Ножиком для писем я открыла конверт. На серой линованной бумаге, крепко взявшись друг за дружку, плыли целые строчки букв. Так пишут только люди, плывущие по океанской глади. Капитан торгового корабля «Роза ветров» Джим Строк докладывал своей хозяйке следующее:

Уважаемая графиня Дарья Силантьевна!

Фирма «Голдин Леди»

Я молюсь всем Богам и всем ветрам, дабы донесли они корабль наш к родным берегам в целости и сохранности. Привет Вам и низкий поклон от всей нашей команды.

Сообщаю, по поручению главного инженера (Его письмо прибудет следующей оказией)

Во-первых, реконструкция приисков и монтаж нового оборудования проводится в утвержденные сроки. Конечно, страшная война, прогремевшая по всей Европе, коснулась даже наших отдаленных берегов, нарушила планы поставок и наладки некоторых видов оборудования. Но, незаменимых деталей на кораблике нет! Вот мы и выкручиваемся, как можем! Отсылаем Вам образцы «чушек» (тройская унция — золотая пластина весом 31, 108 г), отлитых на новом оборудовании. Сами тоже чуток покумекали, пока Европа воевала. Алмазы, все что есть, в их первозданном виде передаем. Еще, с вашего разрешения, отправляем несколько «ведер», мы так называем куски труб, которые остаются при подготовке кимберлитовых месторождений, в которых находятся алмазы. Но знающие люди говорят, что в этом кимберлите много чего полезного, кроме, конечно, алмазов. Вы, обязательно разберетесь, другие ученые помогут. Всем польза выйдет. Бог даст, следующую партию ждите через два месяца.

Золота навскидку и по весу — тонны четыре будет. Сказал бы точнее, но аппаратура настраивается, приехали из США ребята, скажу я, ну просто, «волшебники».

Местные жители очень уж рады Медицинскому центру. Упросили сборщиков-американцев сыграть на гитарах танец «чарльстон». Как начали танцевать чарльстон, так неделю уже остановиться не могут.


Нижайший Вам поклон и все наилучшие пожелания

Капитан корабля «Роза ветров» Дмитрий Иванович Строков».

20 июня 1945 года.

«Я встречала гостей — господина Курта Зегеля с племянником, господином Рихардом Розенбергом. Ужин «А ля Рюс» удался на славу. Баварское пиво прекрасно дополняло жареного поросенка. Черная икра на обжаренных тостах просто таяла во рту. На десерт к бисквиту, приправленному малиновым сиропом и тертым шоколадом, великолепно подходил черный колумбийский кофе с оттенком арабики.

«Графиня, я бесконечно рад, что вы согласились на сотрудничество с моим племянником. Он хорошо образован, несмотря на войну, все-таки — Стэнфордский университет. Теперь ему нужна практика». «Ну, практики у нас — хоть отбавляй, — весело засмеялась я, — все условия рабочего дня, денежного вознаграждения мы уже обсудили. Я думаю, ваша семья в обиде не будет».

Гости встали из-за стола и вежливо распрощались.

Курт Зегель уверенно держал руль своего, увы, уже не новенького «Мерседеса». Ничего, Германия скоро воспрянет из позора и руин, и все будет по-прежнему.

Рихард поехал с дружком закадычным Филиппом. Да, с тем Филиппом, который возит старуху графиню. «Рихард, ты уверен, что все получится? Ты точно знаешь, что у бабки нет наследников?» «Фил! Откуда они возьмутся. Вся страна как после девятибалльного землетрясения. Все исчезло, а что не исчезло, так сгорело».

23 июня 1945 года.

«Сегодня — чудесная погода! Изабель, скажи Полю, пусть побыстрее собирается, этот копуха». «Это что значит: "копуха", это тот, кто копает яму?» Да, нет же, это — тот, кто все делает очень медленно». «Госпожа Дарья Силантьевна, — Изабель стала говорить почти шепотом, — они хотят убить Вас, а деньги, вернее, золото и алмазы поделить». «Да что ты придумала! Это — честные порядочные люди». «Курт Зегель — не знаю, — пробормотала Изабель, — а племянничек его — он до войны в тюрьме сидел за кражу, а что было дальше — не знаю. Я боюсь его!» «Поль, где же ты, в самом деле», — сердито закричала я.

Поль появился из кладовочки, замаскированной под дверь, весь в пыли, с веником в руках: «Графиня, извольте наказать, как хотите, хоть плетками, но на прогулку сегодня мы не пойдем». «Это — что за новости! Такую погоду пропустить!» «Графиня, Изабель права».

«Изабель, а ты почему молчишь? Вы что, оба с ума сошли?» «Нет! Просто я все слышала, когда скатерти относила в стирку. Я узнала голоса Филиппа и Рихарда, племянничка новоиспеченного. Я залезла в корзину и закуталась в грязное белье». «И что же ты слышала?» — я не на шутку испугалась. Изабель заговорила тихим голосом: «Поль повезет Вас на новую набережную, да, ту самую, еще недостроенную, посмотреть, как кладут плитку на тротуар». Я воскликнула: «А то я не видела плиток — пылища и стук, как по голове!» Изабель продолжала: «Неожиданно на вас наедет маленький подъемный кран с поднятым ковшом плитки, кран сломается, сначала раздавит Вас, затем присыплет плиткой. Если Поль успеет, он отбежит, если нет — это его судьба».

Поль закричал: «Я не хочу умирать!»

«А тебя никто и не спросит, ни Филипп, ни Рихард. Филипп будет ждать в машине в кустах, Рихард — бегом в машину. Никто не успеет оглянуться. А золото и камни перейдут Рихарду, так как других наследников нет. Все переходит во внешнее управление фирмой. А там…»

Прошло несколько минут, может полчаса. Я на инвалидном кресле в сопровождении молодого человека, явно — слуги, двигалась к реке, чтобы полюбопытствовать, как строится набережная, которая, по слухам, будет облицована гранитом. Неожиданно маленький подъемный кран повернул в сторону прогуливающихся людей и на всей скорости наехал на инвалидное кресло, а из ковша посыпались крупные тяжелые тротуарные бордюры. Сильный грохот падающих камней, столбы пыли. Редкие прохожие с ужасом отбегали в разные стороны. Кто-то заметил парнишку, бежавшего в сторону собора Св. Петра, кто-то увидел молодого мужчину в пиджаке в клеточку и в кожаной кепке. Мужчина сел в старый «Мерседес» и на полном газу исчез из поля зрения зевак.

Вскоре появились полицейские, карета скорой помощи. Однако все наблюдали странную картину. Ни одного пострадавшего, кроме старой инвалидной коляски и кучи старого хлама. Кто-то из зевак, любителей уличных событий закричал: «Господа, это — любимая шляпка графини Дарьи Сикорской, может быть, ветром сдуло, и она ее ищет». Все громко рассмеялись.

Полицейское расследование ничего не дало. Возможно, подростки решили пошутить над прохожими. Тем более, из отеля действительно выбрасывали старые вещи».

23 июля 1946 года.

«Я, графиня Дарья Силантьевна Сикорская, окончательно решила вернуться в Париж. Страшная разорительная, бесчеловечная война наконец закончена. До этого решения я несколько раз беседовала с господином Куртом Зейгелем. Рихарда Розенберга я попросила больше никогда не появляться на глаза, а то, я достала дамский пистолет и тихо произнесла: «Я стреляю десять из десяти».

Курт Зегель был не только банкиром в двух самых крупных банках Цюриха, но и управляющим делами графини Дарьи, то есть — моим управляющим. В его обязанности входил контроль за деятельностью фирмы «Голдин леди», расположенной в г. Вадуц, в ста километрах от Цюриха.

За хулиганство и попытку убийства богатейшей женщины Европы, при тщательном полицейском разбирательстве Курту Зегелю грозили большие неприятности. Ради родного сына (Рихард был сыном, а не племянником Курта Зегеля. Но разве мог носитель старинного немецкого рода иметь сына от еврейки) в его положении полы станешь мыть в банке, а не только считать чужие алмазы.

Я оставила в банке все золото и алмазы, а также картины, вывезенные из особняка Головниных, моего особняка. Но не все картины. Истинные шедевры, которые нравились именно мне, вселяли в мое трепетное сердце покой, умиротворение или просто были красивые, я вернула в Париж. Я была уверена, что придет время, и эти гениальные холсты обретут своего нового владельца. Но мне представлялась женщина средних лет, с тонкими чертами лица и очень красивыми разноцветными глазами. Как такое может случиться, я не знала, но верила».

20 августа 1947 года.

«Наконец, я дома. Какое это тихое, удивительное состояние — быть дома. Обслуживающий персонал заранее был приглашен, учитывая мой возраст и мое физическое состояние. Целый месяц я бездельничала. Я просто гуляла по родному мне городу, предавалась воспоминаниям, о чем-то мечтала. Хотя, о чем может мечтать старуха, которой уже за семьдесят»?

10 мая 1952 года.

«Прошло пять лет, как я вернулась в Париж. Это — все тот же прекрасный город. Если Вас спросят: «Чем же он так прекрасен?» Перечислят памятники и музеи всемирного значения — конечно, Вы согласитесь. Для меня Париж — это внутреннее ощущение радости жизни, которое не покидает меня никогда, даже когда жить невозможно, жить незачем, когда жизнь страшнее смерти. Париж спасает, он уговаривает: потерпи еще чуть-чуть и будет полегче, а потом — совсем неплохо. Париж никогда не обманет, не будет обещать того, что уже никогда не случится. Но он, этот великий город-мудрец, поможет найти свое место в новых обстоятельствах. И, может быть, Вы улыбнетесь!»

25 сентября 1962 года.

«Обыкновенный день. Ничего не случилось. Полдня провела в офисе, сверяла накладные, сертификаты, лицензии и списки лиц, допущенных к аукциону. Для меня — это уже второй аукцион. Сколько же ошибок я сделала тогда в 1958 году. Поистине — на ошибках учатся. Я люблю аукционы, вернисажи, выставки. Для меня — это как игра в рулетку. Мне не важен выигрыш, важен сам процесс ожидания «золотой фишки»!

Я пристрастилась к сигаретам, длинным таким, да еще в мундштуке. Приятно во время игры выпить виски — один, второй глоток, и все страхи и волнения отступают. Мир определенно добреет, даже если ты проигралась в пух и прах».

15 октября 1965 года.

«Половину дня просидела напротив телевизора, смотрела демонстрации молодежи, выступления политических лидеров разных направлений. Кто прав, кто виноват — не ясно. Но ясно одно, что правы и те, и другие.

В последнее время я все чаще и все больше смотрю телевизор. Сколько интересного, невероятного открывает миру это голубое окошечко.

В сентябре ездила в Цюрих и Лихтенштейн и поняла, что это была моя последняя поездка. Мое тело такой нагрузки больше не выдержит. В Цюрихе я делала вид, что проверяю каждую накладную, каждый ящик с золотом и коробку с алмазами. Посмотрела на картины. Величие мастерства, да и только.

Я приняла очень важное для себя решение. Я отказываюсь от управления фирмой «Голдин леди», остаюсь только владелицей с правом первой подписи. Все остальное ведение дел фирмы переходит к назначенному мной генеральному директору. Штат сотрудников, зарплата прочее и прочее находится в его ведении. Генеральным директором я назначила Марка Розенберга, выпускника Бернского университета, внука Курта Зегеля. Почему я приняла такое странное решение, учитывая биографию его папаши Рихарда? Я решила, что один плохой пример близкого человека — поучительнее сотни праведных нравоучений чужих людей. Когда Рихард услышал мой старческий прокуренный голос, он долго не мог понять, с кем он говорит. Я ему напомнила давнюю историю, как он и его дружок Филипп решили раздавить меня подъемным краном, получить наследство и счастливо зажить на островах. И только малорослый очкарик Поль придумал всю эту интермедию с переодеванием. Иначе, вы все равно меня прихлопнули бы, не так, так этак.

«А теперь, по существу. Я жду Вас вместе с сыном в гостиной, в 15 часов. У меня к Вам серьезный разговор».

После общения со мной, моего предложения занять пост генерального директора фирмы с практически неограниченными полномочиями, Марк долго молчал. Что бы прервать затянувшееся молчание, я стала рассказывать, как будет оборудован кабинет. «У Вас на столе обязательно два телефонных аппарата». «Зачем одному — два?» «Потом поймете. Далее, электрическая пишущая машинка. Имейте в виду, задача машинистки — быстро печатать, а не быстро снимать колготки. Далее: счеты, арифмометр, скоросшиватели, ручки, чернила и еще тысяча всяких мелочей».

Марк спросил: «Вы, разве не боитесь дурной наследственности?»

«Время покажет. Ведь с того света — все видно».

20 декабря 1965 года.

«После возвращения домой из Цюриха я долго болела простудой. В результате — осложнение на обе кисти рук. Мои руки стали похожи на обломленные ветром ветки боярышника. Сразу вокруг меня возникла стая врачей, лекарей, старушек-ведуньий, тибетских и китайских лекарей. Я всем им платила «по-божески», но прекрасно понимала, что писать больше никогда не смогу.

Теперь все, что я говорю, записывает сиделка. Затем, я все внимательно читаю в очках, похожих на линзы в астрономической трубе и ставлю закорючку, похожую на гриб или зонтик.

Я работаю над завещанием. Это предварительные наброски, основная работа начнется после Рождества Христова. Сейчас передо мной стоит неразрешимая задача — найти русскоговорящего нотариуса с полным пакетом подтверждающих документов. И, самое главное, мне срочно необходим детектив для работы Ленинграде».