Роксалена приподняла голову и решила, что ей можно уже встать. Так она и сделала. Султан нетерпеливо взмахнул рукой.

– Моя учительница английского исчезла, – сказала Роксалена.

Султан ничего не ответил, напустив на себя скучающий вид, словно такой пустяк не имел к нему ни малейшего отношения.

– Я беспокоюсь за нее, – добавила Роксалена.

– Европейским женщинам не следует приезжать к нам в страну, – небрежно бросил султан. – Тут с ними происходят странные вещи.

Роксалена прекрасно понимала, что отец осведомлен обо всем, что происходит во дворце, но когда он так ясно, давал понять, что не желает обсуждать вопрос, настаивать было опасно даже для самой Роксалены.

– Мне будет не хватать уроков английского, – сказала девушка, пытаясь вернуться к разговору.

– Учителей купить нетрудно. Я велю хислару найти тебе нового, – ответил султан, давая понять дочери, что разговор окончен, и махнул рукой – мол, аудиенция завершена и дочери пора идти.

Роксалена с поклоном удалилась. Выйдя из тронного зала, она быстро юркнула в боковой коридор. Закутавшись в чадру и нагнув голову, девушка старалась держаться у стен, чтобы оставаться незаметной. Когда Роксалена оказалась недалеко от кухни, она увидела, как сновали слуги с прикрытыми салфеткой корзинами, связками фруктов и кипами скатертей. Каждый был занят своим делом. Она миновала главную кухню и выбралась в проход, куда выбрасывали отходы. Открыв металлическую калиточку, Роксалена вошла туда, прижимая к носу надушенный полупрозрачный платочек.

Из ниши напротив мгновенно появился Осман-бей, который сжал ее в объятиях.

– Ты получил мою записку? – спросила Роксалена, уткнувшись лицом ему в плечо. Закрыв глаза, она втянула в себя запах мужского чистого тела и прижалась щекой к ткани мундира возлюбленного.

– Тебе опасно сюда приходить, – озабоченно заметил Осман. – Ты уверена, что тебя не видели?

– Я была очень осторожна, и без того ситуация чрезвычайная.

– А что случилось?

– Моя подруга Сара, учительница, которая давала мне уроки английского, исчезла из дворца.

– Ее выкрали? – спросил Осман, отстраняя Роксалену и заглядывая в лицо возлюбленной.

Роксалена встревоженно пожала плечами.

– Понятия не имею. Наверняка мой отец знает, что произошло, но он не стал мне рассказывать. Думаю, сам в этом замешан.

– Может, мне попытаться что-нибудь узнать?

Роксалена кивнула:

– Пожалуйста! Сара совсем недавно приехала на Восток, и я беспокоюсь за нее. Она вызвалась меня учить английскому, и я чувствую на себе вину за то, что она оказалась в Топкапи.

– Не беспокойся, я попытаюсь все узнать о твоей учительнице, – сказал Осман, нежно целуя принцессу в лоб. – Встретимся завтра ночью в купальне? – уточнил он.

– Хорошо, завтра ночью, – согласилась Роксалена, сжимая ему руку.

Выскользнув из его объятий, она выбежала за калиточку.

Прошло два дня, прежде чем Сару снова вызвали к Халид-шаху. В течение этого времени Мемтаз пыталась ознакомить ее с правилами гаремной жизни, но Сара оказалась плохой и упрямой ученицей. Она только хмурилась, наблюдая за ритуалами хаммана, бассейна для купания: как красят хной ладони и ступни ног, как трут кожу пемзой, как моют волосы желтками яиц, как умащают все тело сандалом, амброй и мирром. Саре совершенно не хотелось прихорашиваться ради Халид-шаха, но, как и в первый раз, когда ее повели к нему в качестве его пленницы, ей дали понять, что выбора у нее нет. Девушка сидела, застыв, как статуя, пока свита рабынь под руководством Мемтаз, удаляла с ее тела почти невидимые волоски с помощью соды, пасты из лимона с сахаром. Этот болезненный ритуал вызвал у Сары бурю ярости и возмущения, не говоря уже о боли. Но когда она попробовала сопротивляться, Мемтаз тут же вызвала двух евнухов, которые держали ее, и процедура была продолжена. После завершения депиляции ее искупали и натерли кашицей из миндаля, чтобы еще белее сделать и без того светлую ее кожу, а потом нарумянили ей щеки, губы и соски. Сара с отвращением смотрела в зеркало, когда Мемтаз тщательно подводила ей глаза и брови. Затем Мемтаз надела на нее поверх тончайшей рубашки из хлопкового газа небесно-голубой кафтан, расшитый золотом, и восхищенно захлопала в ладоши.

– Прекрасно! – объявила она.

– Как мне отсюда выбраться? – спросила Сара.

– Выбраться невозможно. Лучше постарайтесь стать любовницей паши и насладитесь своим положением.

– А что потом? Когда я надоем паше, он передаст меня своим стражникам?

– Только от вас зависит не надоесть ему.

Сара со вздохом сдалась.

– Почему бы паше просто не изнасиловать меня, и дело с концом? – с отчаянием пробормотала Сара. – Он играет со мной, заставляя воображать всякие ужасы. А когда наконец за мной посылает, то я должна выносить эти глупые приготовления.

– Вы по нему скучаете? – хитро спросила Мемтаз.

– Шутите? – парировала Сара.

– Вы похожи на… джинни. На ангела.

– Я чувствую себя просто кобылой на параде с заплетенной гривой и прочее.

– Извините? – переспросила Мемтаз.

– Неважно. Я готова?

– Вы готовы.

Сара дотронулась, а затем потянула за сложенные в узел, причудливо заплетенные косы, стянувшие кожу головы, и Мемтаз шлепнула ее по запястью.

– Оставьте в покое, пожалуйста.

– От всего этого у меня только голова болит, Мемтаз. Одни эти кинжальчики весят не меньше фунта, – пожаловалась Сара, указывая на шпильки из резной слоновой кости, которые удерживали ее косы. Кроме того, украшения были тяжелыми от жемчугов и других драгоценных камней.

Мемтаз, поджав губы, промолчала. Она теряла терпение со своей упрямой подопечной, которая никак не могла понять, что тысячи женщин империи были бы счастливы оказаться на ее месте.

Наконец Сара встретилась с ней взглядом.

– Готовы идти? – спросила Мемтаз.

Немного помедлив, Сара кивнула.

Мемтаз хлопнула в ладоши, и двери комнаты распахнулись, словно по волшебству. Два евнуха застыли в ожидании, чтобы последовать за женщинами по вымощенному мрамором коридору.

Дворец Орхидей по своим размерам был меньше, чем дворец султана Топкапи, но построен с большим художественным вкусом. Стены из песчаника были увешаны богатыми гобеленами. Гарем располагался между мабейном, апартаментами паши, и комнатами главного черного евнуха. Валиде пашана, бабка Халид-паши, занимала в гареме самые богатые покои, но поскольку Сара теперь была фавориткой, то ее комнаты были почти такими же роскошными. От внешнего мира гарем отделяли Каретный дом и Птичий дом, вход в которые снаружи охранял отряд алебардщиков; а изнутри – евнухи. Сара с Мемтаз повернули за угол и, подойдя к мабейну, остановились перед резными двустворчатыми дверями. Капитан стражи ударил в них своим жезлом.

– Входите! – послышался за дверью голос Халида, этот голос заставил, сердце Сары колотиться сильнее.

Они вошли и оказались в зале со множеством колонн с золотыми светильниками, в которых горели восковые свечи, под ногами был расстелен огромный кирманский ковер, расшитый пестрыми райскими птицами. Это была аудиенция Халида. В дальнем углу зала находился вход в небольшую гостиную, затянутую шелком, где на парчовом диване возлежал Халид.

Инкрустированный столик, стоявший перед ним, был заставлен всевозможными лакомствами. Паша внимательно смотрел на приближающихся женщин, а потом указал на свободный диван напротив.

– Это для тебя, – обратился он к Саре, которая неохотно опустилась на самый краешек. – А ты можешь идти, – сказал он Мемтаз.

Служанка медлила.

– Я позабочусь о мисс Вулкотт, – проговорил Халид спокойно. Стражники изумленно переглянулись. Паша никогда и никому не подавал еды!

– Все можете идти, – громко сказал Халид, и Сара испуганно наблюдала за тем как комната пустеет. Она оставалась один на один с пашой Бурсы.

– Щербета? – вежливо предложил Халид, протягивая хрустальную вазочку с серебряной каймой.

Сара молча покачала головой.

– Советую попробовать, щербет очень вкусный. И не бойтесь, его уже проверили в Птичьем доме: яда в нем нет.

Поскольку Саре и в голову не приходила мысль о возможном отравлении, то на ее лице отразился явный испуг.

– Тебе всегда следует об этом помнить. Теперь ты фаворитка и вызываешь ревность у обитательниц гарема, – мягко заметил Халид.

– Я не желаю быть фавориткой, – строго сказала Сара.

Халид пожал плечами:

– Это от тебя не зависит.

– Похоже, от меня вообще ничего не зависит, – гневно ответила Сара, пристально глядя на него.

Халид покачал головой.

– Нет, почему. Ты можешь выбрать щербет из лайма, персика или апельсина, чай на гардении, липовом цвете или ромашке, кофе с вкусом гвоздики, корицы или розовых лепестков. У тебя масса возможностей выбирать. Еда, которую готовят в моем гульхане, – лучшая в империи. Тебе она понравится.

Сара только возмущенно посмотрела на него, оценив таким образом его остроумие.

– Хочешь бузы? – предложил паша, приподнимая серебряный кувшинчик с напитком из перебродившего ячменя. – Она очень вкусная, с поджаренным нутом и корицей.

– Нет, спасибо.

– Ракии? – осведомился он, указывая на кувшинчик с крепким напитком, стоявший рядом с ним.

– Нет.

Халид откинулся на диване.

– Неужели я не соблазню тебя ни одним из этих наслаждений? – спросил он, обводя рукой уставленный лакомствами столик: халва, рахат-лукум, различная выпечка, сверкающие всеми цветами радуги плошки с щербетами…

– Я хочу только одного, чтобы вы меня отпустили.

Халид вздохнул:

– Этого я сделать не могу.

– Почему?

– Потому что я тебя хочу.

При этих словах выражение его лица переменилось. Значит, они снова вернулись к тому же. Непринужденная беседа была всего лишь отвлекающим маневром, уловкой, рассчитанной на то, чтобы заставить Сару потерять бдительность, пока он будет готовить решающий удар. Девушка вздохнула.

Халид продолжал пристально наблюдать за ней. На нем была белая льняная одежда, вышитая золотой нитью, в распахнутом вороте которой виднелась сильная шея и начало темных завитков на груди. Фиолетовый шелковый кафтан с золотыми кистями безупречно подходил к его смуглой коже. Чувствовалось, что Халид тщательно готовился к их встрече. Его густые черные волосы отражали свет длинных свечей и лампы, стоявшей на сервировочном столике. Этот мужчина был великолепен, но к тому же он ее тюремщик, и забыть об этом Сара никак не могла.

– Разве мы всегда получаем то, чего желаем? – спросила Сара.

– Я – всегда.

Она улыбнулась и отвела взгляд.

– Что тебя так позабавило?

– Вы ужасно высокомерны. И это смешно.

Он презрительно взмахнул рукой, напомнив отца Роксалены.

– Я несколько лет находился среди британцев. На мой взгляд, это они – самые высокомерные люди на свете. Вежливые, они никогда не говорят того, что думают. Не понимаю, почему моя прямота воспринимается как высокомерие?

Сара промолчала.

– Разве это не так?

– Я не собираюсь обсуждать с вами британцев.

– А что ты будешь со мной обсуждать?

– Ничего.

– О! Я считал, что ты – преподаватель.

– Я преподаватель.

– Так преподавай мне.

Он оперся на локоть, и его кафтан распахнулся до самого пояса, которым служил золотой шнур. Под тонкой тканью нижнего одеяния хорошо просматривался его сильный торс. Сара демонстративно отвела взгляд.

– Что преподавать вам?

– Что угодно. Например, рассказывай мне о Соединенных Штатах Америки, в которых я никогда не был.

– А вам не понравится в Америке, там демократия, а не диктатура.

– Ты хочешь сказать, что я – диктатор?

– Но я же оказалась здесь не по своей воле.

– Ты будешь довольна, что оказалась здесь. В свое время.

– Мне бы хотелось уйти, – устало проговорила Сара.

– Нельзя, – ответил резко Халид, вставая. Сара встревоженно посмотрела на него и вся напряглась, когда он оказался рядом.

– Что сделали с твоими волосами? – спросил он с сильным британским акцентом.

Сара вздрогнула, почувствовав, что Халид прикоснулся к ее волосам, осторожно вынимая из прически один из костяных гребней.

– Не пугайся, – успокоил он. – Я хочу сделать тебе удобнее. Я же вижу, как тебе больно.

– Это еще цветочки по сравнению с процедурой ада, – пробормотала Сара, прикрывая глаза, пока он ловко расплетал одну из кос.

– Лучше? – спросил он. Вынужденная признать это, она кивнула.

Халид вынул второй гребень и расплел другую косу, расчесав волосы пальцами, и Сара на мгновение забыла об осторожности, наслаждаясь прикосновениями сильных пальцев, массировавших ей голову. Халид уселся рядом с ней и повернул спиной к себе, прислонив к своему плечу.