Элизабет Лоуэлл - Жемчужная бухта

Арчер вздрогнул.

– Теперь ясно, чего он хотел от своей религии. Чуда.

– Но это…

– Безумие? Мы уже согласились, что Лэн не был рекламным образцом психического здоровья.

Ханна выпрямилась и протянула душ Арчеру.

– Ваша очередь.

Он последовал ее примеру.

– Расскажите о врагах Лэна.

– Каждый, с кем он имел дело, рано или поздно становился его врагом.

Арчер задумчиво провел рукой по быстро высыхающим волосам. Кожа от морской воды чесалась, но это пустяки, у него есть более важные проблемы. Он подставил под струю водонепроницаемые часы, глядя, как мчавшиеся куда-то секунды превращаются в минуту. Текущее время. Текущее слишком быстро. Со вчерашнего дня его уже столько утекло, а он по-прежнему не нашел ответов на свои вопросы.

Он потерял некоторое время, пока нырял. Но может, он не зря потратил его. Гипотеза о саботаже подтвердилась, хотя он еще не знал, кто и зачем перерезал тросы.

– Думаю, что для операции с тросами потребовалось несколько человек. Перед началом бури у них было очень мало времени, – сказал Арчер, бросая вымытые ласты на пол: вода стечет в решетку у стены. – А кто-нибудь из врагов Лэна имел друзей среди ненавидящих его?

– Мы говорим о его личных врагах или конкурентах? – уточнила Ханна.

Союзы у поставщиков жемчуга весьма непрочные. Китайцы, японцы, французы, индонезийцы, австралийцы – все участвовали в рискованных предприятиях. Даже американцы занимались жемчужным бизнесом на Гавайях.

Коалиция Лэна, куда входили мелкие фермеры, особого веса не имела, но, объединившись с каким-нибудь синдикатом, могла нарушить рыночный баланс в свою пользу.

И Лэн наверняка пытался это сделать, когда находился в здравом уме. Следовательно, он представлял собой угрозу, и его требовалось убрать. А чтобы найти подтверждение, необходимо поймать убийцу и заставить его говорить.

– Меня интересуют личные враги, – сказал Арчер. Об остальном ему известно больше, чем Ханне.

– Лэн ни с кем близко не общался, только со мной.

– Плохо. Убийство всегда совершается по личным мотивам.

Арчер подставил голову и плечи под теплые струи. Тэдди Ямагата оказался прав, борода в тропиках совсем ни к чему, но бритье вызывало раздражение. У него это наследственное.

Протерев глаза, Арчер чуть не выронил душ. Пока он мылся, Ханна успела снять гидрокостюм и осталась в купальнике, состоявшем из трех лоскутков материи цвета индиго. Правда, он видел на женщинах и меньшее количество одежды, только ни одну из них он не хотел так сильно. Когда Ханна отвернулась, Арчер заметил синяки на левом плече и бедре. Значит, ему не удалось закрыть ее прошлой ночью от обломков крыши.

– Извините.

– За врагов Лэна? недоуменно спросила она.

– Нет, за это. – Он нежно коснулся пострадавших мест.

– Вы не виноваты, – с трудом выдавила она.

– Черта с два. Я сбил вас на пол.

– Чтобы защитить.

– Вижу, мне это плохо удалось.

– Глупости. Просто я была слишком испугана, чтобы поблагодарить вас. Такого для меня не делал никто на свете.

– Не сбивал вас с ног? – усмехнулся Арчер.

– Не защищал меня, рискуя собственной жизнью. Родители отдавали все свое время просвещению индейцев, а Лэн… Он считал, что и так сделал достаточно, женившись на мне. Если возникали неприятности, я всегда должна была выпутываться сама. В одиночку.

«Выкидыш и болезнь тоже были в числе проблем, которые Ханна решала в одиночку», – подумал Арчер, не имея возможности спросить ее об этом, иначе пришлось бы объяснять, как он узнал о ее прошлом.

– Плечо болит? – спросил он, глядя на синяк, который стал еще заметнее.

– Нет.

– А бедро?

– Я не фарфоровая статуэтка.

Ханну одновременно раздражала и трогала его забота. Как и его присутствие. Сердце у нее начинало колотиться так, будто она слишком быстро плыла.

– Ничего страшного.

– Но сейчас вы пострадали по моей вине.

Ханна рассерженно хмыкнула и сказала:

– Снимите же наконец этот проклятый костюм, чтобы я могла повесить его сушиться.

Ее всю жизнь окружали сильные мужчины: то охотники в районе Амазонки, то ныряльщики в Австралии, – она привыкла к виду мускулистого, здорового мужского тела, однако на Арчера уставилась, словно монашка, оказавшаяся вдруг на пляже в Рио-де-Жанейро.

Ханна заставила себя отвести взгляд и тут увидела кровоподтеки, исполосовавшие его спину.

( Почему вы не сказали мне, что ранены? Вам не следовало нырять с…

– Я в порядке.

– Черта с два. Ваша спина выглядит так, будто кто-то отделал вас дубинкой или бейсбольной битой.

– Ваше плечо и бедро выглядят не лучше.

– Есть разница..

– Да? Какая же?

– Я знаю свои возможности.

– Вы меня утешили, – пробормотал Арчер. – А я знаю свои. Немного онемело плечо, вот и все. Остальное страшно только с виду.

– Немного онемело. Вздор.

– В здешних местах это называется вздором?

– В здешних местах ныряние с травмой называется дурью. Вам наверняка причиняли боль даже лямки акваланга.

Голос сердитый. Арчеру показалось, что она, если бы могла, взяла бы его боль. И для нее не имело значения, что он выше на шесть дюймов, тяжелее на восемьдесят фунтов и намного сильнее, чем она.

Ему нравилось, что она беспокоилась за него, но еще больше понравилось бы, если бы она хотела его.

– Вы же видели, как я нырял. Разве что-то было не так?

Ханна мысленно выругала его за глупую мужскую гордость.

– Что-то было не так? – спокойно повторил он.

– Нет. Вы действовали, как прирожденный ныряльщик, только… Никто… – Ханна нетерпеливо махнула рукой. –Я не привыкла…

– Чтобы вам помогали?.

– Защищали. Я в этом не нуждаюсь.

– Все нуждаются.

– Даже вы? – осторожно поинтересовалась Ханна. За его внешним спокойствием угадывалось нечто такое, отчего у нее перехватывало дыхание.

– Вы старались опередить меня, чтобы первой оказаться у клетки со змеями.

– Я не была уверена, знаете ли вы, что они…

– Смертоносны, поскольку их яд самый опасный на планете? – внешне спокойно осведомился Арчер.

– Да.

Ванная была крошечная, поэтому ему хватило полшага, и, оказавшись рядом с Ханной, он погладил ее по щеке, затем по коротким мокрым волосам, заглянул в темные-претемные глаза.

– Значит, вы можете играть с морскими змеями, а я не могу прикрыть вас от обломков рухнувшей крыши, так?

– Правильно, – вызывающе сказала Ханна.

– Ответ неверный. Попробуйте еще раз.

– Арчер… – Она стояла достаточно близко, чтобы разглядеть в его серо-зеленых холодных глазах всполохи синего. – Знаете, у вас есть синий цвет в глазах.

– Потому что здесь голубой кафель. В зеленом помещении они станут зелеными, разозлите меня хорошенько, и, как мне говорили, они будут стальными. Вы не ответили на вопрос, Ханна.

– Мне ненавистна мысль, что вы пострадали из-за меня.

– А вы думаете, мне была приятна мысль, что рухнувшая крыша может вас убить? Думаете, мне было приятно, когда после вашего звонка в Сиэтл я уже знал, что должен немедленно увезти вас отсюда? Думаете, мне приятно, когда я вижу синяки на вашем теле и знаю…

Ханна прижала палец к его губам.

– Я тоже хочу найти убийцу Лэна. Но это моя забота, а не ваша.

Арчер на миг закрыл глаза, удерживаясь от соблазна поцеловать ее. Иначе он бы не остановился, пока не забыл бы обо всем на свете.

– Ханна.

От его голоса у нее по телу пробежал огонь. Хотя она давно не знала мужчины, но еще не забыла то необыкновенное возбуждение, горячий натиск, ритмичное стремление тела к телу.

– Если вы не перестанете смотреть на меня смотреть так, словно… – начал он.

– Словно? – перебила его Ханна.

– Словно хотите узнать, что почувствуете, когда я буду в вас.

– А вы хотите узнать?

– Я хочу это знать уже десять лет.

Она только раскрыла глаза от изумления. Десять лет.

Воспоминания о Лэне обдали ее холодом, моментально погасив жар. Десять лет назад Ханна не сомневалась, что он ей подходил, но Лэн оказался неверным выбором.

Лэн, который не обратил внимания на то, что их ребенок умер, не родившись. Просто не обратил внимания, бросил ее, тяжело больную, в госпитале, где никто не говорил по-английски, и погнался за очередным слухом о черной жемчужине.

Но теперь ей уже все равно. Она научилась не иметь желаний, научилась не рисковать нерожденными детьми ради причуд их беззаботного отца. Она бы никогда себя не простила за это. Никакое суровое наказание не могло бы искупить подобную ошибку, даже проклятая жизнь с Лэном Макгэрри.

Арчер ощутил в ней перемену еще до того, как она сделала шаг назад, позволил ей выскользнуть из объятий, потому что нельзя удержать пламя, не обжегшись.

– Что Лэн вам сделал? – тихо спросил он.

Ханна не ответила.

Вспомнив свободу, переполнявшую ее в бирюзовом море, она подумала, сможет ли когда-нибудь обрести мужество для такой же свободы на земле, рядом с мужчиной, которого она боялась и одновременно хотела.

– Лэн научил меня быть осторожной. Всегда, везде, со всеми. Неплохая вещь – осторожность. – Ханна усмехнулась. – Держу пари, вы и сами знаете об этом. Повернитесь, я осмотрю ваши синяки, которые вы заработали, будучи чертовски осторожным.

Тон язвительный, но руки, ощупывавшие ;его спину, были нежными. Жар мускулистого тела заставил ее пожалеть об уроках Лэна, и, прикасаясь к коже Арчера, она испытывала непонятное томление по чему-то, чего не могла выразить словами. Просто чувствовала.

– Я был осторожным десять лет назад, а потом сожалел об этом, как ни о чем другом в жизни.

– Что вы имеете в виду?

Он повернулся, и они снова оказались лицом к лицу. Ее прикосновения разожгли Арчера еще больше, сила желания изумляла его, лишая способности думать о чем бы то ни было, кроме сексуального голода. Он видел только ее глаза, затуманенные прошлым, которое невозможно изменить. Слишком поздно.

– У нас с Лэном были сложные взаимоотношения, – спокойно ответил Арчер. – Я даже не знал, насколько сложные, пока не стало поздно.

Подняв руку, он разгладил морщинки, образовавшиеся у неё между бровями. Очень нежно. Глаза Ханны расширились от удивления, но его руку она не оттолкнула.

– Я вырос в большой семье, где царили любовь, объятия, шумное веселье. Дедушки и бабушки, дяди и тети, кузены и кузины, родители, братья и сестры, кошки и собаки, машины и бассейны. А Лэна воспитывала женщина, которая его не любила, которая начала жизнь расчетливым куском дерьма и закончила шлюхой-алкоголичкой.

Ханна внимательно слушала. Ей всегда было интересно узнать о детстве Лэна, хотя она научалась не спрашивать об этом. Она многому научилась.

Арчер учил ее сейчас другому, нежно к ней прикасаясь вопреки своему грубому желанию.

– Когда я нашел Лэна и рассказал, кто я, он просто уставился на меня. Я сказал, что он приглашен в резиденцию Донованов, что папа несколько лет искал его.

– И что ответил Лэн?

– «Слишком поздно, малыш. Время не повернешь вспять».

– Да, это на него похоже.

– Я пытался убедить его прийти домой, а он сказал, что он уже дома.

– Где он был?

– В чертовой дыре под названием Коулун.

Губы у Ханны дрогнули. Там началась лихорадка, оборвавшая ее беременность. Но теперь это казалось таким далеким.. Мир сузился до одной комнаты, до одного человека, смотревшего на нее, словно на только что открытый источник жизни.

– Я не сдался, – продолжал Арчер. – Я просто не мог позволить ему уйти. Он был светловолосым викингом, как Джастин и Кайл, с улыбкой Донована, с его манерой смотреть через плечо. Даже смеялся Лэн, как отец. Я не мог поверить, что Лэн не такой, как остальные члены моей семьи.

– Поверьте, – сухо ответила Ханна. – Он не был похож на Донованов. По крайней мере я надеюсь, что не был.

– Внешне – да. Но теперь я знаю, что он был другим. И помочь вам я не смог. В Лэне уже было что-то покалечено или сломано, а может, отсутствовало или зачахло. Отчасти виной тому его воспитание, а отчасти выбор, который он сделал, уже став достаточно взрослым. Почему, уже не имеет значения. Главное, что я понял это слишком поздно.

Ханна видела, как меняются его глаза, как Арчер отдаляется, хотя не сделал ни малейшего движения. Сердце у нее сжалось. Она знала, как можно истекать кровью под маской осторожности, которую демонстрируешь окружающим.

– Слишком поздно я понял, что он любил меня не меньше, чем ненавидел. Он считал нас не своей командой, а враждебными конкурентами и всегда старался победить.

– Лэн хотел доказать миру, что он лучше всех.

– Он так говорил? – спросил Арчер.

– Нет. Он просто имел обыкновение издеваться надо мной, дескать, я выбрала не того человека в Рио. А если человек из Рио оказался неподходящим, то должен быть и подходящий. Вы.