпаке, закричал: «Семь. Семь. Семь!» После стакана самого знаменитого и отвратительного «пойла» в истории советского виноделия Олег зашатался. Рядом была Сара. Она вовремя поймала «неустойчивого» юношу. В апартаментах наследного принца было несколько комнат, ключ от одной из них был у Сары. Что было с Олегом, и было ли вообще что-то, он не помнил. Только раскалывалась голова. «Зачем мама покупала, эти страшные тарелки с молотками?» — спрашивал Олег сам у себя.

Сара уже очень давно ушла «попудрить носик». У нее что, нос, как у Буратино?

После Нового года у Сары последняя сессия, потом дипломный проект и свобода, Олег — на финише защиты кандидатской диссертации. Отец волнуется за сына больше, чем он сам. В феврале позвонила Сара, пригласила в гости к тетке, которая «катается на лыжах в доме отдыха». Олег долго ехал через весь город в холодном трамвае. Зачем?

Сара сообщила радостную новость, у них будет ребенок, наверняка девочка. Олег удивился, но сказал:

— Раз так, завтра подадим заявление в загс.

Он все представлял себе совсем по-другому. У тетки остались на ночь. Сара оказалась полненькой, даже — слишком. В старой теткиной ночной рубахе она была совсем непривлекательна. Олег всю ночь мучился, он не мог спать рядом с чужим телом. Олег был подавлен, он совсем не любит Сару, он никого не любит. Ребенок ему не нужен! Мудрая Берта возразила:

— Лучше так, чем — никак.

Борис озадачился, он, как мужчина, хотел своему сыну другого счастья. Берта от волнения суетливо готовит чай.

— Дед, улыбнись, у нас будет внучка!

Сара, как и задумала, родила ребенка почти на четыре месяца раньше срока, здорового, доношенного, девятимесячного мальчика. Когда в роддоме, акушерка приняла ребенка, она сразу спросила:

— Брать будешь, или в «отказ» пойдешь?

Мальчик был темнокожий, с вьющимися черными, как смоль, волосиками и красивыми европейскими чертами лица.

Сара заорала на всю больницу:

— Буду! Это мой Принц!

Олегу Сара все объяснила через две недели, когда была уже дома. Олег и Сара развелись. Махмуд и Сарья с маленьким сыном улетели в Париж. Их план удался.

Олег Сикорский впал в депрессию. Почему? Сару он не любил, ребенок ему не был нужен. Он даже диссертацию защитил без триумфа, как дежурное событие. Олег не видел смысла в жизни. Он, конечно, живет и будет жить, но цели — не было.

Отец Олега серьезно заболел. Обострились фронтовые ранения. Опять грозила ампутация ноги. Перед тем как лечь в больницу, Борис позвал к себе в кабинет Олега, они просидели в кабинете всю ночь. Борис передавал сыну архивы. Архив «Голдин Леди» вызвал у Олега шок, почти обморок.

Борис Евграфович Сикорский не перенес операцию, в возрасте 68 лет скончался, и был похоронен со всеми почестями на Волковом кладбище города Ленинграда.


Олег буквально не вылезал из архивов. Он систематизировал материалы, вел строгий учет, перекладывал старые листки в новые, прочные папки. Некоторые листки, особенно по фирме «Голдин Леди», приходилось собирать по клочкам и наклеивать на пергаментную бумагу специальным реставрационным клеем. В ржавой коробке из-под монпансье в угол забился комок грязной, полуистлевшей мешковины. Олег брезгливо выбросил его в последний, опустевший ящик, теперь весь этот мусор можно отдать дворникам для прошлогодних листьев. Олег взял ящик за боковую стенку, внутри, что-то тихонько загремело, как бы перекатилось. Олег поставил ящик, заглянул внутрь. В углу ящика — тот же комочек старой тряпки. Олег равнодушно посмотрел на мусор, взял ящик за край и решил оставить в комнате отца да завтра. Он устал, чихал от бумажной пыли и липкого, синтетического клея. Олег поговорил с мамой, помог ей по хозяйству. В кабинет отца Олег зашел дня через два, не раньше. Уборщица, тетя Тома, которая помогала маме, должна прийти сегодня, надо проверить, чтобы не выбросила лишнего.

Уборщица придет и все подметет. На полу, в центре комнаты, валялся комочек мешковины. Олег махнул рукой — тряпочный комок. Однако почему-то нагнулся и поднял комок. Внутри было что-то твердое. В мешковину было завернуто старинное кольцо. Видимо, он сам вчера выбросил эту гадость, не подозревая, что там находится вместе с ржавой коробкой, оставшейся от архивов «Голдин Леди», кольцо, которое просто закатилось в угол ящика. На внутренней стороне кольца стояли инициалы «ПГ» и дата 1848. Олег повертел кольцо — мутный, желтоватый камень, слабая, еле заметная огранка. Оправа из золота, но странного, необъяснимого цвета, скорее — кованая, нежели, литая и шлифованная. Четыре лапы, которые удерживают камень, похожи на когти дикой птицы или древней земноводной твари. Олег сморщился, кольцо было ужасным. Он даже не стал показывать его маме. Он положил кольцо в ящик стола, сел за стол. Работать — не получалось.

Олег попил с мамой чаю, опять вернулся в кабинет. Уборщицу не пустил, и так все чисто. Достал кольцо. Ему показалось, что кончики пальцев, которыми он держит кольцо, покалывает, как слабым разрядом тока. Он подошел к окну, полюбовался облупленными куполами Храма Спаса-на-Крови. Низкое серое ленинградское небо неожиданно разорвал мощный луч солнца. Камень «поймал» солнечный луч и в ответ отправил несколько лучей такой силы, что Олег сощурил глаза. Камень ожил. Это был бриллиант, огромный бриллиант весом не менее 30 карат. Более того, это был редчайший желтый бриллиант, обработанный в середине ХIХ века. Он стал примерять кольцо на разные пальцы левой руки. Кольцо легко наделось на безымянный палец. Снять его Олег не смог. С этого момента у Олега Сикорского началась совсем другая жизнь.


Кольцо Олег Сикорский все-таки снял один раз в жизни, незадолго до смерти. Он подарил его как свадебное, как обручальное кольцо единственной женщине, которую он страстно полюбил. Кольцо само соскочило с пальца без особого усилия. Впрочем, господин Сикорский был уже очень болен, и пальцы рук, возможно, стали тоньше. Но до этого события была еще целая жизнь.


Новый, 1980 год, Олег Борисович Сикорский встречает в одиночестве. Недавно не стало мамы. Она умерла от сердечного приступа, дома, на руках у Олега, в присутствии врачей «скорой», которые долго боролись за ее жизнь. Маму похоронили рядом с папой.


Телевизор работает, но Олег Борисович его не смотрит. Принципиальной позиции здесь нет, просто смотреть нечего. Через месяц — защита докторской диссертации. «Неожиданностей» не будет. Высокая оценка его научной деятельности очевидна. Экономический эффект от внедрений и предложений в области нефтедобычи, газовой индустрии приносит в государственную казну миллиарды рублей и долларов. Геолог Сикорский известен на «самом верху». Сикорский дважды был в геологических экспедициях в Сибири. На комфортабельном самолете Министерства нефтегазовой промышленности летели до Красноярска или Новосибирска. Прямо с аэропорта — в «охотничий домик» первого секретаря местного Обкома КПСС. На следующий день два — три часа на военном вертолете летали над тайгой. Олег Борисович смотрел в окно и думал: неужели его отец прошел все эти тысячи километров пешком, с тяжелым рюкзаком, по болотам, бурелому, без дорог и тропинок, с одним компасом и планшетом для записей и чертежей? Вечером — ужин, баня, «задушевные» беседы. Баня Сикорского не привлекала, но из бесед с местными чиновниками Олег Борисович узнавал много нового, полезного, того, о чем в столицах помалкивали. На следующее утро возвращались в Ленинград.