Юлия Крюкова - Жемчужина Корсики

– Господи! Услышь молитву недостойной рабы Твоей. Спаси и помилуй Евсевия! Ребёнком купил он меня у торговцев. Никогда не видела от него зла, не слышала дурного слова. Выкормил и вырастил меня, заботится и до настоящего момента обо мне. И спокойна я с ним, и чувствую его любовь и защиту. Но не этого хочу, Господи! А только спасения его души! Чтобы Ты, Господи, открылся Евсевию. Чтобы выкинул мой хозяин из сердца всех идолов и поклонился тебе, единому Богу.

Юлия на мгновенье остановилась. С берега доносились приглушенные звуки, в которых слышался монотонный ритуальный ритм. Кричали чайки, усиливался ветер, приближалась буря.

– Господи! Отврати беду, помилуй погибающие души. Прошу Тебя, Господи, даруй Евсевию и народу этого острова истинную веру, сокруши их идолов! Возьми мою никчемную жизнь, только сохрани души моего господина и заблудших корсиканцев.

Тем временем по всей пристани развернулось неистовое пиршество. Набережная наполнилась людьми, украшенными разноцветными гирляндами.

Один из язычников, прогуливаясь по берегу, заметил на торговом корабле прекрасную девушку, стройную станом, стоящую на корме и вглядывающуюся в бесконечную даль взволнованного моря.

Подойдя ближе, корсиканец подождал, пока девушка повернется к нему лицом, и когда это случилось, был впечатлён её юностью, свежестью и красотой.

Как только мужчина попытался заговорить с незнакомкой, девушка тут же скрылась в каюте и больше не выходила.

Вернувшись к столу, корсиканец первым делом поинтересовался:

– Чей корабль стоит справа у пристани?

Ему тут же ответили:

– Торговца из Сирии. Он прибыл сегодня днём. Глянь туда, – корсиканцу-язычнику показали место, где пировал Евсевий, – вот он сидит рядом с губернатором. Видишь его?

Не отвечая на вопрос, мужчина направился прямиком к Евсевию. Подойдя к сирийцу, корсиканец поприветствовал торговца и сразу приступил к делу:

– Любезнейший, видел я на твоём корабле прекрасную женщину. Если это твоя жена, почему не взял её с собой на пир?

– Она не жена. Она… – Евсевию не хотелось раскрывать, что Юлия – рабыня. – Девушка просто сопровождает меня, помогает в торговле.

– Скажи ей, чтобы шла к нам.

– Она останется на корабле.

– Почему?

– Девица не любит шумных празднеств.

Корсиканец раззадорился ещё больше. Видя, что сириец не отпустит девицу на пир, язычник решился на хитрость. Он подошёл к губернатору, строгому язычнику, ревностно исполняющему все обряды и ритуалы, и доложил о девушке:

– Господин Феликс, ты приблизил сирийца, и он пиршествует у тебя за столом. А знаешь ли ты, что на корабле у торговца осталась девица, которая не чтит наших богов и не желает участвовать в трапезе в честь Баал-Хамона. Ты же не хочешь, чтобы из-за какой-то девчонки боги разгневались на нас?

Губернатор внимательно выслушал и тотчас обратился к купцу:

– Евсевий, почему не все твои люди принимают участие в празднике? Говорят, на твоём корабле есть девица, не желающая почтить наших богов. Приведи её к нам.

– Она не придёт, Феликс. Хочешь, я и за неё принесу в жертву барана?

В разговор вмешался корсиканец:

– Зачем нам баран? Нам нужна девица! Приведи её, пусть воздаст честь покровителям Корсики.

– Девица никуда не пойдёт.

Корсиканец вопросительно посмотрел на губернатора. Тот подмигнул соотечественнику, при этом вслух произнёс:

– Хорошо, как знаешь, Евсевий.

Спустя некоторое время Феликс подозвал охрану и слуг и отдал тайный приказ:

– Сирийскому купцу Евсевию наливайте вино до потери сознания. Его людей придержите, разведайте, есть ли кто-нибудь на его корабле, кроме девицы.

Подчинённые тотчас направились исполнить указания господина.

Через два часа скорбную Юлию силой доставили к Феликсу Саксо.

На остров опускались сумерки, словно желая скрыть непорочную красоту девушки. Неистовое торжество продолжалось, корсиканцы заметно опьянели. Тех, кто не мог от количества выпитого вина удержаться у стола, оттаскивали и клали на траву. Среди спящих корсиканцев Юлия увидела и Евсевия.

Губернатор обратился к молодой особе:

– Девица, воздай хвалу богу и присоединяйся к пиру.

На что Юлия спокойно заметила:

– Я и так постоянно восхваляю Бога, прославляю Его и возношу почести.

– Если ты чтишь богов, принеси жертву и Баал-Хамону, мы дадим тебе отведать самого лучшего вина с Сицилии.

– Христос мой Бог, разве могу променять Его на идола?

Феликса начал раздражать разговор с чужеземкой:

– Принеси жертву и будешь свободна.

– Свобода там, где дух Господень, дух Господа моего Иисуса Христа.

Губернатор отдал приказ проучить непокорную девушку. Юлию стали таскать за волосы, пинать, несколько раз ударили по лицу до крови.

Феликс, развлекаясь унижением невинной женщины, уверенный в её покорности, спросил:

– Ну, теперь согласна?

– Нет.

Ответ Юлии вывел губернатора из себя:

– Высечь её.

С девушки стянули одежду, связали руки, бросили на землю, принялись жестоко избивать, каждую секунду ожидая от стойкой чужеземки крика пощады.

Но Юлия молчала. Язычники не услышали от девушки ни стона, лишь слёзы тонким ручейком орошали усталое лицо. В душе же мученица непрестанно взывала к Богу: «Господи! Благодарю, что даруешь пострадать за Тебя. И Тебя били и распяли ради меня, потерплю же и я ради Тебя! Только молю, Господи, не оставь Евсевия и этих язычников, которые не ведают, что творят. Спаси их души ради души рабы Твоей. И да свершиться воля Твоя. Тебя, Господь, больше всех любила я в своей жизни, и к Тебе стремится душа моя! Не отринь меня, Боже мой. Даруй выдержать всё, что предуготовил рабе Своей».

Губернатор, наблюдавший за кровавым зрелищем, жестом остановил мучителей, приказывая еще раз вопросить полуживую Юлию:

– Узнайте, готова ли воздать хвалу Баал-Хамону? Если не может говорить, пусть кивнёт, и оставьте её.

Погружённая в молитву мужественная христианка с трудом воспринимала реальность. На очередной вопрос язычников девушка могла лишь отрицательно качнуть головой.

– Господин Феликс, глупая девица по-прежнему упорствует! Что прикажешь?

– Не хочет по-хорошему, так пусть же сама и будет жертвой богу. Отрежьте её груди и киньте на скалы в дар Баал-Хамону. Саму же девицу распните на кресте. Пусть умрёт, как и её ничтожный Бог.

Избитую и измученную Юлию за волосы потащили на крест.

Евсевий проснулся утром следующего дня. Слуги, окружившие господина, оживлённо переговаривались и отводили глаза в сторону. Купец окинул взором место вчерашнего пиршества. Разбросанные лавки, столы с остатками недоеденной пищи, назойливые собаки, стремящиеся утянуть со стола массивную кость.

«Как там Юлия? Ведь она оставалась одна на корабле. Не случилось ли что с ней?» – Евсевий тяжело встал с намерением как можно быстрее попасть на судно. Слуги нехотя потянулись за господином. Видя необычное поведение подчинённых, купец насторожился:

– Всё ли в порядке с Юлией?

Слуги, потупив взор, молчали. Купец бросился на корабль. Тщательно обыскав все каюты, не найдя любимую, Евсевий выбежал на набережную, окликнул первого попавшегося корсиканца:

– Не видал ли девушку с корабля?

– Это ту, которая христианка и не пожелала прославить нашего Бога?

По телу Евсевия пробежала холодная дрожь.

– Если ты имеешь в виду эту девицу, то она там, – прохожий махнул рукой в сторону языческого храма, – висит, распятая на кресте!

Купец помчался в указанном направлении. Еще издалека он заметил деревянный крест, на котором просматривался силуэт человека. Приблизившись вплотную, Евсевий узнал Юлию. Склоненная голова святой мученицы, до последнего выдоха верной Христу, безжизненно покоилась на груди. Длинные распущенные волосы прикрывали чёрную рану на груди. Все тело страдалицы было исполосовано и исколото. Руки и ноги таили следы жестоких побоев.

Евсевий расплакался от жалости, припал к холодным стопам любимой.

В мгновение ока купцу стал до отвращения противен и этот остров, и их мерзкий бог, допустивший такое надругательство над невинной девушкой, и весь этот жестокий народ.

«Бежать прочь! Срочно покинуть ненавистный остров!» – Евсевия трясло от одной мысли, что эти проклятые люди вытворили с его любимой.

Получив жёсткий отказ от Феликса снять тело Юлии с креста и предать земле, купец, не раздумывая, отправился на родину.

Торговый корабль, взяв курс на Сирию, спешно отчалил от острова. Купец не мог думать ни о непроданном товаре, ни об издержках, его интересовало лишь то, что прямо или косвенно было связано с Юлией. Подозвав слуг, Евсевий тихо попросил:

– Расскажите, как это произошло.

По мере описания событий сердце Евсевия готово было разорваться от жалости и бессилия. Вслед за ними в душу чёрной тучей пробиралось безграничное отчаяние.

– … и когда Юлию приковали к кресту, мученица благословляла Христа. И на последнем выдохе из уст Юлии выпорхнула белая голубка и улетела в небо.

Выслушав повествование, Евсевий тотчас закрылся в каюте Юлии, где дал волю чувствам. Вскоре из комнаты раздались глубокие рыдания.

В этой маленькой каюте всё напоминало о любимой. Вот её гребень, пояс, аккуратно сложенная накидка, папирусный свиток.

Лучи солнца, прокрадывающиеся внутрь комнаты, светили, как её ласковые глаза. Шум моря будил воспоминания о нежных руках и плавных движениях девушки.

Ближе к вечеру слуги принесли еду.

Евсевий безразлично открыл дверь. В каюту внесли подносы с яствами и напитками. Когда купец увидел кувшин с вином, не смог сдержать нахлынувший гнев и резким движением ударил по серебряному подносу так, что тот перевернулся, и вино разлилось на пол.

– Убирайтесь и не беспокойте меня.

Слуги покорно оставили господина, унося нетронутую пищу и разбросанную посуду.

Три дня Евсевий провёл на кровати Юлии, практически не вставая. Иногда из каюты доносились его полные отчаяния рыдания.

На четвёртый день Евсевий обратил внимание на небольшой сложенный вчетверо листок бумаги, покоящийся на столике, расположенном рядом с кроватью.

Дрожащей рукой купец развернул пергамент. На ладонь упал высохший цветок кораллового цвета с тонкой ножкой и лепестками в форме сердечек. Купец взглянул на текст. Аккуратно выведенные слова на арамейском не оставляли сомнения: «Это её почерк». Евсевий медленно прочёл:

– Отче наш, сущий на небесах!

Внезапно теплая волна, несущая душевный покой, до краёв наполнила сердце убитого горем мужчины.

– Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе.

Евсевий всей душой, почти физически почувствовал присутствие Юлии.

– Хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.

Чуть ниже слов молитвы красовалась устремлённая ввысь белая голубка с веточкой оливы в клюве.

Неизреченная радость охватила сердце мужчины. Евсевий чувствовал, понимал – Юлия жива. Она здесь, рядом с ним, в лучах солнца, в шуме моря, в этой каюте и на корабле. Он знал, что всегда найдёт её в молитве и любящем слове Господа. Мужчина осознал в полной мере, что её Бог – это теперь и его Бог! И в Нём он обрёл Юлию навсегда.

Не зная, как обратиться ко Господу со словами благодарности, Евсевий лишь тихо произнес:

– Спасибо, Христос!

На следующий день после жестокой казни мученицы в мужском монастыре, расположенном на маленьком островке Горгона, что между Корсикой и материком, монахи, как обычно, утром причащались Святых Христовых Тайн.

Внезапно ослепительная вспышка света заставила иноков на мгновение закрыть глаза. Спустя секунду посредине храма монахи увидели величественного Ангела с веточкой белой лилии. Голубая тога, украшенная золотистой каймой, белоснежные крылья, аккуратно сложенные за спиной, сверкающий божественный лик не оставлял сомнений – перед иноками предстал Архангел Гавриил.

Насельники монастыря в изумлении застыли перед неземной красотой и величием небесного посланника.

– Братья, услышаны ваши молитвы перед Господом. Корсика станет христианской. Господь дарует благодать острову. Юная дева, невинно пострадавшая за Христа, умолила Господа помиловать эту землю и сей неразумный народ.

Архангел повёл крылом, словно приглашая последовать за ним в воображаемое путешествие:

– Родилась дева в Карфагене в семье благочестивых родителей, ребёнком продана в рабство, попала в семью сирийца-язычника…

По мере рассказа монахи поражались боголюбию девы, её верности Христу, ужасались вероломности и жестокости корсиканцев-язычников, усердно молились о мученице.