Евсевия встретила молодая женщина лет двадцати пяти, в светлой, расшитой узорами тунике, перевязанной золотым поясом. Её собранные вверх пышные волосы украшала блестящая диадема. Длинные серьги доставали почти до плеч. Красота женщины была яркой, бросающейся в глаза. Высокая грудь, прямые плечи, поднятый подбородок придавали фигуре уверенность, привлекательность и заманчивость.

«Какая красивая! Наверное, это хозяйка дома», – Юлия тайком любовалась возникшим перед её взором образом.

Женщина заинтересованно посмотрела на рабов-мужчин, бросила злобный взгляд на юную незнакомку и ласковым голосом обратилась к Евсевию:

– Господин, обед готов. Все утренние распоряжения выполнены. Жена в сопровождении служанки Анины отправилась к подруге, будет поздно вечером. Что прикажешь сделать с новыми рабами?

– Это рабы для поля. Накорми управляющего и рабов, дай всё необходимое и отправь их на земельный участок. Что касается девочки…

– Разве она не для поля?

– Нет, Соломея. Девочку оставь дома. Я заплатил за неё немалые деньги. Она грамотна, знает два языка – финикийский и латинский. Дай ей хорошую постель, несложную работу и научи нашему арамейскому.

Выражение лица женщины на секунду изменилось, но Соломея быстро взяла себя в руки и произнесла:

– Конечно, мой господин! Такая милая девочка. Обязательно займусь её воспитанием.

Управляющая отдала распоряжения домашним слугам насчёт обеда и жестом позвала Юлию следовать за ней.

Настроение Соломеи на остаток дня безвозвратно испортилось. Женщина никак не могла дождаться вечера, чтобы поделиться огорчением со своей подругой – рыжеволосой рабыней Танитой, услужливой и боязливой.

Ближе к ночи, когда небо бывает усыпано яркими звёздами и бодрящая прохлада побуждает закутаться в покрывало или накинуть тёплый плащ, две приятельницы Соломея и Танита отправились в дальнюю беседку сада обсудить события уходящего дня.

За ними шествовал двенадцатилетний мальчик-раб с серебряным подносом, на котором находились кувшины с вином и соком, бокалы, халва и лукум.

Мальчик поставил поднос на столик, освещенный лампадой, поклонился управляющей и её подруге.

– Можешь идти, Томас. Завтра с восходом вместе с новенькой отправишься помогать на поле.

– Да, госпожа.

Укутавшись в теплые шерстяные покрывала, Соломея и Танита удобно расположились вокруг столика, присев на невысокие скамьи и опершись на маленькие подушки. Танита налила вино в кубки, один из них подала управляющей. Соломея сделала несколько глотков.

– Ты представляешь, Танита, он привёл эту девчонку, как будто у нас не хватает слуг! Я понимаю, нужны рабы для работы на поле. Но в дом?

– Да… а ведь девчонка никакая…

– Танита, ты знаешь, я добивалась Евсевия несколько лет. Вроде бы у нас всё налажено. Он часто зовёт меня к себе. И тут на тебе – подарок! Покупает эту девчонку! Нашёл тоже на что тратить деньги. Лучше бы купил хорошего вина.

– И зачем она ему понадобилась?

– «Дай ей хорошую постель», «научи арамейскому» – я что, сумасшедшая растить себе соперницу? Чтобы через пару лет она заняла моё место?

– Соломея, да не бери в голову. Неужели он может променять тебя на кого-нибудь? Ну скажи, кто, кроме тебя, будет его так любить и ублажать?

– Не видела ни одного мужчины, который бы отказался от своего удовольствия ради любви к нему женщины.

– И как ты собираешься поступить с девчонкой?

– Я уже отдала её в подчинение Идры, – Соломея ехидно ухмыльнулась, – надеюсь, старуха научит её жизни!

Немного помолчав, Соломея добавила:

– До сих пор иногда ощущаю боль от плети Идры. И если бы на теле остался хоть один след, клянусь богами, я бы уничтожила старуху.

Танита вспомнила, как и сама получала той самой плетью. Тем временем управляющая продолжала:

– Девчонка будет работать на кухне, а ещё на поле. Кроме того, я запретила ей показываться на глаза хозяину. Пусть только посмеет. Я могу расправиться с ней не хуже Идры.

– Соломея, послушай, тебя так заботит эта девчонка, а что, жена Евсевия уже тебе не соперница?

– Да ладно. Разве её интересует что-то, кроме хорошего вина? Да и Фалмай всегда может её утешить. Хотя в целом я её понимаю. Ведь Евсевий, торгуя, несколько месяцев в год проводит в море. И что прикажешь делать Тали? Да, ей скучно. И нужно, чтобы кто-то поднимал настроение. Вот и развлекается, как может.

– Да… И детей у Евсевия и Тали нет уже который год…

– Ну и прекрасно! Нужны тебе эти сопливые?

Настроение Соломеи слегка поднялось. Женщины поболтали ещё немного и принялись за сладкое.

Холодный ночной ветер крал тепло и уют. На небо набежали тучи, намечался дождь. Спешно допив вино, подруги побрели готовиться ко сну.

V

Не успела Юлия оглянуться, как с момента, когда она впервые попала в дом к Евсевию, пролетело несколько недель. Вставала девочка с рассветом. Наспех перекусив, отправлялась работать на хозяйское поле, до которого они с Томасом добиралась пешком несколько часов. Возвращалась поздно вечером. В её каждодневные обязанности также входило перемыть посуду, оставшуюся после ужина. Иногда Юлия отправлялась спать далеко за полночь.

Девочка безропотно переносила все тяготы. Свои обязанности исполняла покорно, старательно и с молитвой.

Когда становилось особенно тяжело, Юлия тихонько уходила в сад, укрывалась за одиноким кипарисом и там усердно молилась Богу, пока не находила утешение в Его безграничной любви и милости.

«Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас», – эти обнадёживающие слова Господа часто звучали в душе юной девы.

Детей-рабов в доме было немного. Рядом с Юлиной постелью располагалось спальное место одиннадцатилетней Фамари, робкой, тихой девочки. В её обязанности входила помощь на кухне, уборка. На поле Фамарь не отправляли.

Подросток Томас ночевал с мужчинами-рабами. Юлия ежедневно работала с Томасом на поле. Парень не бил девочку за провинности, иногда даже помогал ей. За что Юлия была ему благодарна и иногда делилась скудным ужином или завтраком.

Месяца через два Евсевий вспомнил о Юлии. Это случилось в один из зимних коротких дней.

Вечерний сумрак пробрался в комнату хозяина, освещенную слабым мерцанием настенного светильника. На широкой кровати, укрывшись покрывалом, лежали двое – Евсевий и Соломея. Хозяин устало привстал, облокотился на мягкие подушки. Мужчина размышлял о предстоящем весеннем торговом круизе, об оснастке корабля. Внезапно в сознании Евсевия всплыл образ недавно купленной им красивой девочки. Недолго думая, хозяин спросил о ней у своей управляющей:

– Соломея, как там Юлия?

Вопрос застал женщину врасплох. Желая скрыть нахлынувшие чувства, Соломея повернулась к Евсевию, нежно провела рукой по темным волосам, мягкой бороде, задержала руку на груди хозяина.

– Всё нормально. Освоилась. Прелестная девочка. Только очень ленивая. Евсевий, мне жаль, но Юлия оказалась совсем неспособной к обучению. Сколько я ни старалась, у неё не получилось выучить и пары арамейских слов.

– Вот как… – разочарованно отозвался Евсевий.

– Дорогой, поверь мне, она не стоила тех денег, которые ты на неё потратил. Но я тебя не осуждаю. У тебя достаточно средств, чтобы ты распоряжался ими по своему усмотрению.

Немного помедлив, Соломея добавила:

– Знаешь, милый, недавно в ювелирной лавке я видела очень красивый перстень, золотой с тёмным изумрудом. Он бы как раз подошёл к тому браслету, который ты мне недавно подарил.

– Хорошо, Соломея, я посмотрю, что это за перстень.

– Спасибо, любимый.

Управляющая не спеша встала, надела тунику, набросила плащ, вышла из комнаты хозяина и направилась к себе в постройку для прислуги. Несмотря на привилегированное положение, Соломея прекрасно понимала своё место в этом доме. Она – рабыня, не более того. Все ночи женщина проводила в собственной отдельной комнате, расположенной в доме для рабов.

VI

Пожилая, утомлённая жизнью рабыня Идра ощущала крайнее недовольство тем, что на старости лет ей поручили присматривать за девчонкой.

Женщине не хотелось ни видеть детей, ни слышать их говора. Тем более, что с Юлией приходилось общаться на латыни.

Старая усталая рабыня жаждала лишь одного – покоя. На её взгляд она дала достаточно заданий девчонке, чтобы та меньше показывалась ей на глаза.

Юлия не возмущалась, не прекословила, послушно работала, не болтала, спрашивала лишь самое необходимое. На удивление, девочка полностью справлялась с заданием, хотя иногда находилась на кухне до глубокой ночи.

Всё это вызывало у видавшей виды, умудрённой опытом женщины крайнее изумление.

Прошло больше месяца, а Идре так ни разу и не пришлось применить к новой рабыне плеть.

Женщина начала присматриваться к девочке, исподтишка следить за ней. Однажды Идра заметила, как Юлия выбежала в сад и спряталась за кипарисом. Рабыня тихонько подкралась и услышала тонкий детский голос. Юлия молилась на финикийском.

Идра мгновенно узнала знакомый язык. На женщину нахлынули воспоминания. Это был язык её детства. Так разговаривали её родители, пока семья не разорилась и не попала в рабство за долги. Идра старалась расслышать каждое слово. Её интересовал не столько смысл, сколько позабытые, но такие родные звуки речи.

На следующий день вечером рабыня подозвала Юлию и спросила на латыни:

– Откуда ты родом?

– Из Карфагена.

– Как попала в Сирию?

– На наш город напали племена вандалов. Меня захватили в плен и продали Евсевию.

– Ты знаешь финикийский?

– Да, госпожа.

Идра наклонилась к самому уху девочки и тихо промолвила:

– Пойдем в сад, найдём укромное место, поговорим наедине.

Юлия послушно направилась за старой женщиной.

Остановившись около фонтана – статуи римского божества, льющего из кувшина воду, Идра перешла на финикийский:

– Я тоже родом из Северной Африки, из города Тагаст, он расположен недалеко от Карфагена.

– Да, знаю этот город. Несколько раз была там с родителями, – немного помолчав, девочка добавила, – Августин Аврелий тоже оттуда родом.

– Кто такой Августин Аврелий?

– Мои родители очень почитали его. Он богослов, христианин, много размышлял о Христе.

– Твои родители христиане?

– Да.

– И ты тоже?

– Да.

– Помню… помню это учение… В детстве я тоже ходила в Церковь, – Идра глубоко вздохнула, – но с тех пор, как попала в рабство, даже и не вспоминала о Христе… Да и мой прежний хозяин – отец Евсевия, не потерпел бы христианку у себя в доме. Но ты, Юлия, я вижу, сохраняешь веру и любовь к Богу.

– В Нём вся моя жизнь, – призналась девочка, – Идра, здесь все говорят на арамейском. Это язык Христа. Мне так хотелось бы знать его.

– Юля, я научу тебя… Но будем держать это в тайне. Мы не должны показывать наши хорошие отношения ради твоей безопасности. Здесь в доме это не поощряется. Да и Соломея при первой же возможности придумает что-нибудь, чтобы уничтожить тебя.

– Почему она так злится на меня, Идра? Ведь я же не сделала ей ничего плохого?

– Юлечка, ты не всё пока понимаешь… Она видит в тебе соперницу. И не успокоится, пока не сокрушит тебя.

– Идра, спасибо тебе за всё, – девочка с благодарностью взглянула на рабыню. – Мне очень хочется обнять тебя. Ты разрешишь мне когда-нибудь сделать это?

– Ближе к ночи, когда слуги отправляются готовиться ко сну, я буду приходить к тебе на кухню. Вот и сегодня ожидай меня.

– Хорошо, я постараюсь всё прибрать к твоему приходу.

Юлия с лёгким сердцем побежала исполнять свои каждодневные обязанности.

Идра окинула взором утопающий в сумерках сад. Ухоженные тропы змейками расползались в разные стороны от струящегося фонтана, влекли в самые потаённые уголки. Сад, казалось, мирно спал. Зимние месяцы готовили зелёных жителей к красочному весеннему наряду.

У старой женщины появилось желание, как когда-то в детстве, пробежаться по узкой тропинке, очутиться в сказке, рисуемой замысловатыми тенями, отбрасываемыми невысокими деревьями и густыми кустарниками. Идра глубоко вдохнула бодрящий вечерний воздух. «Я жива! Я ещё жива! Я могу чувствовать и радоваться, наслаждаться свежим морским ветром, нежным запахом цикламенов. И ещё… Я могу любить! Могу заботиться и приносить кому-то счастье. И я хочу защитить эту девчушку от опасностей и бед, которых я не избежала в её возрасте», – Идра энергично заковыляла по одной из тропинок сада, напевая какую-то весёлую детскую песенку на финикийском.

VII

Бежали месяцы, летели годы. За это время Евсевий несколько раз отправлялся в длительные морские торговые рейды. В доме богатого сирийца всё оставалось без изменений. Соломея нисколько не ослабила хватку, по-прежнему жёстко контролируя слуг, в полной мере распоряжаясь домашним хозяйством своего господина.